роману с Григорием Орловым.
За несколько дней до родов Екатерина сказала Шкурину, что боится, как бы из-за ее крика Петр Федорович не узнал об этой тайне. На что Шкурин, бывший в то время уже не истопником, а камердинером, сказал:
— Чего бояться, матушка? Ты уж дважды рожала. Родишь и в третий — дело бабье. А что касаемо до государя, то я так сделаю, что его в тот момент во дворце не будет.
— Не много ли на себя берешь, Вася? — усомнилась Екатерина.
— Не сомневайся, матушка. Как я сказал, так тому и статься, — ответил камердинер.
На следующее утро Шкурин пришел во дворец со своим двенадцатилетним сыном Сергеем и сказал Екатерине, что приехали они сюда одвуконь и кони их стоят рядом с дворцом, у коновязи возле кордегардии, на Миллионной улице.
— Сына, матушка, я оставлю здесь, а ты вели ему постелить где-нибудь в соседней комнате. И как тебе пристанет, как почувствуешь, что вот-вот начнется, скажи ему, что он-де более тебе не надобен, и пусть скачет домой поелику можно быстрее и о том мне скажет. А я знаю, как свое дело делать.
Затем Шкурин сказал Екатерине, где его искать, и с тем уехал, а мальчик остался. Шкурин жил на самой окраине Петербурга, в большой бревенчатой избе, с женой, сыном и двумя дочерьми. Приехав, Василий Григорьевич вывез весь домашний скарб, отправил жену и дочерей на другую улицу, где жили его родственники, а сам, запершись в пустой избе, стал заниматься тем делом, которое и задумал. Сотворив все, что было надобно, он лег на пол и заснул. Проснулся Шкурин от того, что услышал под окном конский топот. Это прискакал его сын.
Шкурин вышел к нему навстречу и спросил:
— Как государыня?
— Велели скакать во весь дух и сказать, что я более им не надобен, — выпалил мальчик.
— Садись на коня и поезжай к матушке и сестрам, — велел Шкурин, объяснив, где они нынче живут. Мальчик уехал, а Василий Григорьевич быстро оседлал коня, затем вернулся в избу и вскоре снова показался во дворе. Взглянув на избу, Шкурин перекрестился, вскочил в седло и рысью выехал за ворота. Оглянувшись через несколько минут назад, Шкурин увидел над своим двором струйки дыма.
…Шкурин сам поджег свою избу, основательно все к тому подготовив. Изба горела хорошо — медленно, но верно, выкидывая снопы искр и облака черного дыма. Недаром, видать, был Шкурин долгие годы истопником — знал толк в том, как надежно разжечь хороший огонь.
Расчет его был прост. Он знал, что Петр Федорович в городе и что по заведенному им порядку, как только петербургский обер-полицмейстер получит сообщение о пожаре, то тут же помчится конный полицейский офицер известить государя, где и что горит. И государь прикажет немедленно ехать на пожар, ибо хотя и было Петру Федоровичу за тридцать, детская страсть к созерцанию пожаров засела в нем навечно.
Расчет Шкурина оправдался. Когда он скакал к центру города, навстречу ему попалась карета государя, запряженная шестериком и несшаяся во весь опор в сторону его дома.
…Войдя в опочивальню Екатерины, Шкурин услышал тонкий и неуверенный детский крик. Екатерина лежала на постели счастливая и обессиленная. Заметив Шкурена, она чуть-чуть улыбнулась и тихо проговорила:
— Мальчик.
Было 11 апреля 1762 года.
А Петр Федорович в это время сидел в карете и с замиранием сердца следил, как крючники растаскивают баграми горящие бревна, как в облаках дыма и пара дюжие мужики тянут от бочек с водой заливные трубы, усмиряя бушующий огонь.
А в опочивальне Екатерины бабка-повитуха, принимавшая роды, ловко запеленала младенца и вместе со Шкуриным, никем не замеченная, осторожно вышла из дворца…
Сын Екатерины и Григория Орлова был назван Алексеем. Из-за того, что Екатерина купила для него в Епифанском уезде Тульской губернии село Бобрики, доходами с которого предстояло обеспечить его жизнь и воспитание, мальчику дали фамилию Бобринский.
