Вместе с ней Анджей облазил всю деревню, а также насыпной песчаный островок, на котором располагалась кузница и загон для скота.
В отличие от хыгра Айол, где живущие в совершенно средневекового вида саклях горцы пользовались компьютерами, электрохлебопечками и водопроводом, здесь царил самый настоящий примитивизм.
Коммуникатор был один на всю деревню. Солнечных батарей и светодиодов — несколько больше, но всё равно наличие электричества в каждом доме здесь не считалось необходимым. Изделий из пластмассы не было вовсе.
Правда, из болотной руды тут делались весьма совершенные железные изделия. Гончарное дело тоже было на высоте. Поделочную древесину местные жители, видимо, добывали где-то за пределами болота, но деревянных изделий у них хватало.
Анджея поразило количество всяких мелких бытовых автоматов. Сделанных из дерева, из рыбьей кожи и гончарной глины приспособлений, которые делали такие вещи, для которых цивилизованному человеку понадобился бы как минимум процессор.
Обитатели болота питались рыбной ловлей, сбором какого-то дикорастущего зерна с растения, похожего на рис и разведением длиннорогих коров, которые с удовольствием возились в болотной грязи, переплывали протоки и ели тростник.
Перемещались они на связанных из тростника лодках, одевались в одежду, сшитую из чего-то вроде папируса.
Единственное что было непонятно Анджею, так это как эта первобытность сочетается с современным уровнем медицины.
Впрочем почти тут же он увидел — как.
Когда они с Лив осматривали гончарную мастерскую, он услышал снаружи голос Ильмы сердито кого- то отчитывающей:
— Что? Почему она ещё здесь? Ты же два месяца назад определила, что беременность у неё протекает ненормально. Тебе врач что говорила? Отправляй её в Боотисский госпиталь на сохранение. Тогда это было совсем без риска. Сейчас уже есть некоторый риск. Но пока ещё можно. Завтра Тири будет возвращаться, сажай её к ней в глайдер, и через сутки она уже будет в Боотисе. Да, я знаю, что её придется три месяца содержать в городе. Да, я знаю, сколько стоит билет на мотриссу, сама его вчера покупала. Но если что пойдет не так, санрейс флиттера с реанимационной бригадой встанет в пять раз дороже. И за санрейс придется потом расплачиваться вашей общине. А сейчас мы что-нибудь придумаем.
За содержание скеттерлинга в госпитале заплатит король, у него есть на эту тему благотворительная программа. Хотя вы и не из его региона. Ванесса потому и рекомендовала отправлять её в Боотис. Не только потому что с Карбазом у вас прямого сообщения нет, нужно выходить из мотриссы в Лертёнгарте и дальше лететь самолётом. В принципе, Лертёнгартский госпиталь тоже вполне нормально оборудован для таких случаев. Но получить субсидию в Боотисе — проще.
С Тири вы договоритесь как-нибудь, а на мотриссу денег я вам дам.
Анджей вышел из хижины и, обняв Ильму за плечи, спросил:
— Что у вас здесь за шум?
— Понимаешь, Анджей, тут такая ситуация: обычно оплата медицинских услуг — дело муниципальной общины. Экстренные вызовы и санрейсы тоже, кстати, оплачивать надо.
Но здесь скэттер, муниципальной власти как таковой нет, а местная община — вот эти три хижины, да ещё пяток таких же деревень, которые нам нужно объехать завтра-послезавтра.
Денег у них практически нет. Они живут натуральным хозяйством. Даже билет на мотриссу до Боотиса это сумма, которую вся община зарабатывает хорошо если за год. Медицинской страховки тоже никакой нет. Страховые компании работают с теми скэттерными поселениями у которых есть хоть какие-то регулярные доходы.
Поэтому местные жители тут постоянно норовят пустить дело на самотёк. Лечат местными травами и не более того. Правда Эва, — Ильма указала на пожилую женщину, к которой и была обращена её тирада, — умеет пользоваться всякими медицинскими датчиками к коммуникатору и с её помощью Ванесса Райшэ, врач, отвечающий за этот район, может удалённо ставить диагнозы.
