— Для тебя это не важно.
— А, это тот, который с СД — синдромом Дауна, — потешался Богдан.
— Нет. Не тот с СД. А просто Дэвис, который без корысти ради, спасает мне жизнь и уж от него-то мне не стоит ждать подлости в будущем.
— Типа, как от меня?
— Типа, да, как от тебя. И тогда, когда ты трахал мою подругу, конечно же, заботясь обо мне, и теперь, с заботой обо мне, ты приглашаешь меня с вами закрыться в резервуаре от всего мира, чтобы потом ты поимел себе выгоду за счет моих мозгов…
— Что? — неистово завопил Богдан. — Самым умным себя считаешь! Что ты о себе возомнил?
— А то, — жестко ответил Рамсес. — Думаешь, я не способен на многое, кроме, как анализировать и просто зарабатывать деньги? Допустим, ты думал, я не смогу понять элементарного, когда ты занимался махинациями по черному маклерству? Ошибаешься. В тот же вечер, как мы с тобой проделали самую первую проводку денег, я засел за компьютер и все обмозговал. Тогда же я абсолютно все понял, правда, в той части, что делали мы с тобой. А вот для чего мы это делали, я понял только что. Деньги шли в части твоего отца на строительство «отдаленной территории для избранных». Руководство нашей компании, конечно, было в курсе?
— Конечно! Но также, конечно, в курсе были только избранные в нашей фирме.
Теперь они орали оба!
— Ну, конечно! А молчал я по этому поводу, в смысле не говорил другим и лишь продолжал помогать тебе в выводе бешенного количества капитала по черным схемам, только потому, что хотел продвинуться по служебной лестнице за счет тебя, точнее, твоего отца.
— Господи, Рамсес, тебя бы даже косвенно не подпустили, как всех остальных в нашей компании, к информации по выводу денег, если бы учредители не были в курсе, что я веду переговоры с отцом по поводу тебя и ты реально поедешь со мной!
Последнее было чистой правдой. Рамсес лишь предполагал, что может скрываться за черными схемами перемещения капитала, но не более того. Помогал же он бывшему другу только лишь потому, что догадывался, все это необходимо отцу Богдана (сын на такое был просто не способен). А, если дело обстояло именно так, как предполагал Рамсес, то, в случае надобности, это бы ему зачлось. Такова была реальная ситуация, но сейчас им двигало другое — желание хоть каким-то образом отомстить Богдану и разозлить того посильней. Рамсес продолжал орать:
— Думаешь, Богдан, я бы и так не догадался о многом? Думаешь, я Божий Ангел и на многое не способен? Что мне мешает так же собрать информацию, как я это делаю для своих отчетов трейдера? Ничего! И в то утро, когда тебя якобы похитили, я залез в твою переписку и нашел там много интересного. Помнишь, ты оставил после себя компьютер включенным?
— Надо же, — неожиданно очень тихо сказал Богдан, — не зря я переживал за почту. Значит, все же, это не я погасил почтовые окна. Компьютер-то я только что забрал, до того, как приехать к тебе… — размышлял Богдан.
— Почтовое окно закрыл я, — теперь тоже спокойно говорил Рамсес, — когда начитался.
— И долго ты знакомился с моей перепиской?
— Дурак, что не долго. Думал, пора сваливать, раз тебя похитили.
Богдан о чем-то думал.
— Значит, и ты — не Божий Ангел? — кратко резюмировал он.
— Значит, и я — не Божий Ангел? Только лицемер способен выжить в среде лицемеров. Иначе его выкинут из списка общения. Или ты этого не заметил? Или ты старательно делаешь вид, думая о возвышенном? А еще ты обратил свое внимание, что выбора-то давно никакого нет? О, нет, извини, он есть. Человек сам может выбрать только группу ханжей, и примкнуть к ним, а далее все! Выбор окончен, ты становишься частью того фарисейства, который давно уже общепринят участниками общения. И поехали, жить в угоду тому или иному… Богдан, чтобы мне стать успешным — я ничем не отличался от таких же, как ты.
— Ух! — съерничал Богдан, ухмыльнувшись.
