– Боже мой, Ришар, – выдохнул Карл, и ствол его пистолета качнулся вниз. – Но как? Откуда?
– А ты не знаешь? Что ж, так попробуй угадать. Прояви фантазию.
Шериф и Могильщик некоторое время молчали, рассматривая друг друга.
– Посмотри на себя. Во что ты превратился… – наконец с усилием выдавил Карл, и Муни расслышал в его голосе толику укоризны. Или ему показалось?
– Знаешь, последнее время мне не очень-то
– Ришар? Вы… ты что, знаешь этого парня?! – удивленно крякнул обескураженный Муни.
– К сожалению, – не сводя с противника взгляда, не своим голосом пробормотал шериф, крепче сжав пистолет. – Держи руки, чтобы я их видел, и отойди от ямы.
– И еще ствол, – скомандовал Муни, угрожающе покачивая дубинкой. – Моя пушка ведь все еще у тебя, м?
– Выстрелишь в старого друга? – проигнорировав оклик Френка, усмехнулся Ришар Годэ, растягивая шрамы на щеках в чудовищную улыбку. Выпростанный из-под плаща пистолет с тихим стуком упал в траву рядом с ямой.
– Ты конченый псих.
– Возможно, – улыбаясь, кивнул Годэ. – А быть может, наоборот, сейчас я единственный человек на земле, кто способен мыслить здраво.
– Я еще мог понять, когда ты пытался запалить костры инквизиции. Это было твое задание, так тебе велели в конторе. Мне и самому приходилось марать руки в крови невинных людей, потому что таков был приказ. Но то, что ты творишь в этих лесах?..
– О, когда ты успел стать таким ханжой, дружище? – улыбка Годэ превратилась в звериный оскал. – Чем моя работа в Иллинойсе отличается от той, что ты выполнял в Жеводане?
– О чем вы тут толкуете, черт возьми, – облизнув пересохшие губы, напряженно пробормотал Муни, с неприязнью ощущая внутри чувство, что не имеет контроля над ситуацией. А это означало, что все может в любой миг повернуться. И не в самую лучшую сторону.
– Спокойствие, Френк. Я все объясню, но позже. Сейчас нам нужно арестовать этого гада.
– Арестовать, ха! – Могильщик залился лающим смехом. – Не пори чушь, Карл. Ты не станешь меня арестовывать. По крайней мере, по законам этого времени. У тебя два варианта. Либо взять меня в плен и приволочь в логово своих хозяев. Либо убить. И так как сдаваться я не намерен…
– Сэр, если вы сдадитесь, я гарантирую вам безопасность и справедливый суд! – Муни попытался взять ситуацию в свои руки. – Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано…
Но Годэ не обращал на него никакого внимания, его взгляд был прикован к Тандису.
– Так что никакого ареста не будет. Признаюсь честно, твое появление, Карл, стало для меня приятной неожиданностью. Когда мне поручили это задание, я думал, что это будет рутина. Видишь ли, после того, как ты отправил меня в романтическую прогулку вниз по реке, меня успели спасти. Не с первого раза, конечно, временная эпоха не самая благоприятная. Мозгоправ в нашей конторе сказал, что из-за остановки работы сердца и недостатка кислорода у меня немного повредило рассудок. Но как по мне, он ни хрена не понимает в своей работе. Я стал лучше! Я лишился душевных терзаний и бесполезной рефлексии. Но, несмотря на это, руководство решило отправить меня на последнее задание, чтобы похитить дочь Дэниела Гринвуда, агента «Хроноса-2». – Он указал на не зарытую яму, из которой приглушенно кричала девочка. – Но маневр с девчонкой Гринвуда был слишком очевиден, поэтому пришлось заодно прихватить несколько девочек схожего возраста и внешности, чтобы создать видимость проделок маньяка. Ну а потом… потом мне это просто понравилось.
– Что – убивать невинных детей?
– Играть с… бельчатами, – с расстановкой ответил Могильщик, и голос его захрипел от волнения. – Они думали, что мной можно манипулировать, но это не так. Все сложнее. Намного сложнее.
