Хабибой знали, в чем дело, и были расстроены. Дик погрузился в размышления, не в силах глядеть на них.
К его удивлению, у ворот Дар эль-Хамра стояли на страже не только гвардейцы в широких штанах из полка Клюни, но и чернокожие воины Бокхари, нарядные в своих белых тюрбанах и алых кафтанах. Они с Клюни вошли в длинный зал для приемов. Абдаллах сидел среди груды подушек у большого круглого низкого стола. Но во главе стола, там, где они привыкли обычно видеть его, восседал маленький, толстый, почти круглый человечек, очень смуглый, с редкой седой бородой, с черными, блестящими, как бусины, глазами. Дик сразу его узнал. Это был Исмаил — Мулаи Смин, как его звали в народе — сам султан.
Длинный зал был полон гостей — все мужчины, конечно, поскольку даже рабыня не могла появляться в общественном месте. Дик задумался. Что же они будут делать? Довольно трудно устроить свадьбу без невесты. Но времени на размышления не было. Как только они вошли, шум разговоров затих и все головы повернулись к ним. Пока приятели шли к столу султана, все собравшиеся с любопытством глазели на них. К тому же их появление послужило сигналом к хору негромких протяжных приветствий с балкона — «луу, луу, луу-луу!» — которые продолжались, пока они преодолевали расстояние, отделявшее их от Исмаила и его сына. Затем женские голоса резко умолкли и воцарилось тяжелое молчание.
Мулаи Исмаил пребывал, по-видимому, в хорошем настроении, что не часто случалось с таким свирепым человеком. Черные глазки блеснули неожиданным интересом.
— Йа Аллах! Так это и есть тот самый Хасан эс-Саид, который подрезал крылышки Бени Мглид и укротил Бени Хасан и Аит Земмур? А упрямую женщину ты укротить сможешь, а, Хасан?
Дик поклонился, чтобы скрыть выражение своих глаз.
— Попробую, ваше величество. Иншаллах! Если будет угодно Аллаху, я могу!
Исмаил разразился хохотом.
— Хорошо, что ты так сказал, — заметил он, и тон его не оставлял сомнений в том, что произошло бы, дай Дик неправильный ответ. — Ничто не происходит без воли Аллаха, а мы лишь его орудия. Иди сюда! Сядь радом со мной, Хасан эс-Саид, и расскажи о своих подвигах.
Как только Дик уселся слева от Исмаила, остальные гости тоже расположились за столами. Якуб эль-Аббас, по приглашению Абдаллаха, сел подле него, несколько высших чиновников заняли места за столом султана.
Даже потом Дик не мог описать пир во всех деталях. Ум его был занят совсем другим, словно у кролика, попавшего в ловушку и ищущего выхода. Горло пересохло, пища казалась безвкусной. Он едва слышал у своего локтя голос султана, подробно расспрашивавшего его о военных соображениях и методах, и сам не понимал, что отвечает. Но, видимо, ответы были удачны, потому что, когда кончили есть, Исмаил сощурился на Абдаллаха через стол и проворчал:
— Я могу найти хорошее дело для такого молодца. Почему ты прятал его от меня?
Абдаллах, казалось, даже испугался.
— Если бы я знал о твоем желании, отец, то тут же отослал его к тебе. Теперь ты сам сказал это — и, во имя Аллаха, он твой.
Султан обратился к Дику:
— Я уже давно хотел собрать полк из отборных воинов, таких, как ты. И сегодня принял решение: ты будешь командовать им, Хасан эс-Саид.
Дик уставился на Мулаи, чуть не позабыв произнести надлежащие слова благодарности. Идея была не нова. Он уже стремился сделать это, учредив Бокхари — красные кафтаны, Черных телохранителей. Такой полк будет полностью зависим от султана, поскольку получит от него особые милости и привилегии; его воины будут меньше подвержены мятежу и предательству, взяткам и продажности, чем в обычных местных частях.
— Слушаюсь ваших приказаний, мой повелитель.
— Йа Аллах! Да будет так! Через неделю приезжай в Дар эль-Махзен, и мы подумаем об этом. А сейчас… — Он взглянул в конец длинного зала, громко хлопнул в ладоши и закричал: — Аджу! Музыка! Несите аммарийю!
