– Что вы, зачем это? – засмущалась Лада.
– А как же! Я хочу, чтобы, когда вернусь, ты была жива и здорова. Цель у меня корыстная, думаю, может, Питер от беды спасу, так и меня кое-кто там, наверху, вспомнит и милостью своей не оставит. И потом: нельзя требовать от человека, чтобы он подвиги совершал, святую мистерию проводил, и при этом не мог свести концы с концами. Так что ложись и ни о чем не думай, а днями соберем совет и решим, что да как.
Расставшись с Агасфером, Лада с трудом дождалась, когда Чудовище вымоет комнату, а бабушка Руфь застелет постель, чтобы наконец-то рухнуть в нее.
Но бабушка все равно проследила, чтобы Лада устроилась поудобнее, и, подоткнув ей одеяло, пожелала спокойной ночи.
– Странно, я читала, что Агасфер ничего не имеет, и все что ему дают, тотчас раздает нищим, – поделилась она своими мыслями с Руфь.
– Ты это о квартире? Так она на моего мужа записана, капитал, акции – все на семью.
– А ключи, деньги? – не унималась Лада. – Ему ведь не положено.
– Так это где сказано – не положено? А с деньгами-то оно вернее. Да и не ангел же он, чтобы воздухом питаться. Сама видала: водка, мясо и всего побольше. Обязательно с собой еще заберет и денег, сколько ни приметит, – в карман. А что – Агасфер! И сынок мой весь в него!
Говоря это, старая Руфь как будто гордилась, лицо ее так и светилось радостью и счастьем:
– В роду завсегда через поколение дети, – верное подобие Агасфера. И стать, и замашки, – точно сам всегда с нами.
– А он, Агасфер, хоть работает? – с надеждой выдавила из себя Лада.
– Ни-ког-да! – Старушка вся сияла. – При Христе обувь шил, но после, когда Спаситель его вечной жизнью проклял да в поход отправил, завязал. С тех пор ни дня не работает! И внучок весь в него!
– Тяжело, наверное, приходится.
– Куда там – денег прорва уходит, а на внучка-то и по боле приходится. – Руфь была рада, что наконец-то кто-то говорит с ней на эту тему и хвасталась всласть.
– Почему же на Агасфера денег меньше чем на внука? – Лада усмехнулась в простыни. Было смешно уже оттого, что вечный жид при всей своей прожорливости и планами мирового значения проматывает меньше денег, нежели современный лоботряс.
– Так сыночек же еще молодой, – старушка захихикала. – Ему мало есть да пить, ему женщин подавай! Вот какой герой! А Агасфер, он, конечно, к женскому полу тоже склонность имеет, но тот свой род блюдет, на всякую дрянь не расходуется.
– Понятно.
Лада зевнула, и старушка нехотя попрощалась, пожелав ей не тратить сонное время понапрасну, а увидеть детальным образом мистерию, что там и как делать надлежит, после чего ушла к себе.
Погас свет. Необычно мягкое ложе словно обволакивало тело, запах белья был чуть застоявшийся, но это придавало сходство с музеем или наводило на мысль о большом сундуке, где и хранились, очевидно, все эти матрасы, тюфяки и простыни. Лада блаженно потянулась, ощущая, как каждая клеточка ее тела готова раствориться в этом странном, приятном мире.
Сквозь вязаные занавески слабо просвечивала луна – виновница всех сегодняшних бед, она украдкой заглядывала в окно, как нашкодившая и мечтающая загладить свою вину школьница. На стене тикали старинные часы. Лада свернулась калачиком, зевнула.
«Интересно, как там Питер? – сквозь сон перебирала она четки недавних событий. – Где он? Неужели сидит сейчас у нее и ждет, не понимая, куда она провалилась. Ведь если он на самом деле Питер, значит, должен же он что-то чувствовать. Столько всего произошло. Поверит ли он? В Агасфера, например. Ольга- то поверила, даже договорилась о встрече, хотя… после падения в воду, после всего… – она перевернулась на другой бок. – Никто не поверит. И в мистерию, и в предсказание – ни во что. Так не бывает!»
Больше всего на свете в этот момент Ладе хотелось спать, но противное чувство, что она что-то не поняла, сделала не так, переворачивало душу.
