Особенно гордился и хвастал своими многочисленными победами сам император, с удовольствием сообщая о них жене. Что же касается Екатерины, то она свою связь с Григорием Орловым хранила в глубочайшей тайне, и эта тайна становилась тем сокровеннее, чем ближе подходили роды. Таким образом Екатерина представала перед двором чистой и нравственной страдалицей, а Петр Федорович выглядел этаким козлоногим сатиром, сексуальным маньяком и беспробудным пьяницей. И, как мы знаем, тайну своей беременности и даже родов она сохранила.
Однако же в доме банкира Кнутцена скрывалась не только эта тайна…
Григорий Орлов и два его брата — Алексей и Федор — все чаще стали поговаривать о том, что престол должен принадлежать Екатерине и надобно от слов переходить к делу — готовить гвардию к перевороту.
Настроения такого рода исходили не только от них. Еще в декабре 1761 года, когда дни Елизаветы Петровны уже были сочтены, с Екатериной Алексеевной имел доверительный разговор воспитатель Павла Петровича граф Никита Иванович Панин. Он сказал, что Петра Федоровича следует отрешить от наследования трона, короновав его малолетнего сына, и поручить регентство ей. А в день кончины Елизаветы Петровны к Екатерине приехал капитан гвардии князь Михаил Иванович Дашков, женатый на племяннице Н. И. Панина — Екатерине Романовне Воронцовой, родной сестре фаворитки Петра, Елизаветы, — и сказал; «Повели, мы тебя взведем на престол».
Тогда Екатерина отказалась, понимая, что такого рода предприятие не совершается экспромтом и его следует тщательно и надежно готовить. Однако мысли об этом не оставляли ее ни на минуту; она понимала, что У нее нет выхода — Петр Федорович либо заточит ее в тюрьму, либо насильно пострижет в монастырь, чтобы затем немедленно жениться на Елизавете Воронцовой и вместе с ней короноваться на царство.
Думая о подготовке государственного переворота, Екатерина все свои надежды связывала с гвардией. К этому времени гвардейцев переодели в мундиры прусского образца и по многу часов в день гоняли на плацу, на вахт-парадах и смотрах. Гвардейцы были раздражены, унижены, озлоблены. Особенно бурное негодование овладело ими, когда был заключен мир с Пруссией, зачеркнувший все победы русских в Семилетней войне.
Двадцать четвертого апреля 1762 года канцлер М. И. Воронцов с русской стороны и прусский посланник в Петербурге, адъютант Фридриха II, полковник и действительный камергер барон Бернгард- Вильгельм Гольц, подписали «Трактат о вечном между обоими государствами мире». Россия брала обязательство никогда не воевать с Пруссией и «принимать участие в войне его величества короля Прусского с неприятелями его», обязывалась в течение двух месяцев вернуть Фридриху II все захваченные у него «земли, города, места и крепости».
Еще один трактат был подписан Воронцовым и Гольцем через полтора месяца — 8 июня 1762 года. В нем шла речь об оборонительном союзе России и Пруссии и впервые говорилось о защите православных и лютеран, проживающих в Литве и Польше, обоими государствами-гарантами, что в дальнейшем привело к трем разделам Речи Посполитой.
Разумеется, подписание трактатов не обошлось без грандиозных пиров. Присутствовавший на них французский посланник писал в своем донесении в Париж: «Все видели русского монарха утопающим в вине, не могущего ни держаться, ни произнести ни слова и лишь бормочущего министру-посланнику Пруссии пьяным тоном: «Выпьем за здоровье нашего короля. Он сделал милость поручить мне полк для его службы. Я надеюсь, что он не даст мне отставки. Вы можете его заверить, что, если он прикажет, я пойду воевать в ад».
А дело было в том, что по случаю подписания мира Фридрих II произвел русского императора в прусские генерал-майоры и дал ему под команду полк. Это событие стало главной темой застольных выступлений Петра III. Их нелепость была настолько очевидной, что граф Кирилл Разумовский, не выдержав, заметил: «Ваше величество с лихвою можете отплатить ему — произведите его в русские фельдмаршалы».