– Проваливай, Карл, и дай мне закончить работу. А ты, – он посмотрел на Муни, вновь накидывая на лицо капюшон. – Даже несмотря на все мои намеки, судьба подарила тебе билет на вторую жизнь. Так что лучше не искушай ее снова. Такими подарками не стоит разбрасываться…
– Ты про кота и собаку? Так она оказалась бешеная, и ее пришлось пристрелить. Кончай треп и подними руки за голову, – рявкнул потерявший терпение Муни, все еще обескураженный тем, что Тандис, оказалось, знает этого сукина сына.
– Как знаешь. Но я тебя предупреждал.
С этими словами Могильщик медленно потянул руки вверх. Слишком медленно. От его низкого, неожиданно набравшего глухую силу голоса повеяло могильным холодом. Интуитивно почуяв неладное, Муни успел вовремя перегруппироваться.
– Человечишка. Ты даже представить себе не можешь, во что ввязался.
– Френк!..
Неожиданно Тандис выстрелил, и в следующее мгновение все произошло слишком быстро. Неуловимым жестом, коротким и точным, словно выстрел снайпера, получивший пулю чуть выше живота, явно прикрытого бронежилетом, Могильщик выпростал руку, и короткий охотничий нож, резко свистнув, вонзился в брызнувшее кровью левое предплечье Тандиса. Тот, вскрикнув, упал на колени, выронив из рук пистолет. Схватился за рукоять, то ли желая вытащить, то ли от болевого шока, и, упав на бок, остался недвижим.
Надеясь выгадать момент и наплевав на банальную осторожность, Муни, пригнувшись, ринулся вперед, норовя ударить противника головой в живот. Добежать не успел метр, наткнувшись носком ботинка о торчащий из земли корень, и рухнул в сырую землю, пропахав носом застилающий росой глаза брызнувший каплями дерн. Дубинка отлетела в сторону и с глухим стуком ударилась о крышку ящика на дне ямы. Девочка снова испуганно закричала. Подняться не успел. Четкий, страшный удар между лопаток чем-то твердым намертво пригвоздил Муни к земле. В глазах помутнело. Ботинок. Наверняка чертов ботинок, мать его.
– Карл, стреляй! Карл!
– Карл мертв, – отчетливо произнесли рядом. – Сейчас все закончится. Никто не придет тебе на помощь.
И Муни неожиданно ощутил, как изнутри, из самой глубины его существа поднимается бешеная ярость, слепая и беспощадная. Все унижения, все воспоминания, все ссадины и царапины, боль за родителей, за веру – во что? – за которые он, сглатывая текущую с носа кровь, день за днем отстаивал в беспощадных районах Бронкса. Словно томившийся где-то у него внутри гигантский незаполненный бензобак, в который щедрой рукой плеснули горючее, ожил, выплескивая поступающее движение в руки, ноги и мозг, которые сейчас работали, словно отрешившись от него. Муни вскочил с нечеловеческим ревом, наблюдая, как противник с усмешкой – единственным, что было видно из-под края капюшона брезентового плаща, – достает очередной нож, один из множества, висевших в специальных креплениях на его бронежилете. И бросился вперед, пока не ожидавший сопротивления противник отскочил, занеся для броска руку… Споткнулся снова. И зажмурился ожидая удар ножа. Но его не последовало, только смех. Тихий и презрительный. С ним играли, уже заранее предвкушая исход и победу. А это означало, что еще можно было что-то сделать. Поднимающийся Муни зашарил исцарапанными ладонями по земле в поисках опоры и ощутил облепленный землей твердый предмет. Лопата.
– Зачем? – отрешенным голосом палача спросили откуда-то сверху, неторопливо играя лезвием. – Зачем ты встаешь? Зачем борешься. Амбиции, долг. Что хочешь доказать и, главное – кому? Остановись, и умри, как твой друг. Призрачная вера в чудо и будущее? Да что ты знаешь о нем, задиристый городской петушок? Что вы все знаете об этом. Да всем плевать! Времени не существует, это иллюзия. Призрачный самообман! Есть только здесь и сейчас, остальное стоит на месте или прячется на задворках того химического процесса, который люди называют памятью. Время – миф. Бог – химера, придуманная вселить в сердца послушного стада надежду на нечто благополучное, а на самом деле всего лишь мощнейшее оружие власти, не более того. Человечество как отара овец, для которой подобрали более подходящий образ пастуха, придав ему облик человека из плоти и крови, а чтобы он стал понятнее и ближе, возвели его в мученики, который страдал, как мог бы каждый из нас. Чтобы было понятнее. Чтобы вызывало жалость и сострадание.