Обычно все специалисты, кто здесь более-менее регулярно появляется: я, экологи, Ванесса, обязательно устраиваем всем местным жителям что-то вроде диспансеризации. Чтобы не запускали.
А тут девочка с патологией беременности. Уже седьмой месяц, между прочим. Её ещё два месяца назад надо было отправлять в госпиталь надо было.
Но эта девочка всю жизнь прожила в Ованфорсар, у неё даже коммуникатора нет. У Ванессы, наверное, какая-нибудь биометрия или даже сиквенс генома есть, но это всё. Для цивилизованной бюрократии человек не существует.
Поэтому доставка её в госпиталь будет ещё той операцией. Кто-то, скорее всего Тири, должен довезти её до станции Далийский Мост и посадить в мотриссу, сдав на руки проводнику, и купив её билет. Кто-то должен встретить её на вокзале в Боотисе и довезти до госпиталя.
Кто-то должен оформить всё, что необходимо, чтобы содержание её в госпитале оплачивалось из благотворительного фонда.
Хотя знаю я, кто это скорее всего будет. Лиззи Меретикс, которая обычно на церемониях держательница правого опахала или Виола Паччиоли, которая держательница левого. Если гвардейцы у Аслана это на самом деле отряд спасателей быстрого реагирования, то прочие придворные — как раз по всяким таким делам бегают. Вернее, на придворные должности он приглашает наиболее отличившихся волонтёров. Это и отличие, и возможность посвящать благотворительным делам большую часть времени, получая за это вполне достаточную зарплату.
— Это как? — Удивился Анджей. — У вас же тут есть какое-то обязательное образование. Мара что-то рассказывала на экзамены на разные гражданские права, в частности на право заводить детей. Если человек для цивилизованной бюрократии не существует, у неё ребёнка не отберут?
— Отобрать ребёнка у матери?! — хором ужаснулись Ильма и Эва. — У вас что, на Земле такое до сих пор бывает?
— Проблемы, у неё конечно, будут. — пояснила этнограф. — У неё не сдан экзамен на право свободного перемещения в городе, который горожане обычно сдают в дошкольном возрасте. Равно как не сдан экзамен по обращению со скафандром, которая Мара, наверное, сдала ещё до того, как поступила в юнги, экзамен на самостоятельное передвижение в зимней тайге, который на Лемурии вообще мало у кого есть, потому что не бывает зимы, нет прав на управление никаким летательным аппаратом и много чего ещё. Поэтому ей и нужны сопровождающие, чтобы добраться до госпиталя, нужен кто-то, кто возьмёт на себя всякие бумажки. Но здесь-то, в болотах, она вполне дееспособна.
Вообще, пообщайся лучше на эту тему с Лив, у неё примерно такой же бэкграунд. А у меня тут ещё полно народу, который специально отложил свои дела, чтобы поговорить. А завтра с рассветом я хочу уже отплыть отсюда в соседнюю деревню.
Лив всё это, естественно, слышала. Вообще на этом маленьком тростниковом плоту скрыть что-либо было невозможно. На надувной жилой палубе трампа-тысячетонника раз в сто больше приватности.
Когда Анджей повернулся к ней, она вдруг спросила:
— Ты грести умеешь?
Журналист кивнул.
— Тогда поедем, настреляем уток к ужину. Сидя в деревне, болота не поймешь.
Она вытащила из хижины лук со стрелами, отвязала узенькую лодку, связанную из тростника и свистнула одной из собак. Та привычно прыгнула в лодку и устроилась на носу.
— Ты садись на корму и греби, а я буду стрелять, — скомандовала девушка.
Впрочем, поначалу она тоже вооружилась коротким однолопастным веслом.
В два весла они быстро отплыли от деревни и та скрылась за зарослями тростника.
— У вас тут в школе учатся? — cпросил журналист.
— Конечно. Только школа не в нашей деревне, а в Сивской Стрелке. Полчаса на лодке. Там тростниковый плот больше, и там вообще у нас центр общественной жизни. Там народ собирается на всякие праздники, на танцы, там же и школа. Вы с Ильмой, наверное, туда завтра поплывёте. Или послезавтра.