предупрежден, тот вооружен, надо всегда быть начеку, Дэн, ты смотри, если что подозрительное увидишь, ты тут же нас буди, да, хорошо, надо бы еще Виталика предупредить, что-то Коля какой-то подозрительный стал, но ничего, Виталик свой человек, если что, просигналит. А как вы думаете, мужики, почему мы столько ездим, а монголов только один раз видели? Ну, да, полтора, но вообще-то ненормально, битв нет. И хорошо, что нет, типун тебе на язык, а все равно что-то подозрительно… Может, капитан трусит, специально ушел в безопасный район, а тут, понятно, ничего такого нет, не трусит, а бережет экипаж, ха- ха-ха, скорее бы завтра, тетя Валя опять сказку расскажет, а мне кажется, мужики, что у нашего капитана миссия, он без приказа не стал бы тут ползать. Да какая у него может быть миссия, боится он, да и все, ша, мужики, Афоня идет… Прошел, вроде. Может, тут действительно какое тайное задание, например, клад ищет, да нет, чушь, какой клад, да, точно, клад! Найдем клад, тут и войне конец. Ну, не знаю, вряд ли… Ну, посмотрим. Так что ты, Дэн, смотри в оба, чтоб ни один монгол, да, конечно, будьте спокойны, мужики, и Виталика предупреди, ну, это вы сами Виталику передайте, кто пойдет солярку относить, передавайте, чтоб только Коля не слышал, и еще, это… ты, Дэн, Алеше тоже передай, Алеше, ну да, Алеше, а то это, ах, Алеше, ну что ж, Алеше… Все нормально будет, мужики, вы не волнуйтесь, давайте, ладно, пока, да, ага, ну я пошел, всё, давай, пока.
Соколицы не чурались мужского общества и сидели иной раз в настороженной тишине среди матросов, курили трубки.
Матросы чурались соколиц и опасались, что они доложат об их разговорах капитану с Афанасием.
Те немногие, кто раньше не путал летчиц друг с другом, стали путать. К тому же с тяжелой руки тети Вали Машу (или Галю) переименовали в Розу, и теперь вообще все перемешалось.
Как-то Алеша столкнулся с Галей около каюты тети Вали.
— Привет!
— Привет, — сказал Алеша.
— Слушай, хотела тебе сказать…давно еще… Приходи ко мне чай пить? С вареньем. Подруга на вылете.
Алеша заволновался. Сбывалась Алешина мечта.
— А ты что ж не полетела?
— Ну, как тебе сказать… — таинственно произнесла Галя. — Я заболела… Ну пошли в каюту, расскажу!
В каюте Галя села на кровать, обхватила руками колени.
— Послу-ушай… Мне совсем холодно… Я заболела.
Мечта была совсем близко.
— Чайку? — осторожно, чтоб не спугнуть, спросил Алеша.
— Нет, не хочу чайку… Холодно мне.
— Если холодно, надо чайку горячего. Подожди, Галя, я к Афанасию сбегаю, сейчас вернусь!
— Да не надо никуда бежать! Алеша!
Да что такое! Мечта прямо уходила из Алешиных рук. Алеша, попытался схватить ее за хвост, как рыбу.
— Нет-нет! Тебе же холодно! — и Алеша бросился на камбуз.
Когда он вернулся, в соколиной каюте никого уже не было. Алеша стучался еще минут пять, но ему так и не открыли. Тогда он пошел к бабушке. Бабушка обучала его управляться с Хрюшей, Степашкой и прочими.
У Алеши получалось неплохо.
21-бис. Деревья
Степная болезнь поразила капитана.
— Сплошная степь кругом, — сокрушался капитан. — Степь да степь!..
И верно, капитан был прав. Ничего, кроме плоской степи, вокруг не было. Был только бронеаэродром, но и он, оборудованный взлетно-посадочной полосой, был довольно-таки плоским.
Еще имелся в наличии вполне объемный грузовик, но грузовик — это было совсем не то. Например, когда дул ветер, грузовик не скрипел и не качался.
Капитан соскучился по лесу, по осине, скрипящей от ветра осенними ночами.
Вообще-то на корабле были, конечно, скрипящие предметы, например, половицы, особенно когда по ним шел морской походкой боцман или кок Афанасий. Но про половицы нельзя было сказать, что они качаются, хотя кок Афанасий или боцман качались очень даже. Алеша скрипел и качался в гамаке, но он лежал, а деревья стояли. Качались также и травы, но про них сверху нельзя было сказать, что они именно качаются, не говоря уж про скрипят. Не было никакой возможности воспринимать движение каждой травинки, поэтому качание травы можно было воспринимать только в целом. А в целом стебли двигались волнообразно, перистальтически. Лучше б не качались. Мутило.
— Кишечник, чистый кишечник. Вы заметили, что мы находимся в желудке у Степи? Степь нас постепенно переваривает, и скоро переварит совсем, — делился капитан своими гастрономическими наблюдениями с коком. — Посмотрите, что стало с радистом. Вы его кормите?
— Кормлю, — отвечал кок.
— Кормите получше.
— У травинки нет индивидуальности, а у дерева есть, — рассказывал он Маше, а Маша только округляла глаза.
Маша была очень симпатичная, когда округляла глаза.
Капитан соскучился по лесу. Он сидел, думал, отчего же лес ему нравится больше, чем степь, почему ему так надоела ровная поверхность.
«Наверно, все дело в вертикальности. Природа мечтает о недостижимом, а что может быть недостижимее вертикальности? Уделом человека всегда было движение по двумерной плоскости. Даже птицы не могут летать вертикально. Геликоптер — венец творения, стоп, эволюция дальше не идет. Вершина растительного мира — деревья — вертикальны, травы тоже вертикальны, хотя из-за недостатка стойкости и имеют склонность к лежачему положению. Вершина животного мира — человек — стремится к вертикальности, вся культура пронизана ею, начиная с менгиров и заканчивая Башнями-близнецами» — писал он в своем дневнике.
— Я скучаю по вертикальности, — сказал как-то капитан штурману.
Штурман ничего не ответил. Он стоял на палубе, прямой, как столб, и смотрел строго вверх. Солнце было в зените, а штурман как-то умел определять по солнцу местоположение корабля.
Капитан хотел еще пойти поговорить с кем-нибудь, но передумал. Вместо этого он стал писать дальше:
«А раз всё дело в вертикальности, и только в ней, то при чем здесь деревья? Почему нельзя заменить деревья людьми? Штурман тоже вертикален, когда смотрит на небо. Но он один. Леса из одного дерева не бывает. Индивидуальность будет заметна только на фоне другой индивидуальности. Экипажа у нас как раз хватит на маленькую рощу…»
Всю ночь капитан рисовал в блокноте план рощи. Где должно стоять одно дерево, где другое, а где между ними должен находиться куст. На следующий день выстроил матросов на палубе. Палуба во время переклички являлась также и плацем.
— Заградительная лесополоса. — Подумал про себя капитан. — Но это всё не то. В лесополосе деревья стоят как солдаты, а нужно, чтоб солдаты стояли, как деревья. Ну-ка…
И капитан расставил солдат по палубе, аккуратно сверяясь с блокнотиком.
— Замри! — скомандовал он.
Прошел мимо застывших матросов, пытаясь вообразить себя в лесу. Не очень как-то получалось.
— В птицах всё дело! — Догадался он. — В лесу же птицы поют! Умеет кто-нибудь свистать, как птица? — спросил он.