Среди собравшихся поднялся шум, а в дальнем конце комнаты появились музыканты. Они заняли места по обе стороны двери и принялись играть так рьяно, что грохот заполнил все обширное помещение и полностью заглушил шум разговоров. Через мгновение появилась дюжина огромных, жирных дворцовых евнухов, под охраной которых внесли нечто вроде кресла с балдахином, тщательно занавешенного, так что было невозможно заглянуть внутрь, не раздвинув занавески. При виде этого сооружения среди гостей и на балконе раздались радостные приветственные крики.
Носильщики поднесли аммарийю к свободному месту возле стола, за которым сидел султан, остановились, поставили и отошли на почтительное расстояние. Исмаил поднялся и поманил Дика. Тут же оглушительная музыка оборвалась, и во всем огромном зале воцарилось напряженное молчание.
Исмаил двинулся вперед, а Дик за ним, озадаченный, но внимательный. Видимо, наступил самый ответственный момент. Султан остановился возле кресла под расшитым балдахином и постучал по угловому столбику. Занавеси заколыхались, зашуршали, и из складок появилась рука — маленькая, нежная, красивой формы и, судя по гладкости кожи, молодая. Но ее цвет заставил Дика покачнуться и чуть ли не лишиться чувств. Она была темной, очень темной! Почти черной.
Мулаи Исмаил подложил черную ладонь под нежные пальчики и многозначительно взглянул на Дика.
— Это самый прекрасный цветок из сада Абдаллаха, Хасан эс-Саид. Я даю ее тебе для твоего наслаждения, потому что ты должен иметь подобающую жену, — одинокий мужчина не полон. И ты, в свою очередь, должен лелеять ее и беречь в своем доме, потому что таков закон Пророка!
Дик задыхался от волнения, не зная, отказаться ли с презрением или пасть на колени, умоляя избавить его от этого брака. Но он уловил выражение лица Исмаила и понял, что возражения не принесут ничего хорошего: он должен жениться или умереть.
Протянув руку, он принял темные пальчики из руки императора, низко поклонившись и стараясь говорить с благодарностью.
— Ва Аллах, йа Мулаи Исмаил! Эль хамдуиллах! Да будет благословен Аллах!
Исмаил отошел и махнул имаму, выступившему вперед. Что говорил высокий тонколицый человек с длинной седой бородой, Дик не запомнил. Но когда тот тоже отошел, призывая благословение Аллаха на счастливую чету, до сознания Дика дошло, что он и эта женщина стали мужем и женой.
Маленькая темная ручка, чуть пожав его руку, выскользнула и скрылась за занавесками. Подошли носильщики, подняли аммарийю и понесли прочь из комнаты.
Дик, словно в бреду, смотрел, как они уходят, гадая, что же последует дальше. Но его растерянность усугубилась новым взрывом музыки, грохочущей и завывающей, показавшейся ему еще более неблагозвучной, чем прежде. Все собравшиеся гости бесконечно долго толклись вокруг Дика, смеясь и болтая, и он решил, что это время специально отведено на то, чтобы каждый мог подойти и сказать ему пару теплых слов. Когда все кончилось, голова его гудела от множества цветистых поздравлений.
Затем наступило время провожать новобрачного домой. Впереди шествовали музыканты, извлекая из своих инструментов оглушительные звуки, а когда процессия вышла на широкий двор, Дик увидел, что их ожидает множество коней, слуг и мальчиков с фонарями. Все сели на коней. Исмаил и Абдаллах ехали сзади, предоставив молодому человеку быть героем торжества, и под грохот и рев музыки, между двух рядов солдат, стоявших плечом к плечу вдоль всего их пути, они прибыли к тому дому, который Клюни показывал Дику утром.
Дверь была широко распахнута. Несколько человек выступили вперед, под руки сняли Дика с коня и провели внутрь и даже вверх по лестнице — до закрытой двери женского помещения. Дик решил, что они будут провожать его и дальше, до самой супружеской спальни, но, к счастью, это не было предусмотрено церемонией. Они остановились у входа и толкнули дверь. Тут же ловкие руки сдернули с него бурнус и хаик. Прежде чем Дик успел прикрыться, его весьма ощутимо подтолкнули, и он, споткнувшись, влетел в комнату. Дверь за ним тут же захлопнулась, и послышались голоса провожатых, желавших ему приятного вечера и дававших полезные, но неприличные советы. Затем они протопали вниз по лестнице, и Дик ощутил что-то вроде паники, потому что понял: настал самый ужасающий момент. Где-то в этом прохладном, выложенном изразцами покое его ждала невеста. Наконец он оказался с ней наедине.
