ныряли, просто дурачились у берега, обдавая друг друга столбами брызг.
И вдруг послышался крик.
Потом он повторился.
На крик бросились ребята. И остолбенели.
(Из показаний Чикатило)
«В мае 73-го гола я водил учащихся па пруд. Была там и Люба К. Она было крупнее других девчат и уже почти оформилась как девушки. Когда стали купаться, у меня при виде ее голого тела появилось желание потрогать ее. Я подплыл, стал щипать, трогать руками ее грудь, ноги, бедра, половые органы. Она сопротивлялась, вырывалась, кричала. И это меня возбуждало. Отпустил я ее после того, как получил половое удовлетворение»,
Руководители школы узнали об этом случае и как у нас принято, предпочли замять чтобы не бросать тень на весь славный педагогический коллектив. И замяли. Вроде ничего и не было.
Чикатило немного поволновался. И успокоился. А через несколько дней он попросил остаться на дополнительные занятия семиклассницу Антонину Г.
— Надо тебе, Тонечка, русский язык подтянуть. Давай немножко позанимаемся. — по-отечески заботливо предложил он. И девочка согласилась.
Оставшись наедине, Чикатило начал волноваться. В нем боролось желание и боязнь новой огласки. Но удержаться он уже не мог; встал и заперев дверь на ключ, подошел к девочке.
(Из показаний Антонины Г.)
«Он сел ко мне за парту, стал обнимать, целовать, хватать руками за грудь, пытался снять с меня трусы. Я испугалась. Отталкивала его, сопротивлялась, кричала. Он поцарапал мне ноги, бедра. Потом пошел открывать дверь. Воспользовавшись моментом я выпрыгнула в окно.
Об этом случае узнали не только школьные педагоги, но и родители детей. Чикатило решил, что па этот раз ему не избежать уголовной ответственности. И ошибся.
Его вызвал к себе директор и предложил уволиться, опять же, чтобы не покорить славный педагогический коллектив.
Сама обстановка подталкивала Чикатило к совершению новых преступлений. Он понимал, что тому, кто докладывает наверх о здоровом нравственном климате и высоких моральных качествах советского педагога, просто невыгодно выносить сор из избы, в которой устойчивый запах гнили выдавался па благоухание новой жизни.
Наказания, которого ожидал Чикатило, не последовало. И он спокойно, без шума поступил на работу в новошахтинское профессионально-техническое училище № 39. И снова занимался воспитанием подрастающего поколения. Теперь свидетели охотно вспоминают, что он и воспитатель был никудышный, и человек довольно неприятный… Но это теперь. А тогда он несколько лет занимался педагогической деятельностью, по был уволен по сокращению штатов.
Оставив Новошахтинск, семья Чикатило переезжает в Шахты. Педагогическая работа влекла Андрея Чикатило. Причину этого влечения знал только он.
В шахтинском профессионально-техническом училище № 33 его охотно приняли воспитателем общежития. Там же дали комнату, где он поселился с женой и двумя детьми. Здесь он вечерами пописывал статьи в местную газету о высоком моральном долге строителя коммунизма.
А в училище за ним снова закрепилась репутация странного человека. Но не потому, что он не обращал никакого внимания на своих воспитанников. Такое у нас встречается на каждом шагу. На виду у всех ощупывал себя. Одна из свидетелей так и сказала:
— Он все время проверял, на месте ли его мужские достоинства.
Учителя перешептывались, похихикивали. Им это почему-то смешным казалось. Ребята отнеслись к этому иначе:
— Да он голубой. Надо быть от него подальше.
Со многими он и не пытался сблизиться. Идет, бывало, утром, взгляд блуждающий, отрешенный. Стоят ребята из его группы, а он будто не видит. Сгорбившись, пройдет мимо. Не остановится, не кивнет. За эту сутулость еще «оглоблей» призвали. И кто-нибудь обязательно сострит: мол, помелся «оглобля» в свою голубую даль,
А случалось и похлеще.
(Из показаний бывшего учащегося ГПТУ-33 Бабанского В.)
«Как-то утром мы стояли возле училища. Шел дождь. Смотрим, Чикатило приближается к нам. Какой-то рассеянный. Плащ грязный, руки и грязи. Мы спросили, что случилось. Он оглядел себя. Подошел к луже, в которую текла всякая дрянь из канализационной трубы, и начал умываться. Обмылся и пошел, уже не обращая на нас внимания».
А однажды ночью он вошел и комнату, где спал Володя Щ. Мальчик проснулся и обомлел от ужаса.
Над ним склонилась голова воспитателя Чикатило…
(Из показаний Чикатило)
«Я вошел в одну из комнат общежития и увидел, что мальчик спит без одеяла. У меня возникло желание… Когда я приспустил плавки, взял в вот его половой член, он проснулся… Сказал, что разбудит ребят. Я прекратил свое занятие и вышел из комнаты.
Утром по училищу поползли слухи, что Чикатило приставал к Володе Щ. Они дошли и до преподавателей, и до директора. Но как обычно, вспомнив о «чести» коллектива, слухам этим решили не придавать значения.
А Чикатило предложили подыскать другое место работы и тихо уйти. Разумеется по собственному желанию.
Он предвидел именно такой вариант и совсем не опасался уголовной ответственности. Сексуальная необузданность, которой он прежде стыдился и боялся, теперь выплеснулась наружу. Боязнь исчезла.
Втайне от семьи он купил небольшую мазанку, расположенную в стороне от шумных шахтинских улиц. Туда он заманивал подвыпивших бродяжек и маленьких девочек, пытаясь получить наслаждение.
(Из показаний А. Ларионовой).
«Я с соседками сидела у калитки моего дома. Было еще светло. Мы увидели, как со стороны дома этого учителя (Чикатило) бежит какая-то девочка в одном платьице и босиком. За ней на расстоянии примерно пяти метров бежал этот учитель, придерживая одной рукой свои брюки. Видимо, не успел застегнуть их. Мы позвали девочку к себе, но она проскочила мимо нас и побежала к трамвайной остановке. На ее счастье, стоял трамвай с открытой дверью. Девочка вскочила в трамвай, и он тронулся… Учитель не успел заскочить в него. Что он делал с девочкой, я не знаю, но в ее глазах я видела страх. Обратно учитель но этому переулку не вернулся».
Это пыли лишь подступы к тем кошмарам, которые последуют за сексуальными «развлечениями» воспитателя подражающего поколения. Физиологические, психические и нравственные отклонения повлекут за собой цепь изощренных и тайных преступлений.
Но первые признаки сексуальной патологии появились много лет назад. Там, в селе Яблочном.
Глава 3
Весной там цвели яблоневые сады, и розовато-белые деревья, будто невесты, выстраивались вдаль дороги. Наверное, потому и называлось село Яблочным. Но в его памяти остались не эти картины.
— Чикатило, что вы можете рассказать о своем детстве? — спросил судья, и непорочное слово «детство», адресованное этому человеку, прозвучало неестественно и странно.
И ответ последовал странный:
— Я помню трупы на дорогах и кровь. По нашему селу тоже прошла война.
Он замолчал, вновь вспоминая не цветущие яблоневые сады, а трупы на дорогах.
