«крышей».
Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Василий Аксенов – все они обладали мощнейшими покровителями.
Аксенов был женат на дочери нашего посла в Англии, у Беллы мама была могущественная вельможная особа, Вознесенский…
Крученых ничем подобным не располагал. Он ходил в ЦДЛ, всякий раз ожидая вызова на комиссию, грозной переаттестации, того, что, возможно, его вообще никуда не пустят, отобрав драгоценные корочки. Тем не менее, он не только шел в ЦДЛ, но еще и тащил туда литераторов, не являвшихся членами СП.
На поэта Крученых ЦДЛ-овская обслуга неизменно смотрела свысока, чуть ли не с презрением: мол, ходят тут всякие. И она же подобострастно кланялась Симонову.
В тот день, когда Кедров проник в Центральный дом литератора в компании Алексея Елисеевича, Крученых повел его в ресторан при ЦДЛ. Там, сидя за столиком и разговаривая о литературе, Алексей Елисеевич тщательно, со всех сторон обжигал сыр. Микробы, опять эти опасные, жуткие микробы!!!
В тот день в ЦДЛ говорили о реализме. Реализм был в моде.
Крученых: Реализм это что-то очень мещанское, мечта мещанина о счастье. Все мещане мечтают, чтобы жизнь была реалистическая. Отсюда реализм – мещанская религия.
Кедров: Слово это французское. Не знаю, что означает.
Крученых: А я и знать не хочу.
Захотелось кофе. А ЦДЛ славился тем, что там варили приличный кофе. Вообще в Москве числилось несколько привилегированных местечек, где можно было попить кофе, но везде пропускали лишь по удостоверениям. В тот день кофе в ЦДЛ не завезли. Или завезли, но не для Крученых.
Тогда Алексей Елисеевич предложил пойти в Дом ученых, утверждая, что кофе там был. Правда, на полпути выяснилось, что «кофе там был, но до войны».
В Дом ученых их тоже долго не пускали, Крученых пытался доказывать, что он ученый.
Крученых: Я тоже ученый
Кедров: Я бедный студент.
Наконец их пропустили, но кофе там тоже не оказалось.
Через много лет, вспоминая этот эпизод с поиском в Москве шестидесятых годов XX века кофе, Константин Кедров написал:
Грустный-грустный и веселый- веселый
– Днем после университета захожу в «Сайгон», – рассказывает Дмитрий Вересов, – там один мой знакомый, веселый-веселый, за столиком кофе пьет. Подходит другой знакомый – грустный-грустный. И между ними происходит следующий разговор:
– Почему ты такой мрачный?
– А почему ты такой веселый?
– Так у меня-то работа повеселее твоей.
При этом первый, тот, что веселый-веселый, – прозектор-патологоанатом Коля Ставицкий. А который грустный-грустный – клоун Вячеслав Полунин.
Весеннее настроение
Гуляем с Динькой по Александровскому парку. Важничаю, из себя заправского экскурсовода строю:
– Посмотри направо. Сирень расцвела, тюльпанчики красненькие – красота какая, а это дерево – каштан – свечками, точно на Новый год, украсилось. Это каменный грот, здесь фотографироваться можно, а это черемуха-красавица распустилась. Запах от нее… Вот там впереди Петропавловская крепость, тут акация расцветает, а это – мечеть. Видишь?
– Ага, – вдруг оживляется дочка. – Дай, я сама, как гид, попробую экскурсию провести. Вот акация, а это… Мама, смотри, мечеть-то как распустилась!
Баночка
По улице шла женщина изрядно в годах уже, но костюмчик, туфельки, сумочка, прическа, маникюр… из модного журнала, не иначе. Люблю, когда пожилые женщины стильно одеваются. А эта – картинка! Идет, каблучки цок-цок, цок-цок, легкий ветерок ее шелковую юбочку чуть шевелит, заигрывает значит. Аромат французских духов перемешивается с особым запахом элитной парикмахерской. Только что оттуда, а может, из спа-салона, а может…
Каблучки цок-цок, в дизайнерской сумочке дивная мелодия, дамочка достает телефон. У-у-у… смартфон дорогущий. Отвечает кому-то неспешно, грациозно.
Невольно ловлю себя на том, что иду за ней. Цок-цок, цок-цок. Леди подходит к магазину, останавливается возле урны, быстрым, отработанным движением извлекает оттуда пустую банку из-под пива, ставит ее на асфальт и тут же припечатывает роскошной туфлей. Раз! Банка превращается в аккуратный блинчик!
Да, профессионализм не загламуришь.
В тульском парке
В 2003 году город Тула отмечал столетие своего парка, возникшего в давние времена на месте городской свалки. Есть сведения, что приехавший в Тулу в 1918 году в поисках денег на стихотворный сборник Сергей Есенин бывал в тульском парке. Кстати, об этом красноречиво повествуют многочисленные плакаты, расположенные в городе и на подступах к нему: «Полюбил я ваш парк, я каждый день с наслаждением гуляю по его аллеям. Это самое лучшее, что есть в Туле» (С. Есенин).
Есенин действительно приезжал в Тулу вместе с поэтом Сергеем Клычковым.
Друзья-поэты сразу же поселились у владельца небольшого пивного завода Бориса Павицкого, где с успехом и провели недели две. Время от времени, устав от литературных разговоров, они катались за городом. По словам поэта Валерия Ходулина,[14] Есенин лихо управлял тройкой стоя в санях.
Никто не знает, удалось ли в результате Сергею Александровичу получить деньги на книгу, забыл ли он, зачем приезжал, или же благополучно пропил все на обратном пути.
О парке города Тулы поэт Андрей Коровин рассказал совсем другую историю. Вот она. Решила Тула отпраздновать столетний юбилей своего парка. Проводить церемонию был приглашен, как это и водится, любимец публики Леонид Якубович. Тот все выполнил честь по чести, и очень скоро администрация и специально приглашенные гости традиционно отправились бухать. Только – лето, жарко, время летит быстро, вроде утро раннее, четыре часа, а светло и никто не спит. Народ рассредоточился по парку пить пиво под кустами, воздухом дышать. Вскоре и из здания администрации города гости на воздух запросились. Да только занят весь парк – места свободного не отыскать. А как хочется.
– Ничего, ничего, знаю я одно местечко, там ни души, – подбадривает Леонида Якубовича мэр города Николай Тягливый. – Посидим на травке своей компанией, попьем, хорошо ведь.
Действительно, вывел к срубленному деревцу аккурат напротив здания мэрии. Посторонние туда не посмели заявиться, бутылок накидать да от широты душевной и скудости умишка напакостить.
Только душевно устроились, неведомо откуда появляется девица. Сама рыжа да пьяна. И движется причудливыми зигзагами как раз к господину Якубовичу. И, что самое странное, охрана ее вроде как не замечает. То ли нечисть лесная, то ли своя она тут.
– Папа… – девушка проникновенно заглядывает в глаза Леониду Аркадьевичу, делая при этом выразительную паузу.
Якубович лихорадочно вспоминает, как давно он был в Туле и могла бы у него тут оказаться взрослая дочь.
– Папа, на фига вы сперли мою открывалку? – наконец заканчивает фразу девица, отчего ситуация не становится понятнее.