Первые двенадцать лет прожил он в доме у Шкурина, воспитываясь вместе с его детьми, благодаря чему родные дети Шкурина смогли получить прекрасное домашнее образование, а в 1775 году поехали вместе со своим названым братом за границу. Бобринский закончил Сухопутный кадетский корпус, получив при выпуске малую золотую медаль и чин поручика, а затем уехал в длительное путешествие по России и Европе. Путешествие продолжалось три года, в течение которых молодой человек побывал и в Поволжье, и на Урале, и на Украине. Затем через Варшаву проехал он в Австрию, Италию, Швейцарию, Францию и Англию. Возвратившись в Россию, повелением Екатерины был он поселен в Ревеле. Екатерина редко позволяла своему сыну навещать ее, и он почти безвыездно жил в своем замке Обер-Пален. Судя по всему, Екатерина довольно прохладно относилась к сыну, впрочем, как и ко всем другим своим детям, о которых речь пойдет впереди.
Когда Екатерина умерла, вступивший на престол Павел, доводившийся Бобринскому братом, возвел Алексея Григорьевича в графское достоинство, а в день коронации присвоил и чин генерал-майора конной гвардии. Последнее обстоятельство косвенно подтверждает, что Екатерина не любила сына, ибо Павел спешил облагодетельствовать тех, кого почитал он обиженными его матерью.
При Павле же, в возрасте тридцати шести лет Алексей Бобринский вышел в отставку и поселился в одном из своих имений — Богородицке. С годами Бобринский превратился в тихого помещика-домоседа, занимался чтением книг по агрономии, ботанике и минералогии и увлекался астрономическими наблюдениями. Этим он сильно напоминал своего младшего дядю по отцу — Владимира Григорьевича Орлова, бывшего перед тем директором Академии наук, а к тому времени уже более двадцати лет жившего в роскошном подмосковном имении Отрада, где вел тот же образ жизни, что и его племянник, — много читал, старался образцово вести хозяйство, помогал крестьянам и увлекался теми же науками, что и Алексей Бобринский.
И еще их сближало родство по морганатической Линии: Бобринский был женат на остзейской баронессе Анне Владимировне Унгерн-Штернберг, а женою В. Г. Орлова была ее близкая родственница баронесса Елизавета Ивановна Штакельберг.
Умер Бобринский в Богородицке 20 июня 1813 года, оставив трех сыновей — Алексея, Павла и Василия и дочь Марию.
Что же касается Шкурина, то Екатерина сумела по-царски отблагодарить его — две дочери Василия Григорьевича стали фрейлинами, а сам он в конце жизни был действительным камергером, тайным советником и гардеробмейстером императрицы.
Новелла 8
«Коронные перемены»
Роман Екатерины и Григория Орлова был в самом зените, и будущий граф Бобринский еще не родился, а находился в утробе матери, как в России произошла очередная «коронная перемена» — умерла Елизавета Петровна. Наследник Петр Федорович вступил на престол под именем Петра III.
Последние два года Елизавета Петровна сильно болела, усугубляя свое положение тем, что отказывалась от всяческих лекарств и, тщательно соблюдая посты, не принимала даже целебный бульон, предпочитая греху грозящую ей смерть от отека легких. Первым тревожным сигналом, заставившим многих задуматься, долго ли осталось жить императрице, стал обморок 8 сентября 1758 года. В праздник Рождества Богородицы в Царском Селе Елизавета Петровна во время службы в церкви почувствовала себя дурно, вышла на крыльцо и потеряла сознание. Рядом не было никого из ее свиты, а простые люди не смели подойти к царице. Когда наконец появились врачи, больная, едва придя в себя, открыла глаза, но никого не узнала и невнятно спросила: «Где я?»
Несколько дней после этого Елизавета Петровна говорила с трудом и встала с постели лишь к концу
