Когда народ на улицах скандировал «Долой Вагнера! Это не наша музыка!» – Людвиг приказал ставить спектакли лично для себя, какое–то время не разрешая публичного показа. Народ воспринял это как пощечину, а газеты заклеймили Его величество эгоистом, ненавидящим своих подданных.
Теперь, вместо того чтобы проводить все время с вернувшимся на время постановки оперы другом, он был вынужден заниматься политикой. День ото дня Людвиг писал Бисмарку, взгляды которого относительно объединения Германии были сходными с взглядами Людвига.
В 1870 году Пруссия оказалась на пороге войны с Францией. Рискуя вновь вызвать народное негодование, Людвиг принял решение о вступлении в войну, где Бавария должна была поддержать своих бывших врагов.
Это было нелегкое решение, Бавария еще не отошла, как следует, от последствий недавней войны с Пруссией и уже должна была встать на ее защиту. Людвиг ждал революции, но неожиданно фортуна улыбнулась ему, и народ встретил приказ о мобилизации с восторгом.
Все прославляли Людвига, чье благородное решение возвышало теперь Баварию и баварцев в их собственных глазах и глазах всей прогрессивной общественности. Людвиг снова стал героем газетных публикаций, его именем называли детей, а на улицах вновь появились его портреты.
Новая война длилась недолго, и на этот раз закончилась победой для баварского короля. Пришло время пожинать плоды удачной кампании.
Людвиг хотел расширить границы Баварии, присоединив к ней Баденский Пфальц. Это было справедливо, потому что так уж повелось с самых древних времен – победитель должен был получить свою награду.
Другие планы заботили Бисмарка, занятого осуществлением проекта объединения Германии, за которое ратовал и баварский король. Но если Бисмарк желал объединения равноправных германских княжеств в единую, мощную державу под германской короной, надетой на голову прусского короля, Людвиг желал, чтобы независимо от объединения его Бавария сохранила свое военное устройство и свое собственное представительство при иностранных дворах.
Он тянул, не желая объединения, делавшего его покорным вассалом Пруссии, чем мешал Бисмарку, который теперь был вынужден слать в Мюнхен взволнованные письма, убеждая Людвига закончить начатое дело. Пока кто–нибудь из менее достойных, но более наглых королей не получит кусок пирога, по праву причитающийся Баварии.
В конце концов Людвиг сдался. Германия объединилась союзным договором, король Пруссии получил свою корону, а фактически короновавший его Людвиг, выполнивший свою миссию по объединению Германии, был вынужден отойти в тень.
Дворцы для Саладина[35]
Одновременно Людвиг разрабатывал и затевал строительство сразу нескольких новых зданий, для чего сам следил за работами и вникал в самые незначительные мелочи. Замки строились быстро, но король, привыкший общаться с персонажами своих снов, желал, чтобы задуманные им постройки, точно в сказке, возводили за одну ночь. Из–за этого он постоянно спорил со строителями, умоляя ускорить работу, за что то выплачивал рабочим удвоенное жалованье, то грозил побросать нерадивых слуг в ущелья баварских Альп в назидание следующим строительным командам.
Впрочем, когда Людвиг занимался любимым делом – настроение его было отменным и злость быстро сменялась новыми идеями, приносившими ему радость.
В 1875 году он вдруг на удивление прессе пожелал лично провести воинский смотр. Чего с ним не бывало прежде. Баварцы вновь с восторгом лицезрели своего молодого короля. Тридцатилетний Людвиг был очень красив и весьма статен, что всегда ценилось у любивших и уважавших здоровый физический облик баварцев.
Его портреты снова продавались на лотках уличных торговцев, и в него снова влюблялись дамы. Но вопреки прогнозам, что теперь король наконец–то войдет во вкус и все же начнет бывать на публике, сразу же после смотра Людвиг удалился в один из своих новых дворцов. Оттуда ему было проще руководить строительством.
