веселая музыка, а на секунду вышел, возвращаешься — а тут вон что.
— Н-да. — Сергей сел за стол и посмотрел на развернутые газеты.
Найдя джаз, Пауль прислонился к холодильнику и скрестил руки. Но тут же вспомнил, что скрещенные на груди руки означают оборону, опустил их, мгновение не знал, куда их деть, и, наконец, сунул в карманы брюк. Не глубоко, чтобы не выглядеть человеком, уверенным в себе.
— Я читал и, наверно, задремал, поэтому не сразу услышал, как ты стучишь.
Сергей — по его лицу ничего нельзя было понять — отложил газеты и взглянул на него:
— Ты ищешь работу?
— Что?
Сергей постучал пальцем по газете:
— Объявления: требуются руководители по продажам, директор по кадрам, бухгалтер. Твои новые профессии?
— Это… — Пауль открыл рот и быстро взглянул на кухонный стол. Какой-то фокус? Нет, на столе действительно лежали объявления о работе. С ума сойти! — … из-за сценария. У меня ведь фильм про безработных. Потом, конечно, придется сходить на биржу труда и поговорить там с людьми, но для начала…
— А как продвигается сценарий?
— Ну, как обычно: то лучше, то хуже. Но вот сегодня у меня был такой момент, мне показалось, что я ухватил зерно, метафору, которая будет пронизывать весь фильм. Понимаешь?
— И что это за метафора?
Пауль сложил губы трубочкой и посмотрел на пол перед собой, словно подыскивая слова. Нередко он точно так же реагировал на вопросы Бетти: как физик, которому приходится простыми словами объяснять профану теорию относительности.
— Так вот с ходу я этого объяснить не могу. Это пока скорее предчувствие. Теперь я чувствую, чего я хочу, но я еще этого не достиг, понимаешь?
— Не спрашивай все время: «Понимаешь?» Ты же ничего не рассказываешь.
— Это я просто так, я…
— Где твой сценарий?
Пауль оторопел, ему стало жарко.
— В кабинете.
— Можно взглянуть?
Еще три месяца тому назад каждый из них вряд ли заканчивал какой-либо текст, не показав и не обсудив его с приятелем по нескольку раз. Они показывали друг другу даже любовные письма. Тогда вопрос Сергея показался бы почти оскорблением.
Пауль выбрал наступательную оборону. Он посмотрел Сергею прямо в глаза, первый раз после того, как открыл ему дверь, и улыбнулся, словно прося прощения, словно отказывался пригласить его на вечеринку:
— Еще нет. Может, это и глупость, но я почему-то стал суеверным. Я хочу показать его, только когда он будет совсем готов. Соль всей истории в последней сцене, и, если она получится, получится и все остальное. Понимаешь? Я хочу сказать: это ясно или нет?
— Нет никакого сценария.
— Что?
— Бетти мне рассказала, нет никакого сценария. Есть груда пустых бутылок из-под пива и страницы перечеркнутых диалогов из Леоне, но ничего, что можно назвать сценарием или хотя бы его началом.
— Что за чушь! — Пауль вытащил руки из карманов и отошел от холодильника. — Я хочу сказать, ну что Бетти в этом понимает? — Он обошел стол и решительно начал складывать газеты. — И с каких это пор ты так к ней прислушиваешься?
— Покажи мне сценарий.
— Но… — Пауль выпрямился. Он прижал газеты к груди, пальцы его судорожно вцепились в бумагу. Что, собственно, Сергей себе позволяет? Ворвался сюда и ведет себя, как Бог знает кто! Разве он просил Сергея о чем-то?! — Но я не хочу.
— О’кей, — ответил Сергей, — тогда я сам поищу. — И привстал. Пауль сделал шаг вперед и загородил ему дорогу:
— Не смей!
— Скажи… — Сергей смотрел в панически открытые глаза Пауля и спрашивал себя, что, ради всего святого, должен означать этот проклятый спектакль, — у тебя все в порядке?
— Я же сказал, я просто не хочу!
— Ну ты сейчас много чего не хочешь: например, открыть дверь или сообщить кому-нибудь, что ты жив. И поэтому мне совершенно наплевать на твои желания.
Еще несколько секунд Пауль выдерживал требовательный взгляд Сергея, потом отвернулся, чувствуя, как напряжение покидает его, а в следующее мгновение ощутил только слабость во всем теле. Медленно, с трудом он оперся рукой о стол, отложил газеты, придвинул стул и сел. Несколько раз он робко, словно умоляя понять его, посмотрел на Сергея, не зная, в чем он, собственно, ждет понимания. Наконец произнес:
— Я больше не могу.
— Чего ты не можешь?
— Ничего. У меня остался только страх. Перед сценарием, перед неудачей, перед жизнью, перед смертью… — И тут Пауль рассказал, как последние три месяца он опускался все ниже и ниже. Сергей слушал, кивал, открывал пивные бутылки.
Около двенадцати они выпили две последние бутылки из ящика, и после некоторого молчания Сергей сказал:
— Мы с этим справимся.
Пауль только слабо улыбнулся.
Потом, когда при свете ночника он смотрел в потолок, слушал храп Сергея в соседней комнате и впервые всерьез раздумывал над тем, что, наверно, придется бросить сценарий и смириться со своим поражением, к нему пришла фея.
Она по воздуху подплыла к изголовью постели.
— Добрый вечер. — Это прозвучало как пожелание.
Пауль подскочил и вскинул руки, словно защищаясь. Даже аура феи ничуть не уменьшила его страх.
— Не бойтесь, — сказала фея, — я — фея и пришла, чтобы исполнить одно ваше желание. Извините за поздний час, но у меня сегодня было так много дел. Собственно, я хотела прийти утром, но мне сказали, что ваш случай особенно срочный. — Фея дружелюбно улыбнулась. При этом она быстро оглядела комнату и заметила пустые пивные бутылки, надорванную коробку с медовыми сухариками, почувствовала запах давно не менявшегося постельного белья. В квартире было убрано и очень чисто, но постельное белье, одежда и холодильник дурно пахли, потому что он больше не чувствовал запахов.
Пауль медленно опустил руки и в ужасе уставился на нее. Меньше всего Пауля волновало ее заявление, что она — фея. Не испугало его и то, что сквозь нее виден телевизор. В последние недели он сражался с таким количеством кошмаров, безумных галлюцинаций и воображаемых сценариев конца света, что одним фантастическим явлением меньше, одним больше — это его не пугало. Наоборот, в его сознании разговор с феей как-то естественно добавился к ставшим за последнее время уже постоянными беседам с Богом, чертом, черной соседской кошкой. Вряд ли так уж часто люди считали фею более реальной фигурой, чем Пауль в этот момент. Но именно поэтому ужас его рос с каждой секундой, пока не превратился в настоящий шок. Ведь появление феи могло означать для него только одно. Сдавленным голосом он спросил:
— Я уже умираю?
— Умираете? — изумилась фея. — Да нет же. Как это пришло вам в голову?
— Я думал… — Пауль замолчал. Ему показалось, будто его тело теряет вес, он почувствовал себя таким легким, что пришлось ухватиться за матрас. — Ну, потому что… Из-за… А вы уверены?
