Фетисова с улиц Ростова, обнаружило в укромном углу посадки полуразложившийся труп женщины. Личности первого и второго трупов удалось установить быстро. С некоторых пор УВД держало но особом контроле заявления обо всех пропавших без вести.
Только теперь удалось установить свидетелей, видевших, как мужчина в сером костюме уводил мальчика к вокзалу.
Все усилия оперативной группы были направлены на поиск доказательств причастности Чикатило к убийствам. Уже велись осторожные беседы со всеми, кто знал его в разные годы, в разных городах.
А над Новочеркасском собирался дождь. Низкие свинцово-серые облака наползали на город со стороны Ростова.
В очередной раз оперативники «взяли» Чикатило от проходной завода. Он не поехал домой, а заметался по прилегающим к центру улицам. Подходил к подросткам. Каждый раз при сообщении о контакте объекта с новым подростком крупная рука полковника Колесникова с силой сжималась на телефонной трубке.
— Объект проверяется, — сообщили часа в четыре вечера. За окном стремительно темнело.
— Объект зашел в кафе. Опять проверяется. Пошел к мальчику.
— Будем задерживать! — не выдержал Колесников.
Часть II. СТРАШНЫЙ СУД
Глава 1
Ничто не нарушало извечного земного порядка. И вслед за понедельником наступил, вторник четырнадцатого апреля.
Начинался новый день. И только привычные подробности показались вдруг зримее, ярче, обрели какой-то особый смысл. Они возникали неожиданно и застывали стоп-кадрами, будто прелюдия к тому, что еще предстояло увидеть и услышать.
Горделиво прошло девчонка, поводя крутыми бедрами, обтянутыми модными лосинами. Подвыпивший мужик обернулся, ощупал её долгим взглядом и, сокрушенно покачав головой, пробормотал;
— Ну, птичка, попадись ты мне ночью да в темном переулке.
Он облизал губы, словно представляя эту встречу, и ругнувшись, побрел дальше.
Его обогнал долговязый подросток, тащивший за руку мальчишку лет пяти.
— Ну, быстрее же. Быстрее, Санька, — подгонял он малыша. — Сейчас кайф поймаем. Мужика будут судить, который детей жрал.
— Как это жрал? — испуганно спросил Санька,
— А вот так, — выпучив глаза и постучав зубами, объяснил старший,
Маленький захныкал,
— Не хочу кайфа. Я боюсь,
Он остановился у дома правосудия и упрямо повторил:
Напротив, на замусоренной строительной площадке, несколько мужиков, вспоминая недобрым словом нынешних реформаторов и их матерей, передавали на кругу бутылку.
Малыш с любопытством уставился но мужиков. Потом поднял голову и долго разглядывал стрелку башенного крана, на которой бакалея металлический крюк.
— А его тут будут вешать? — кивнув на крюк, наконец поинтересовался он.
— Кого? — переспросил старший.
— Ну, того, который детей жрал.
— Дурак ты, Сашка ,Тут театр. Понял?
Санька ничего не понял и нехотя побрел па подростком. Но в суд их не пустили. Поворачивали обратно и другие посетители, желавшие взглянуть не Чикатило. Милиционеры, стоявшие у входа, впускали по пропускам только журналистов, потерпевших, их родственников, до ещё два врача «скорой помощи» заняли места в первом ряду.
— Сыночек, пропусти отца, — просил милиционера какой-то пожилой мужчина.
— Меня жена просили: мол, Толя, не ходи, у тебя больное сердце. А я говорю, мол, ничего, Катя, выдержу. Хочу на этого зверя посмотреть.
Монолог остался без внимания. И тогда мужчина как последний козырь вынул какую-то замусоленную книжечку и, протянув ее, пояснил:
— Я, сынок, ударник коммунистического труда. Всю жизнь честно служили ничего не украл. Вот хочешь — верь, хочешь — не верь.
Но и этот аргумент не подействовал.
— Обратитесь к судье, — посоветовал милиционер. Вернувшись через несколько минут, мужчина не без гордости сообщил, что ему как ударнику коммунистического труда разрешено присутствоватъ на суде. Его выцветшая от времени рубашка и короткие брюки-дудочки свидетельствовали о том, что он всю жизнь проработал честно и ничего не украл.
Повсюду замелькали черные косынки, послышались стоны, рыдания. Люди, потерявшие: своих детей, впервые собрались вместе. Воспоминания давние И недавние, слипаясь и единое горе, выплескивались наружу.
— Дайте мне этого сада! Я его сама удушу!
— Тварь! Что он сделал с моим сыночком?
За толстыми прутьями металлической решетки виднелась скамья подсудимых. Она была еще пуста.
Десятки российских и зарубежных корреспондентов, прибывших на этот процесс из разных стран мира, держали наготове кино- и фотокамеры.
Усиленный конвой пытался удержать толпу, рвущуюся к скамье подсудимых.
— Товарищи, прошу соблюдать порядок. Займите, пожалуйста, свои места, — повторял начальник конвоя.
До начала судебного процесса оставалось пять минут.
Где-то внизу тяжело лязгнул засов, и на лестнице, ведущей в зал к скамье подсудимых, раздались тяжелые чаги конвоиров. По подземному коридору вели подсудимого. И уже в следующую секунду за решеткой показалась высокая, сутуловатая фигура Чикатило. Для своих неполных пятидесяти шести лет он выглядел достаточно крепким и сильным. Только бритый череп и седые виски подчеркивали возраст. Тонкие губы, заостренный нос придавали его ищу хищное выражение. А, может, так показалось, Клетчатая рубашка с олимпийской символикой чисто выстирана. На улице он бы мог показаться вполне приличным пожилым человеком.
Тихо. Только слышалось жужжание кинокамер, да мгновенные вспышки блицев освещали желтоватое лицо подсудимого.
И вдруг — душераздирающий крик:
— Сыночек, любимый! Что же он с тобой сделал? Женщина к черном платке клонится набок. К ней бегут врачи…
— Встать! Суд идет!
Судебная коллегии заняло свои места. Председательствующий в процессе член Ростовского областного суда Леонид Борисович Акубжанов начинает первое судебное заседание:
— Слушается уголовное дело по обвинению Чикатило Андрея Романовича в совершении развратных действии и умышленном убийстве с особой жестокостью 53 женщин и детей…
