МИСС, выданный ему вагабовским завхозом для упражнений на Луне, вместе с Труди, одетой в халатик типа короткого кимоно и пляжные тапочки, отправился куда-то в центр деревни.
На хандрамит Офир уже опустилась глубокая тропическая ночь. В небе сияли звёзды, яркие как где- нибудь в горах, а почти в зените медленно плыл маленький, раза в два с половиной меньше земной Луны, неровный кружок Фобоса.
Уличного освещения тут не было. Улицу освещали только огромные окна гостиных на первых этажах домов, лишённые всяких признаков занавесок. Впрочем, этого было вполне достаточно для ориентировки.
Впереди показался кусок мохнатой темноты — участок, заросший деревьями, что-то вроде местного парка. Чуть дальше деревья были подсвечены снизу странным голубоватым светом.
— Вот мы и пришли, — сказала девушка, когда они подошли к этим деревьям.
Оказалось, что тут был открытый бассейн, выложенный голубой плиткой и подсвеченный подводными лампами. Рядом под легким навесом располагались скамейки и вешалки для одежды. Стена у этой импровизированной раздевалки была только с одной стороны и переходила в высокую, в полтора человеческих роста, живую изгородь.
— Вот там душевые и сауна, — Труди указала на дверь в стене, — а за этой изгородью тренажерная площадка. А я поплыла, а то все наши уже в воде.
В бассейне действительно плескалось человек восемь молодежи. Труди скинула с себя кимоно, бросив его на лавочку, и с разбегу прыгнула рыбкой в бассейн. Как и в Порт-Шамбале, мысли о таких вещах, как купальники и плавки, здесь никому не приходили в голову.
Анджей прошёл сквозь арку в живой изгороди и оказался на достаточно хорошо освещенной площадке, хотя снаружи было почти незаметно, что здесь есть какой-то свет. Тренажёры здесь были точно такие же, как на Лунной базе, комплекс упражнений он уже успел хорошо выучить. Правда, в этот раз он начал задыхаться, не сделав и четверти обычного комплекса. Пришлось снизить нагрузку.
Кроме него, на площадке занимался ещё один мужчина — сухощавый, чуть ниже среднего роста, абсолютно седой, с аккуратно подстриженной бородкой.
Когда они одновременно закончили очередной подход и переводили дух, абориген вдруг обратился к Анджею:
— Добрый вечер. Вы здесь новенький?
— Я тут, можно сказать, в гостях. Я Анджей Краковски, журналист с Земли.
— А я Герберт Штайер, можно просто Берт, профессор геологии в отставке. Вижу, вы только что прилетели и ещё толком не акклиматизировались, так что не напрягайтесь зря. За несколько дней мышцы не успеют потерять тонус, а дыхалка постепенно адаптируется.
Профессор Штайер оказался необычайно словоохотливым, как это часто бывает у пожилых людей, а главное, вызывал полное и безоговорочное доверие и желание поделиться своими проблемами. Очень скоро Анджей рассказал ему про те планы, которые они с Эрнестом составили для знакомства с Марсом.
— Ну нет, тут Эрнест, пожалуй, неправ, — откомментировал этот проект Штайер. — Марс — это не только хандрамиты. Нельзя почувствовать, что такое Марс, не постояв посреди харрандры, да так, чтобы рейлер в поле зрения не попадал. Но это легко исправить. Сейчас позвоню кому-нибудь из своих учеников, и организуем вам экскурсию в какую-нибудь полевую партию. Сейчас это просто. Вот лет двадцать назад («сорок земных», — подумал Анджей) мы уходили в экспедицию, как какие-нибудь конквистадоры. Флиттеров тогда не было, тиэни тоже не было — тогда еще не умели делать термоядерных реакторов размером меньше ангара. Летать за пределами терраформированных участков можно было только на безумно дорогих химических ракетах, поэтому ездили на вездеходах на топливных элементах. Уходили на пару месяцев, почти без шансов вживую увидеть посторонних людей. То есть зашвырнуть килограммов сто запчастей беспилотной ракетой ещё могли, если сильно прижмёт, но в остальном совсем без поддержки с неба. Радиосвязь тоже то ли есть, то ли нет. Как поднимет ветром железистую пыль, так и приехали.
Через некоторое время они закончили комплекс упражнений и приняли душ. Профессор засобирался домой, а Анджей решил ещё искупаться в бассейне. Труди со своей компанией все ещё была там.
— Смотрю, дядя Анджей, вы уже познакомились с дедушкой Бертом, — вынырнула она под самым носом у журналиста. — Это самый классный дед в нашей деревне. Правда, не самый старший — есть ещё дедушка Зигфрид, тому вообще шестьдесят лет. Вы долго плавать будете? А то я уже почти наплавалась.
Анджей не имел никакого желания плавать долго, поэтому минут через пятнадцать выбрался из воды. Труди как раз успела подсушить свои роскошные волосы большим стационарным феном.
Как беззаконная комета
From: n-299-sol!lavisko5
To: mars!visitors!andzejk
Subject: Re 1000 тускубов
> Мара!
> Спасибо тебе за ту сумму, которую ты кинула мне на счёт,
> но не кажется ли тебе, что 1000 тускубов — это как-то многовато?
> Давай я тебе со своего счёта на Земле переведу. Это ведь
> можно сделать по межпланетному E-mail.
Анджей!
Не переживай. Я не свою стипендию за три месяца отдала и не свинью-копилку распотрошила. Это твоя законная доля навара от маленьких торговых операций. Во-первых, у меня на борту была 20-литровая фляга молодого австрийского вина, которое я закупила в Швехате. Думала — домой, но придется ещё раз.
Во-вторых, в бортовой запас провизии входило два ящика пшеничных галет. В-третьих, собираясь на Марс, я выцыганила у завхоза лунной базы ящик кофе и два ящика чая, обещав отдать взамен ящик марсианской можжевеловки и 20 литров эля. У Вагабова есть ценители марсианских напитков.
За всё это добро я выручила 3500 тускубов в Офире-восточном.
Полторы тысячи ушло на обслуживание пинассы и 50 тонн воды — вода на Марсе дорогая. Остальное я честно поделила пополам.
Кстати, рекомендую минимум за сутки до отлёта поговорить с кэпом Ставраки насчет остатка тускубов на твоём счёте. За пределами Марса тускубы тебе ни к чему, а капитан потом поменяет их тебе на лемурики.
Мара ткнула пальцем в кнопку «отправить» и бросила планшет на тумбочку с кофеваркой. Сейчас тумбочка была обращена ножками к борту пинассы. Двигатели не работали, и сила тяжести создавалась только вращением бытового отсека, а бытовой отсек пинассы — это не жилая палуба крупного корабля.
Мастер Брукман поднял глаза от своего планшета, с которого что-то читал.
— Ты что так волнуешься? — озабоченно поинтересовался он.
— А, не обращайте внимания… Проблемы в личной жизни.
— Сколько тебе лет? Восемь, девять? В этом возрасте у всех проблемы. Вот доживешь до пятидесяти…
Мара чуть было не обиделась. Восемь лет?! Он что, издевается, совсем за несмышлённую школьницу её держит? Но тут же сообразила, что восемь марсианских лет — это пятнадцать земных, то есть с точки зрения Брукмана ей как раз где-то восемь с половиной и есть.
— Чтобы дожить до пятидесяти марсианских лет, у меня профессия неподходящая, — с усмешкой бросила девушка.