случилось по моей вине, и, пожалуйста, не надо из-за меня все портить. Лайза, Криста ничего не сделала. Ничего! Это все я. Вини меня, не ее. И лучшее, что я могу сделать, это исчезнуть из вашей жизни.
Глаза его затуманились от слез, кулаки, лежавшие на коленях, сжались.
— Нет! — вырвалось у Лайзы.
— Ты никуда не должен исчезать, — сказала Криста.
— Правильно, — согласилась Мэри Уитни.
— Я уверен, что мы все должны оставаться друзьями, — высказался Абдул.
Наступило молчание, обозначавшее, что военные действия идут на убыль.
— Я не мешок с дерьмом, — нарушила молчание Лайза. — Я вовсе не похожа на мешок!
На лице ее застыло удивленно-обиженное выражение.
Первым рассмеялся Стив. Ситуация была совершенно сюрреалистической.
Лицо Кристы начала смягчать улыбка. Ее вызвало выражение лица Лайзы. Диагноз Кристы насчет детскости оказался точным. Лайза сидела, красивая до невозможности, совершенно обезоруженная оскорблением, нанесенным ее внешности. Это была совершенно детская реакция.
— Лайза! — рассмеялась Мэри. — Твое лицо!
— Ха-ха! — поддержал ее Абдул.
Даже Роб начал улыбаться. Он протянул руку и в знак ободрения коснулся колена Лайзы.
Лайза замотала головой, уже готовая присоединиться к веселью, но еще не до конца.
— Я ведь не мешок, верно? — произнесла она чарующе жалобным тоном.
— Конечно, нет, Лайза. Прости меня. Похоже, я еще не умею выступать в роли бабушки, — сказала Криста.
— И приставать к детям, — хихикнула Мона, после чего Абдул возвел глаза к небу.
— Дорогие, это просто небольшой скандал, — завопила Мэри. — Чтобы разрядить обстановку. Выпустить пар. Не следует недооценивать банальные истины.
— Танцевать… — промямлил пьяный Хосе. — Хочу танцевать.
— Думаю, мы должны прислушаться к нашему новому юному другу, — заявила Мэри, схватив за ногу находящегося в прострации Хосе и испытующе ощупывая его молодые мускулы.
— Ладно, — хмыкнула Лайза, — если здесь готовы выслушать детей, то я полагаю, что мы должны расслабиться в «Варшаве».
— Правильно, — согласился Стив.
Абдул согласился, Мона тоже. Роб не возражал.
— Великолепно, — сказала Криста. — Когда говорит моя топ-модель, ее желание для меня закон.
Она хотела примирения, и как можно скорее.
Лайза улыбнулась в знак согласия. Мэри Уитни облегченно вздохнула.
— Вперед, на «Варшаву»! — заявила Мэри тоном Наполеона.
— Будем надеяться, что мы сможем обеспечить себе безопасное отступление, — сказала Криста.
Музыка в «Варшаве» была не просто громкой, она была угрожающей. Можно было почти видеть, как звуковые волны сотрясают зловонный воздух. Тысяча танцоров толклись в центре зала, истекая потом.
Грудная клетка Кристы вибрировала. Она испытывала странное ощущение, будто верхняя часть ее тела стала принимающим устройством для огромных громкоговорителей, натыканных повсюду в помещении, смахивающем на пещеру.
— Вот это да! — прошептала она на ухо Стиву.
В ответ он показал рукой на бар. Там вроде бы можно было разговаривать.
Они протолкались сквозь толпу, поражаясь, что такое может быть в Майами. Здесь веселились по «Формуле-1», здесь не существовало никаких запретов. Нью-Йорк гордился бы таким ночным клубом. Остальные участники их компании, ошеломленные, глазели по сторонам. Только Мона и Лайза чувствовали себя здесь в своей тарелке. Абдул воспринимал грохот весьма болезненно. Он зажал уши, открыл рот, чтобы уравновесить давление. Даже Мэри Уитни, похоже, испытывала потрясение, и эта чуждая ей эмоция играла на ее лице с неуклюжестью актера-новичка, оказавшегося на незнакомой сцене. Роб и Хосе выглядели так, словно могли выдержать шум еще в несколько децибелов.
Потом все пробрались в бар.
Абдул недовольно сморщил нос, узнав, что шампанское здесь только американское. Он попытался сообщить всем эту дурную новость, но никто не обратил на него внимания.
— Неудивительно, что молодежь не посещает оздоровительные клубы, — заметила Мэри. — У них и тут аэробика высшего класса.
— Хотите попробовать? — спросил Роб.
— Бог мой, ты хочешь пригласить меня танцевать?
— Угу.
— Мне позволено, Лайза?
— Будьте моей гостьей.
— Ладно. Вряд ли будет танец щека к щеке. Так что все будет в порядке.
Мэри стала прокладывать путь к танцевальной площадке, Роб следовал за ней.
Они начали танцевать.
— Почему ты ухаживаешь за всеми, кроме меня? — спросила она.
Он показал на уши: «Ничего не слышу».
Мэри улыбнулась и придвинулась ближе. Она танцевала хорошо и знала это. Она обхватила его за талию и, покачивая бедрами, протиснула ногу меж его ног, переходя на не совсем пристойный танцевальный стиль. Ее губы находились около его ушей. Она повторила свой вопрос.
В ответ он пожал плечами, но не отодвинулся.
— Беда в том, — надула она губы, — что молодые не питают уважения к деньгам. Наверное, я кончу тем, что спутаюсь с Абдулом. По крайней мере, мы можем трахаться на равных банковских балансах.
Роб засмеялся.
— А что на самом деле случилось на пляже?
— Забудьте об этом, Мэри.
— Ты почти сорвал мне всю рекламную кампанию.
— Вы не выглядите очень огорченной.
— Я никогда не огорчаюсь. Я огорчаю других.
— Не огорчайте меня.
— Мне хотелось бы возбуждать тебя, а не огорчать.
Он попытался отодвинуться, но не слишком решительно. Она по-прежнему прижималась к нему.
— Мэри, не надо. Если вы будете продолжать так, начнется новый скандал. — Он посмотрел в сторону бара. Все сидевшие там наблюдали за ними.
— А я люблю скандалы.
— А я нет.
— Но ведь ты любишь заниматься этим. Заниматься этим с фотомоделями. Ты с них не слезаешь.
Она потерлась об него. Никакой реакции. Мэри подняла глаза и посмотрела снизу верх на его простодушное прекрасное лицо. Господи, да ведь он как Бог! Одного этого почти достаточно, чтобы сделать человека верующим. Неудивительно, что Криста под луной перешагнула рамки приличий. Неудивительно, что Лайза ведет себя как кошка на горячих углях. Неудивительно, что она сама исходит похотью, как матрос в душную субботнюю ночь. Сумеет ли она затащить его в свою постель или она уже опоздала? Сможет ли она растолкать всех остальных и заполучить Роба Сэнда? Маловероятно, но даже сделать попытку будет весьма забавно.
— Если ты переспишь со мной, я дам тебе миллион долларов, — сказала Мэри.
— Вы шутите! — Роб неуверенно засмеялся, решив считать это шуткой.
— Я никогда не шучу, когда речь заходит о деньгах. Это единственное, над чем не следует смеяться.
Ее тон был достаточно ироничен, чтобы в случае необходимости она могла перевести разговор в
