армии «по вопросу о зачислении в тылополчение гражданина Клебанова Генриха Берковича, как административно высланного». Рассмотрев этот документ на своём заседании 26 января, комиссия вынесла следующее постановление: «Гражданина Клебанова Генриха Берковича как административно высланного лишить избирательных прав»[256].
Если член семьи, главу которой лишали избирательных прав, находился на действительной военной службе в момент лишения, он, как правило, исключался из рядов красноармейцев, по представлению местных органов власти. В январе 1933 г. житель деревни Пречистое Тёмкинского района Глебов подал жалобу в райисполком на неправильное обложение его хозяйства индивидуальным налогом. Президиум райисполкома, рассмотрев жалобу на своём заседании 31 января 1933 г., признал справедливость обложения Глебова индивидуальным налогом, как кулака, а также постановил лишить его избирательных прав и «ходатайствовать перед командованием полка об отзыве… из Красной армии сына Глебова, находящегося в терчасти»[257].
Многие молодые лишенцы воспринимали очень остро запрет на прохождение действительной военной службы. Часто именно это обстоятельство становилось доминирующим при возбуждении ходатайства о восстановлении в избирательных правах. Характерным примером может служить заявление жителя Ельни И. С. Карасёва, направленное им в октябре 1925 г. в Смоленскую губернскую избирательную комиссию. В нём говорилось: «При составлении в нынешнем году списков лиц лишенных избирательных права по городу Ельне я включен в таковой как сын торговца, одновременно я как родившийся в 1903 г. подлежу призыву на военную службу в ряды Красной Армии и на основании того, что я лишён избирательного права постановлением Уездного Исполнительного комитета зачислен для несения службы в тыловом ополчении»[258]. Далее Карасёв указывал, что не состоит на иждивении своего отца, а, начиная с 1918 г. работал в различных организациях «гражданского и военного ведомства». Также он занимался и общественной деятельностью, являясь членом различных добровольных организаций, в том числе Общества друзей воздушного флота. На основании всего изложенного Карасёв просил восстановить его в избирательных правах и исключить из списков тылоополченцев. Тем не менее, губернская избирательная комиссия сочла его доводы неубедительными и не восстановила Карасёва в избирательных правах, и соответственно он должен был отбывать воинскую повинность в рядах команды обслуживания.
Но существовало и явление обратного порядка. Некоторые граждане наоборот стремились документально зафиксировать факт лишения их избирательных прав, чтобы не идти на действительную военную службу.
Корреспондент «Рабочего пути» отмечал, в январе 1927 г., что в помещении городской избирательной комиссии встречались люди «с радостной улыбкой на лице требующие справочки о том… что они лишены избирательных категорий». Как правило, это были «нэпманы и их сынки, бывшие служители культов» и бывшие сотрудники полиции. Справки им нужны были «на предмет избежания зачисления в Красную Армию, и определения в тыловые кадры». Во всеуслышание об этом не говорилось, но как заметил корреспондент «„соль“ нашего города… в „кулуарах“ комиссии, делясь между собой впечатлениями, неосторожно шепотком передаёт об этом друг другу»[259] .
Зависимость действительной военной службы граждан от наличия у них избирательных прав имела и обратную направленность. Иногда свидетельство о добросовестной службе в частях Красной армии становилось решающим обстоятельством при восстановлении человека в избирательных правах. В марте 1927 г. в Смоленскую городскую избирательную комиссию с заявлением о неправильном занесении его в списки лиц, лишенных права голоса обратился военнослужащий А. И. Адамович. Рассмотрев его обращение на своём заседании 22 марта, комиссия постановила: «Ввиду того, что Адамович, как видно из представленного им удостоверения 2-го полка бронепоездов от 30 октября 1926 г… состоит на действительной военной службе в переменном составе — из списка лиц лишённых избирательных прав его исключить, как ошибочно внесенного»[260].
Несмотря на все ограничения, сыновьям лишенцев нередко удавалось, скрыв своё происхождение и связь с родителями поступить на действительную военную службу В целях выявления подобных случаев организовывались регулярные «чистки» армии. Так, «16 июля 1928 г. РВС СССР издал секретную директиву за № 065652/сс, предписывающую „изъять из армии классово-чуждые и социально-опасные элементы“. Изъятию подлежали: социально-чуждые по происхождению, зарекомендовавшие себя с отрицательной стороны по службе, дети лишенцев»[261].