— Богдан, — обратился Рамсес все также спокойно, — чтобы стать успешным, необходимо быть подлецом. Тот, кто менее подлый, он добивается малого и никогда не станет тем, кого, действительно, считают успешным. А вот тот, кто по-настоящему может превратиться, идя к цели, в подлеца, того и нарекут самым успешным, без зазрения совести. Хотя, ближайшее окружение прекрасно будет знать, как, благодаря чему, он этого достиг.
— Надо же, какие мы стали преосвященные. Так-то уж все те, кто успешен, способны быть подлецами?
— А ты вспомни всех тех, кто продвинулся в финансовом благополучии или выше по должности…И с чем это было сопряжено?
Богдан хотел сказать, но промолчал, лишь посмотрел на Рамсеса, а дышать начал через рот.
— Можешь не отвечать. По-крайней мере, среди тех, кого мы с тобой знаем — о них, ну, Богдан, правда, не стоит говорить. Да и по отношению к тем, с кем мы не знакомы, но они успешны — вообразить иное сложно. И уж отдельно мы умолчим о твоем отце, который и пост высокий занимает и я от тебя о нем наслышан (когда ты хорошо выпивал), каким путем ему все досталось. Это, если упоминать без подмен понятий. Хотя, было бы о ком поговорить? Какой нормальный человек может участвовать в авантюре под названием «Бойня и план закрытого правительства»?
— Отца не тронь, за себя вспомни.
— А я и вспомнил, поэтому я не еду с тобой. К тому же я не ебу подруг друзей.
Богдан не повел взглядом, отреагировав следующим образом:
— Ну, во-первых, — он говорил спокойно, но все так же надменно, — я не могу этого проверить — у меня нет подруги, а, во-вторых, ты не нужен был Алике.
— Это она тебе сказала?
— Да.
— А тебе не хватило того, о чем говорил тебе я, что она мне подруга, на которой я думал жениться? Разве этого между нами было не достаточно?
— Хочешь найти виноватого? Так ты и сам повинен в ваших отношениях.
— Согласен, что невиновен только лишь тот, кто не ведает, что творит. Но по-крайней мере, я ничего не делал намеренно, в отличие от твоего поведения.
— Признайся, сейчас ты больше злишься на дурацкие обстоятельства…о чем никогда и не узнал бы! — Богдан свирепел и начал повышать голос. — Но из-за этой коровы — Алики, теперь получается так, что тебе тяжело ехать со мной, — он смягчился и сказал умеренным тоном: — Но тебе этого сильно хочется, а вот переступить через себя… Как же, ты у нас всегда был горд и высокоморален! Правда, не будем вспоминать о последней ночи в моей квартире, — позлорадствовал он.
— Богдан, каждый раз получалось так, что я мог тебя перехитрить, конечно, если я этого хотел. Алика… — эта история уже в прошлом. А не еду я с тобой не из-за причуд с ней, а потому, что желаю перехитрить тебя в будущем, — растолковал Рамсес на родном и близком Богдану изъяснении.
— Отчего же именно ты меня перехитришь, оставаясь среди баранов, а не я тебя, поселившись далеко отсюда? Тебе не достаточно моих аргументов? Ишь ты, перехитрить он меня вздумал, — завелся Богдан.
«Не перехитрю, так хоть сейчас отыграюсь, за, испорченное тобой, мое настроение» — зло подумал Рамсес и продолжил, с удовольствием играя у того на нервах:
— Однозначно то, что жизнь лучше уже не станет в таких условиях и при тех прописанных механизмах взаимоотношения власти с обществом, которые сложились, — констатировал Рамсес очевидное и уточнился: — Это то, о чем ты мне говорил. Не так ли, Богдан?
— Конечно, — важно ответил тот, словно у него попросили благословления.
— Вот я и хочу сказать, что ты и такие как ты — вы, я полагаю, ошибочно пытаетесь сохранить старые устои взаимоотношения.
— Почему старые? Я только что тебе объяснил, это новый подход к переустройству. И это будет носить повсеместный характер. Руководители всех стран на тайных совещаниях пришли к согласию. И не потому,
