другое, что вызвало новый спор.
— Родственную связь определить легко, — сказала Клеманс, — вы муж моей бабушки, но как это называется?
— С нашими мамами все ясно, — подхватила Адель, — для них вы отчим. Но кто вы нам? Я никогда не слышала ни о каких «сводных дедушках». Звучит длинновато, но вполне благородно.
— Сводный дедушка? — переспросила Клеманс.
— Милейший дедуля?
— Добрейший дед?
Они увлеклись и все никак не могли остановиться, но Альбертина, которую этот разговор забавлял и одновременно раздражал, положила конец препирательствам:
— Вы будете называть его просто Луи. — И добавила, повернувшись к Фонтанену: — Конечно, если вы согласны!
Фонтанен сам очень этого хотел, но предлагать не решался, не желая нарушать согласия в своей новой семье.
— Как бы не так! — прокомментировала Адель, как только Альбертина и Луи удалились.
— Перестань! Им руководят самые добрые намерения, — не слишком убежденно возразила Сара.
Антуан повторил ее слова со стальными нотками в голосе:
— У него одни только добрые намерения! Он считает «Ла Дигьер» чудом и хочет вернуть дому былое великолепие.
— Так много мы у него не просим.
— Он хочет присвоить дом.
— Он не спрашивал у нас разрешения, когда заново обставлял комнаты.
— И вас все это чертовски позабавило.
— Естественно. Было невероятно видеть, как в нашем доме, откуда вечно все только исчезало, стали появляться новые вещи! Но всему есть предел.
— Он спрашивает и предлагает. Вы согласились на новые ванные, — напомнил Жером.
— Признайте, что одна ванная на шестерых — это не слишком практично, — подхватил Антуан, — а одна на восьмерых — полный маразм.
Сара напомнила Жерому, что Фонтанен, решив взглянуть на грузовичок, обратился не к ней, а к нему.
— Он из того поколения, когда техника считалась сугубо мужским делом.
Разговор перешел на повышенные тона, Жерома с Антуаном обвинили в том, что они защищают Фонтанена из-за работы, которой тот их обеспечил. Раздраженные мужчины заявили, что это полная чушь, и не без ехидцы напомнили, как дамы только что не рыдали от страха за судьбу усадьбы. Положение спасла Мадлен, сообщив, что Альбертина собиралась продать От-Диг: только так можно было получить необходимые пятнадцать тысяч евро. Девочки были потрясены и выглядели удрученными.
— О чем вы только думали? Где собирались взять деньги?
Они не знали.
— Ваше отношение — черная неблагодарность. Без Фонтанена мы бы не только не починили крышу, но и поимели бы свидание с судебными исполнителями.
Они поклялись больше не ворчать.
Пустые обещания.
Было за полночь. Мадлен замолчала.
— Устали?
— Вовсе нет. С тех пор, как у нас появились две молоденькие служанки и приходящая домработница, я больше не устаю, даже спать стала хуже, чем раньше. Конечно, если причина не в том, что я… — Она на мгновение задумалась. — …знаю то, что знаю и чего предпочла бы не знать. Но выбора у меня все равно не было, так ведь? Мой рассказ вас не утомил?
Усталости я не ощущал.
— А меня замучила жажда. Не хотите еще кофе?
Кофе я не хотел. Сердце у меня хорошее, но судьбу искушать незачем.
— Вы правы. Тогда остается выбор между фруктовыми соками и горячительными напитками.
— И то, и другое, — весело ответил я. — Никогда не слышал, чтобы алкоголь утолял жажду.
— Что скажете о капельке джина в стакане апельсинового сока?
Мадлен достала стаканы, попросила меня открыть пакетики с орешками и соленым печеньем и разложить все на тарелочках.
Образовалось два лагеря: один составили четыре строптивые, но пытающиеся не выглядеть неблагодарными девочки. С другим дело обстояло сложнее. Реалисты Жером и Антуан старались понять их позицию, не разделяя ее. Сначала Фонтанен не делал ничего без одобрения Альбертины, но его снедало нетерпение, а в голове каждый день рождались новые идеи. Госпожа ла Дигьер по мере сил старалась его сдерживать.
— Никто ни разу не назвал ее госпожой Фонтанен. И любопытно, что он сам в разговорах с людьми, будь то рабочие или гости, называл Альбертину если не женой, то госпожой ла Дигьер. Он интуитивно чувствовал, что она не может сменить имя. Возможно, Альбертина рассказала ему о своем первом замужестве и о том, как осталась госпожой ла Дигьер? Не знаю.
К несчастью, когда Альбертине удавалось отвлечь Фонтанена от одной затеи, он тут же начинал осуществлять другую. Так, он не отказался от мысли приобрести стеклокерамическую плиту и оставил в кухне кучу проспектов, проследив, чтобы ни в одном не были указаны цены, хотя его наивная уловка никого не могла обмануть. Потом к проспектам добавились красочные каталоги кухонной мебели «Поггенполь» и «Мобальпа», которые с живым интересом изучались за его спиной, но ни одна из обитательниц дома не созналась, что поддается этому искушению.
Мадлен издала короткий сухой смешок.
— А как вы сами могли убедиться там, внизу, искушение было очень велико!
Фонтанена хватило на несколько дней, но потом он не выдержал и сам начал разговор.
— Выбросить мебель прабабушки! Альбертина заболеет от огорчения, Луи! — воскликнула Адель.
Она намеренно назвала его по имени: девочки заметили, что всякий раз, когда они так к нему обращаются, он расплывается в улыбке.
— Вы и впрямь так сильно ими дорожите?
— Я понимаю, что красоты в этих старых разваливающихся шкафах нет. Но они всегда тут стояли.
— Это свидетели истории вашей семьи, — сказал Фонтанен, проявив чуткость, которая была оценена по достоинству.
Нельзя сказать, что Альбертина и Мадлен находились в одном лагере, но ни та, ни другая не произнесли ни одного дурного слова в адрес Фонтанена. А вот девочки позволяли себе брюзжать при Мадлен, но неизменно сдерживались при матери, которая этого не потерпела бы.
У Мадлен складывалось впечатление, что Люсьен Жуанне пытается сдерживать пыл Фонтанена. Новоиспеченный супруг частенько обращался к нему за помощью: «Ведь так, Люсьен?» — спрашивал он в разговоре о плите и кухонном оборудовании, а тот лишь сдержанно улыбался в ответ. Мадлен считала заслугой Жуанне, что словарь и учебники анатомии оказались не новыми, а были куплены у букиниста, поэтому Клеманс легко приняла их.
Оборудование новых ванных комнат продвигалось не слишком быстро — работать нужно было крайне осторожно, чтобы ничего не повредить: кое-где на стенах остались старинные панели. Предполагалось, что рабочие покинут «Ла Дигьер», как только закончат наружные работы, но Фонтанен задержал маляров и занял их ремонтом нежилых комнат, ведь половина дома пустовала. Он заговорил с Альбертиной о каминах, но она сочла себя не вправе решать вопрос в одиночку и вынесла его на общее обсуждение за
