— Так это и есть та самая хижина, что изображена на картине! — воскликнул Сергей Иванович. — Конечно! Кому бы пришло в голову строить дом на этой голой скале?
— Судя по всему, нам следует искать пещеру, — сказала я. — Давайте разделимся и разойдемся в разные стороны, чтобы ускорить поиски.
Мы разбрелись и принялись осматривать странное природное сооружение, издали напоминавшее хижину.
Сколько я ни заглядывала в расщелины между глыбами, нигде ничего похожего на пещеру не было.
Но зато, бросив случайный взгляд на правый берег, я увидела три небольших горы, расположенных точно так же, как это было изображено на картине.
Правый берег был обрывистый и высокий, а левый — наоборот, низменный, луговой, болотистый. Левый берег просматривался очень далеко. Но три холма на правом — это был четкий ориентир.
Последние сомнения в том, что мы отыскали место, обозначенное на картине, меня покинули. Но при этом возникли вопросы, которые я тут же поспешила задать Кряжимскому.
— Сергей Иванович! — крикнула я. — Идите скорее сюда!
— Нашла? Оля? — тут же откликнулся он. — Пещеру нашла?
— Нет, пещеру не нашла, — ответила я. — Другое. Смотрите…
Я показала на три возвышенности на правом гористом берегу Волги.
— Эти горки были изображены на картине, верно? — спросила я Кряжимского.
— Ну да, конечно, эти! — воскликнул он. — Какие же еще? Неужели ты до сих пор сомневаешься?
— Нет, не сомневаюсь, — сказала я. — Только покажите мне, пожалуйста, где находится тот самый обрыв, на котором сидит человек на картине? Ведь сидит, вспомните, он на левом берегу?
— Без сомнения, на левом! — уверенно сказал Кряжимский и вдруг остановился и задумчиво уставился на низкий берег за волжским рукавом. — Но позвольте, на левом берегу нет никаких обрывов!
— Могло это быть некоторым художественным преувеличением со стороны автора? — спросила я.
— Это могло быть всем, чем угодно! — ответил он раздраженно. — Я только сомневаюсь теперь: если на левом берегу нет обрыва, то на острове может не оказаться пещеры. Но тогда — что же за план был изображен на картине?
— Я думаю, — сказала я, — если мы ничего не найдем на этой скале, то самое разумное решение — вернуться как можно скорее домой. Вы слышите, Сергей Иванович, не в дольскую гостиницу, а…
— Вот она, пещера! — раздался Ромкин голос, и мы с Сергеем Ивановичем, обгоняя друг друга, бросились к нему. — Нашел!
Чуть дальше к северу, за каменной «хижиной» мы увидели ровное, словно расчищенное от глыб место. На нем росли какие-то диковинные цветы, которые склоняли свои соцветия почти до земли и будто прижимались к грязно-серому камню опоки.
Они образовывали почти ровный круг, окаймленный тоже невесть откуда взявшимся на верхушке скалы бурьяном. В самом центре круга сидел Ромка и махал нам рукой.
— Вот она, здесь! — воскликнул он, когда мы приблизились. — Ее среди цветов и не заметить! Я чуть ногу не сломал — попал ногой прямо в эту дыру. Лаз достаточно широкий, человек свободно проходит.
— Ну вот и она! — вожделенно сказал Сергей Иванович. — Кто первый?
— Пойдем вместе! — сказала я. — Разве важно, кто первый?
— Не знаю, — признался Кряжимский, — но остаток моих дней согревала бы мысль о том, что я первым увидел сокровища Степана Разина.
— В таком случае, вы первым и идите, — сказала я. — Я надеюсь, что в моей жизни найдется что- нибудь еще, чтобы согреть мою старость.
Пока мы забирались на скалу, осматривались и искали вход в пещеру, над Волгой сгустились сумерки. Ясно было, что до утра нам спуститься не удастся. Я не настолько безрассудна, чтобы спускаться в темноте со скалы, на которую мы при дневном свете забрались с трудом.