Во время пира Петр III предложил тост за августейшую фамилию. Все встали. Одна Екатерина продолжала сидеть. Петр послал генерал-адъютанта Гудовича спросить ее, почему она позволяет себе такое поведение.
Екатерина ответила, что так как августейшая фамилия — это император, она сама и их сын, то пить ей стоя не подобает. Петр, выслушав ответ, закричал через весь стол: «Дура!» Екатерина заплакала. Вечером Петр приказал своему адъютанту князю Барятинскому арестовать императрицу в ее покоях. «Испуганный Барятинский медлил исполнением и не знал, как ему быть, когда в прихожей повстречался ему дядя императора, принц Георгий Голштинский. Барятинский передал ему, в чем дело. Принц побежал к императору, бросился перед ним на колени и насилу уговорил отменить приказание».
Новелла 9
Кружева заговора
И хотя все кончилось на этот раз благополучно, Екатерина понимала, что Петр Федорович не оставит мысли расправиться с ней, и решила принять контрмеры. Самой кардинальной мерой могло быть лишение Петра III престола.
А тучи нависали не только над Екатериной. Во-первых, Петр III отдал приказ корпусу З. Г. Чернышова, который совсем недавно брал Берлин, идти в Австрию и стать там под начало прусского главного командования для совместной борьбы против австрийцев — вчерашних союзников русских. Во- вторых, была объявлена война Дании в защиту интересов Голштинии. Вторая война казалась не менее нелепой, чем первая, ибо речь шла о борьбе за кусок болота — так, во всяком случае по российским масштабам, воспринимался спор по поводу крохотного клочка приграничной территории с Шлезвигом.
Мир с Пруссией, война с Австрией и Данией, твердое намерение Петра III отправить в Данию гвардейские полки возмутили гвардейцев, большинство двора и сделали вопрос о свержении ненавистного всем императора практической задачей.
Главным действующим лицом готовившегося заговора стала Екатерина. Она одна знала всех его участников, но позволяла каждому из них знать только то, что касалось непосредственно того круга лиц, в который тот входил сам. Екатерина никому не сообщала ни стратегии задуманного предприятия, ни тактических приемов и частностей.
Гнездом заговорщиков стал дом банкира Кнутцена, где квартировал Григорий Орлов. К нему часто наведывались Алексей и Федор, служившие в Преображенском и Семеновском полках. Каждый из них исподволь пропагандировал солдат и офицеров своего полка в пользу Екатерины, распространял слухи, в свете которых она выглядела благодетельницей России, средоточием разума, доброты и правды, а ее муж — слабоумным монстром, врагом дворянства и ненавистником гвардии. Рассказы эти подкреплялись небольшими безвозвратными денежными субсидиями, которые Алексей и Федор давали гвардейцам от имени Екатерины.
О происхождении этих денег братья ничего не знали, Екатерина же получила их через своего агента Одара от купца — англичанина Фельтена. Предоставленный ей кредит составлял 100 000 рублей.
Наиболее расположенным в пользу Екатерины оказался третий лейб-гвардейский полк — Измайловский, где служили пять офицеров, вовлеченных в заговор с первых его дней.
Активным участником заговора стал уже упоминавшийся капитан гвардии князь М. И. Дашков. За ним стоял его дядя по матери — Никита Иванович Панин, воспитатель цесаревича Павла. Панин был сторонником аристократической олигархии, ограничивавшей абсолютное самодержавие, и планировал создать регентский совет во главе с Екатериной для управления государством после свержения Петра III.
Об этом Панин сугубо конфиденциально поделился с Екатериной, но разговор поначалу не получил никакого развития. И все же Панин не оставлял увлекавшей его идеи, беспокоясь за судьбу своего семилетнего воспитанника, которого он искренне любил. Панин понимал, что если Екатерина попадет в