«Никакого Агасфера нет. А если и есть, то он не полез бы в воду вытаскивать попавших в беду барышень. Не бывает, потому что не может быть! Во всяком случае, не в реальности! А значит, я сплю и вижу сон. Где сплю – дома, в такси или в реке? Если в реке, то пора просыпаться и бить тревогу!»
Температура стучала в виски сумасшедшими барабанами. Она рывком села, скинув с себя влажное одеяло. Или не одеяло? Лада пошарила в темноте и нащупала холодный камень набережной, влажный от ночного тумана плащ оказался распахнут, в руке была привычно зажата сумка с телефоном. Платье не было мокрым, значит, она еще не побывала в воде.
– Упасть в воду! Опять! Нет! Только не это!
Сумасшедшие барабаны в ушах отстукивали погоню. Должно быть, она упала и на какой-то момент потеряла сознание. Да, моментальное помутнение сознания, и как следствие – Агасфер, Копье Власти, мистерия. Она прибавила шаг, стремясь поскорее добраться до Спаса на крови, откуда рукой подать до Шлимана.
С неба луна светила на нее, как гигантский прожектор ночных стражей, барабаны в ушах уже, наверное, были слышны во всем городе. Во всяком случае, эхо отражалось от домов на противоположном берегу реки.
«Сон может быть вещим, – лихорадочно соображала Лада, вновь прибавляя шаг, надо рассказать Шлиману о Копье, нужно…».
За спиной послышался стук копыт, Лада завизжала и понеслась вперед, не разбирая дороги.
И опять она не видела преследователя, но уже ощущала его горячее смрадное дыхание. Ужас сменялся горячими и холодными волнами, пока не превратился в единую пульсацию страха.
Не помня себя, Лада захрипела и побежала что было сил вдоль набережной, преследуемая настигающим ее кошмаром. А копыта все стучали, отражаясь от черных домов, так что казалось, звук идет отовсюду, будто сам великий мрак приближался к ней на призрачных конях Апокалипсиса.
«Медный всадник скачет над Невой!» – почему-то подумала Лада, пытаясь успокоить себя.
Звук увеличивался, приближался, глушил.
И вот уже Лада снова жмется к каменной набережной, вот стекает по ступенькам к черной, блестящей воде, туда, где так тихо и покойно, где цоканье пропадает в волнах и светло от луны. Туда, в ласковые карнавальные блески, куда так хотелось еще в детстве, когда семья жила в центре.
– Ладушка! Касаточка! Очнись! Это сон, дурной сон, – над постелью появилось встревоженное кукольное личико бабушки Руфь. – Успокойся, ласточка. Лобик-то мокрый, мокренький…
«Мокрый – значит вода», – Лада моргнула и действительно увидела воду, перед которой она теперь стояла на коленях.
Каменная лесенка терялась в темной глубине, как бы приглашая спуститься по ней. На какое-то мгновение Лада перестала слышать чечетку подков, воспринимая лишь шелест волн шлифующих камень.
Тихая речная дорога, черный шарф царицы ночи, словно приглашали ее в путешествие.
Лада сделала шаг – и тут же оказалась в объятиях Питера.
– Куда ты, родная моя? Милая! – он держал ее, аза его спиной светилась бездна.
– Я не нарочно. Просто так получилось, – шепнула Лада. – Я искала тебя. Все время искала тебя.
– Но я же тут, глупышка. Я с тобой.
– Где ты? – спросила Лада, слезы застилали глаза, между ней и черным омутом больше не было никого.
– Вернись, Лада. Не делай этого. Я не знаю, что сотворю, если ты погибнешь! – умолял голос, направление которого она не могла угадать, потому что казалось, что исходит он от домов и набережной, от воды и неба. Да и как по-другому, ведь это был голос самого города.
– Лада! – миг – и Питер снова стоял между ней и смертью. – Я делом занимался, деньги, между прочим, зарабатывал. А как же, малыш, я же мужчина, тоже надо понимать, не могу все время на твой счет жить.
– Я ждала тебя…. – как в забытье повторяла Лада.
– Я деньги принес, много. Это петровская чеканка, глупая. Это… – Он выгреб из карманов несколько