А поскольку в пещере в любом случае — темно, рассудила я, нет никакого смысла откладывать ее обследование до утра, все равно придется пользоваться фонариками. Так ради чего же терять время? Не так уж мы и устали, чтобы устраиваться на отдых перед входом в пещеру, в которой, вполне вероятно, хранятся сокровища.
Небо над луговым берегом Волги уже совсем потемнело, и далеко у горизонта время от времени вспыхивали зарницы. Обстановка на голой верхушке скалы, несмотря на все наше возбуждение удачной находкой Ромки, складывалась, прямо скажем, жутковатая.
— Если уж верить народным преданиям, — сказала я, пытаясь разрядить гнетущее настроение, которое наваливалось на нас вместе со сгущающейся с каждой минутой темнотой, — то следовало бы дождаться полночи. А потом разыскать среди этих цветов папоротник. Откуда вы знаете, Сергей Иванович, может быть, этот клад заговорен?
Я тут же поняла, что моя попытка пошутить не совсем удачна. Кряжимский посмотрел на меня и сказал вполне серьезно:
— Заговаривали в старину обычно кровью.
— Как это? — спросил Ромка.
— Убивали кого-нибудь на том месте, где клад зарывали, — ответил Кряжимский мрачно. — И найти заговоренный таким образом клад можно было якобы только пролив на том же самом месте безвинную кровь.
— Ну да! — сказала я, чувствуя, что совсем некстати упоминание этих подробностей кладоискательства. — А верный путь к кладу могла указать только Баба Яга, которая превращалась то в кошку, то в большую черную собаку! Прекратите, Сергей Иванович! Или делом будем заниматься, или сказки друг другу рассказывать!
— Ладно, ладно! — тут же согласился Кряжимский. — Веселого и впрямь мало в этих народных преданиях. Полночи ждать, конечно, не будем, да и без невинной крови, я думаю, обойдемся… Ну, так я полез. Давайте веревку.
Он привязал веревку к поясу и сказал:
— Первый раз лезу в пещеру, не приходилось в них бывать. Но читал я о них много. И помню кое- какие рекомендации. Нужно связаться одной веревкой и оставлять на стенах метки, по которым мы сможем найти обратный путь, если, конечно, пещера окажется большой. Судя по лабиринту, изображенному на карте, так оно и есть. И еще — будьте готовы встретить змей и летучих мышей… Ну все, я пошел.
При упоминании о змеях и летучих мышах меня, честно говоря, передернуло, терпеть не могу ни тех ни других, но не отступать же теперь из-за этого.
Кряжимский спустил ноги в пещерный лаз и скрылся в нем. Веревка понемногу разматывалась, а мы с Ромкой следили, как она уползает в темноту, в которой быстро исчез свет его фонаря. Примерно через минуту до нас донесся его приглушенный крик:
— Спускайтесь, здесь есть ступени.
Мы с Ромкой решили не привязываться друг к другу, плохо представляя, как же в ином случае не запутаться в веревке. Я пошла второй, Ромка — следом за мной.
Пещерный ход представлял собой извилистое колено, преодолеть которое можно было только по одному, с трудом протискиваясь между стенами почти в горизонтальном положении. Зато потом стены хода сразу расширялись, и под ногами в свете фонаря я увидела грубые, но, несомненно, выдолбленные в камне человеком ступени.
Кряжимский ждал нас внизу, на небольшой площадке, от которой вел ход еще ниже.
В пещере совсем не холодно, несмотря на опасения Кряжимского, и сухо.
Я заметила, что чувство тревоги, которое овладело мной на верхушке скалы, куда-то исчезло и остался только сдержанный азарт исследователя. Даже встреча с летучими мышами не казалась мне теперь столь ужасной. Ну, подумаешь, мыши! Не пауки же, в конце концов! Вот пауков я боялась с самого раннего детства.
— Ну что вы там застряли, Сергей Иванович? — спросила я.