Король возводил Марокканский дом и павильон Шахен. И дом, и павильон блистали восточной роскошью. Здесь Людвиг принимал одного из своих призрачных гостей, в последнее время нередко посещавшего его ночные пиры, – султана Египта и Сирии – Саладина, мудростью и справедливостью которого он открыто восхищался.
Людвиг не приглашал в свои святая святых ни родственников, ни адъютантов, ни министров. Когда же в один прекрасный день он понял, что роскошный дворец султана проигрывает из–за отсутствия в нем гостей и слуг, он, как это случалось и раньше, нарядил в восточные костюмы слуг, велев поставить кушанья, напитки и кальяны.
Так и сидели они, молча, в изящных позах, покуривая и время от времени перебирая четки.
Одетый в костюм султана Людвиг находился меж своих переодетых слуг. Он садился на самый красивый диван и начинал курить кальян, распространяя в пространстве запахи гашиша и опиума.
Наркотики изменяли пространство, Людвиг декламировал или вел великосветские разговоры, обращаясь к одному из своих призрачных гостей. Не желавшие мешать ему слуги занимались своим делом, когда вдруг то один, то другой из них замечал, что в зале вдруг начинают появляться новые гости.
«Это было странно, – говорил камергер Людвига, – вдруг я явно увидел, что «гостей» в зале стало больше. Я обернулся и понял, что среди одетых на восточный манер слуг полно людей, которые не работали в Марокканском доме или Шахене и не были мне знакомы. Решив, что происходит что–то неладное, я хотел было уже предупредить короля, но он весело кивнул мне, знаком приказывая молчать. Было заметно, что он прекрасно знает своих таинственных гостей. Меж тем время шло, в какой–то момент я забыл о незнакомцах, посчитав, что это слуги, приглашенные королем из какого–то другого замка. Когда на рассвете Людвиг поднялся с дивана и, простившись с нами, ушел в свои покои, незнакомцев и след простыл».
Рот, полный сокровищ
Сам факт, что король обожал театр и всячески покровительствовал ему, заставлял многих выдающихся актеров, музыкантов и театральных художников его времени лететь за призрачным театральным счастьем в Баварию. Баварский театр при Людвиге Втором получил свое второе рождение, так как в течение каких–нибудь десяти–пятнадцати лет в Мюнхен начали съезжаться выдающие корифеи своего времени. Театр постоянно получал новые притоки свежей крови, чему можно было только радоваться.
Куда большие хлопоты доставляли актеры, не желавшие довольствоваться дарованной им возможностью служить в театре, получая хорошие роли и более чем не дурственные жалованья из королевской казны.
Самыми желанными приглашениями все равно оставались замки и дворцы короля в верхней Баварии, куда Людвиг время от времени приглашал к себе целые труппы или отдельных исполнителей. Всем было известно, что король не спит по ночам и предпочитает, когда ему декламируют его любимые стихи или разыгрывают куски из пьес. Поэтому при каждом удобном случае актеры и актрисы театров, которые посещал Людвиг, старались предложить, а часто и навязать свои кандидатуры на эти ночные представления.
Певцы и певицы донимали короля предложениями прослушать в Линдерхофе или Шахене оперные арии в их исполнении.
Все знали, что на выездах можно заработать несопоставимо много. Кому–то король дарил драгоценный перстень, кому–то устраивал дождь из ассигнаций. Дамы пытались сделаться любовницами Людвига, а молодые актеры стремились заполучить его драгоценную дружбу.
Один только что приехавший в Баварию тенор как–то был удостоен личного приглашения короля в Марокканский дом, куда он с радостью и приехал. При этом юноша рассчитывал пленить воображение впечатлительного и малость недалекого, как он слышал, короля своими романтическими взглядами, природной восточной красотой и дивным голосом.
Для Марокканского дома юноша припас великолепный турецкий костюм, сам он был смугл, с тонкими чертами лица и черными, слегка вьющимися волосами. В этом костюме он должен был петь перед королем в обстановке дворца султана. Все складывалось как нельзя лучше. Перечитав перед встречей с Людвигом несколько современных романов, написанных в восточном стиле, он наскоро придумал собственную