Подобные чистки часто приводили к драматическим последствиям, и становились причинами настоящих трагедий. Примером могут служить события, разыгравшиеся в Перелучском сельсовете Локнянского района Великолукского округа Западной области осенью 1929 г. В сентябре 1929 г. колхозный активист Г. Андреев был призван на лагерные сборы в военную часть. Там он встретил И. Тарасова, жителя того же района, сына кулака лишенного избирательных прав «за эксплуатацию батраков, за скупку и перепродажу большими партиями рогатого скота». И когда на Андреева «возложили работу по выявлению социального состава военнослужащих его роты», он «разоблачил Тарасова как классово чуждый элемент, не имеющий права служить в рядах Красной Армии». В результате «приказом по полку от 13 сентября Тарасов был исключён из списков и уволен». Вскоре после своего возвращения на родину он вместе с группой других лишенцев организовал убийство Андреева во время спектакля, посвященного дню Октябрьской революции[262].
Лица, лишённые избирательных прав были ограничены и в возможностях получения образования. В первые годы советской власти ещё не существовало запретов на поступление в вузы для лиц лишённых избирательных прав. Но в 1921 г. был установлен «классовый принцип» приёма. Абитуриенты должны были соответствовать требованиям «социального отбора». Как отмечает С. В. Волков: «Наиболее последовательно в масштабе всей страны „классовые приемы“ проводились с 1922 г.»[263]. Поэтому среди прочих документов им предписывалось предъявлять в приёмную комиссию справку «о нелишении избирательных прав» их самих и их родителей. С 1930 г. в анкетах, заполняемых при поступлении в вузы, появился пункт следующего содержания: «Под личную ответственность поступающий в ВУЗ должен указать о нелишении избирательных прав, как его самого, так и членов его семьи»[264].
Студенты сумевшие скрыть свою принадлежность к семье лишенцев при поступлении могли быть отчислены во время очередной «чистки» вуза от «социально-чуждых» элементов. Такие чистки проводились в конце 1920-х — начале 1930-х гг. достаточно регулярно. При этом, нередко сведения о «нетрудовом» происхождении тех или иных студентов в органы власти и руководство вузов поступали от их односельчан или соседей. В феврале 1929 г. житель деревни Чучелово Прокоп Никитин направил в Переснянский волисполком жалобу на жителей деревни Труханово братьев Николая и Ивана Григорьевых, лишенных избирательных прав за эксплуатацию наемного труда. В ней он, в частности, писал: «И ещё сообщаю о том, что Григорьев Николай сделал фиктивный раздел с своим сыном Петром Григорьевым. Но и хозяйство Николая и Петра Григорьевых в настоящее время юридически неделимо. А сын его Петр обходом советских органов пролез в Смоленский университет педагогики. Каковой не должен быть в университете, потому что они являются вечные эксплуататоры бедноты. Поэтому прошу обратить внимание на таковое обстоятельство, которое выявлено в Григорьевых, а также учащийся сын Григорьевых получает стипендию по своему фиктивному разделу. Прошу фракцию ВИКа в скором времени разобрать это дело и выкурить такового из педфака»[265].
Но некоторые из студентов отчисленные из-за отсутствия прав голоса у них самих или и у их родителей возвращались на учебу. Для своего восстановления им приходилось доказывать, что они либо не поддерживают связи со своими родителями, либо что их родители умерли, либо что их родители или близкие родственники сменил род деятельности, и благодаря этому перешли в разряд «трудовых» сословий. Учитывалась также активная общественная деятельность и «правильные» политические взгляды студента. В приказе правления Смоленского университета от 18 марта 1930 г. в частности говорилось: «Восстановить в правах студентов Байдалину З. А. 2-го курса естественного отделения педфака, принимая во внимание, что её отец (служитель культа) умер за 12 лет до её поступления в университет, и в настоящее время студентка не лишена избирательных прав. За скрытие социального происхождения при поступлении — объявить Байдалиной строгий выговор. Предложить т. Байдалиной принять активное участие в
