В этих словах тоже нет забвения.
«Спорт не брошу, – думаю я. – Значит, не исключены срывы. Значит, надо уметь управлять собой и в таком состоянии. Оно естественно, оно следствие перегрузок, опыта над собой».
С гулом проносятся автомобили. И снова накатывается тишина.
«Мне тридцать три, – размышляю я, – но где эти тридцать три? Не могу их взять, не могу увидеть. Что здесь реального? Каждый миг уносит реальность. Что значит моя муравьиная возня? Мир глух, убежденно глух…»
Выключаю свет. Руки дрожат. Опять нервная болтанка!
«Насколько же меня хватит? – думаю я. – Неужели я обречен?..» Смутным прямоугольником проступает на шторах ночь. С нею в комнату вступают тени деревьев, домов и моя тоска. Бесшумный марш.
Тени стерегут. Каждый предмет поразительно четок. Зловеще четок. Ночь преувеличивает чувства.
«Я отравлен тренировками, но это пройдет, это всего лишь эпизод из болей и страхов». Я выдумываю все новые и новые слова. Шепчу их себе: «Я не знал такой боли. Это непривычно – потому и не могу взять себя в руки. Я просто растерялся. Я не болен, а растерялся…»
Я ругаю себя за то, что не купил лекарства, отнял у себя покой. Отдал бы сейчас все за то, чтобы заснуть.
«На какой же рекорд я рассчитываю, – раздумываю я, – если в мышцах чрезмерная усталость и я даже не могу принудить себя к отдыху? Мозг все перепутал, лишает покоя, не бережет мышцы…»
Слова калечат, мучают меня. Вожделенный покой ночи.
«Я здоров, здоров! – твержу я. – Я в своем номере. Я должен отдохнуть и снять рекорд. Я уже выступал сотни раз. Пусть не засну. Ведь выступал без сна! Успокойся, слышишь! Лежи, лежи!.. Видишь, смирные сумерки, скука номера, тишина…»
Закрываю глаза. Боюсь открыть глаза.
Ощупываю мускулы. Массажиста бы! Обогреть их, выходить, растворить усталости.
Найти бы разгадку бесконечности воли, неутомимости воли…
Кружится голова. Отвратительно кружится. «Чертова болтанка», – шепчу я.
Изменения во мне необратимы. Я искалечен. Впереди падение!
Пусть ограниченно, но мой эксперимент расширяет опыт людей, следовательно, служит жизни. Мое познание станет основой для принятия каких-то новых решений – я в этом убежден.
Для меня высшая идея – расход сил в той области, где я могу и чувствую себя способным вести борьбу. В основе воли – инстинкт жизни, обработанный разумом. Направление воли может противоречить инстинкту жизни. Противоречить во имя укрепления инстинкта жизни общества. В эксперименте для меня был существенный риск, но эксперимент дает совершенно новые сведения о возможности организма.
Получить эти данные мог только я. Здесь мое личное смыкается с общественным. Поэтому я действовал, убежденный в необходимости своего дела для всех. Я чувствовал себя способным к той борьбе, которую начал, – это главное. Я чувствую свою готовность к этой борьбе. Именно потому я не могу действовать и жить иначе, как только вести свое дело и быть им. Я уже обязан вести себя так.
Мой опыт ограничен. Ошибки неизбежны. Через ошибки я нащупываю и выявляю закономерности. Ошибки на предельном уровне физической нагрузки потрясают организм. Эти ошибки непрерывно суммируются, ибо я продвигаюсь вперед. Я не успеваю оправляться от физических потрясений. Особенность опыта требует непрерывности работы.
Эксперимент требует работы с наибольшей нервной концентрацией, предельным вниманием и контролем, то есть с чрезмерным расходом нервной энергии. Эту экстремальную усталость не могут просто смыть сон и лекарства. Годами я переполнялся этой усталостью.
Будущая тренировка по методу экстремальных факторов должна стать точным и безболезненным процессом. Но для этого нужно было пробовать и искать.
Я вынужден брать на пробу жизнь, чтобы возвращать себя из ошибок, исключать ошибки и пробиваться к цели. Борьба есть, прежде всего, преодоление своего «я». Эта борьба сосредотачивается в мышлении. Мужеству физических испытаний предшествует мужество мышления.
Экстремальный поиск обрекает мою жизнь на постоянную встречу со множеством неизвестного. На столкновение с этим неизвестным. На преодоление неизвестного, и прежде всего в самом себе.
За спиной шуршит дверь-вертушка. Окунаюсь в сырой городской сумрак. Воздух пахнет углем.
Снова я в ночном дозоре, в привычной пустоте улиц. Презираю себя за эту ночную беготню, но ничего не могу поделать. Стараюсь усталостью сморить возбуждение. Безглазые ночи. Слепые ночи. Ночи без надежд и покоя. Мерный исход жизней. Притворство ночи.
«Где любовь, как пепел в урнах, спит», – вспоминаю я стих, прочитанный Цорном. Снимаю шляпу и тру виски. Теперь мне всегда не хватает воздуха. Водяная пыль кропит щеки, губы, лоб. Волосы отсыревают влагой.
Иду торопливо. Красным, синим, зеленым пламенем выведены на фасадах домов желания людей: «Мясо», «Молоко», «Пиво»…
Понять себя! Понять! Во мне завязывается новая сила – только и всего! Боль свидетельствует о новой силе. И я найду отрицания болезни. Докажу лживость болезни. Докажу на помосте! Нервные перегрузки экстремальных тренировок требуют своей воли. Пусть публика сватает рекорд. Все отравы я должен смыть рекордом! Волей утвердить себя! Прочь сомнения! Прочь!..
Я нахлобучиваю шляпу. Застегиваю плащ на верхнюю пуговицу.
«Что моя жизнь прежде? – думаю я. – Годы преумножения силы. Риск ради силы. Вот правда без прикрас. Цорн не далек от истины. Стоит ли цель такой борьбы?..»
Я дрожу. Нервная лихорадка делает неутомимым. Я измотан, но спать не хочу. Я возбужден и легок, как перед решающей попыткой на чемпионате.
Бормочу: «Будем соблюдать чистоту риз!» Потом смеюсь. Даже себе лгу. Ведь я болен. Да, да, болен! Нечего бояться этого слова. Разве усталость многих лет не болезнь?! Разве тяжести, которые я поднимал в красивых залах, не оставляют следа?»
Я снова смеюсь: «Никто не неволил! До всего дошел сам! Жаден! Я подавился своей жадностью».
Прохожий косится. В ртутном освещении его русая бородка кажется седой. Совершенно седой.
У гостиницы меня окликают. Я подхожу. Женщина в плаще. За отворотами плаща грубый белый свитер. В руке сигарета. В отблеске рекламы женщина кажется синей. Словно бесплотный призрак.
– Если угодно, я немного говорю по-французски, мадам.
Она кивает: «Мы знакомы, не правда ли?» С улыбкой курит, молчит. Она стоит спиной к фонарям у входа в гостиницу. Неровный свет рекламы смазывает черты ее лица.
– Чем обязан? – спрашиваю я.
– Вы, кажется, гуляете?
– Гулял. – И тогда я узнаю певицу из ресторана.
– А если еще погуляем? – Она бросает сигарету.
– Будет скучно.
– Я готова поскучать.
– А ночь? Не боитесь?
– С вами?
– Любите приключения?
– Я? Ну что вы! Окна моего номера на эту сторону. Часто вижу вас. А я тоже люблю прогулки. А вам можно так поздно гулять? Тренер будет недоволен.
– Очень мило с вашей стороны беспокоиться, мадам.
– В путь? – Она натягивает перчатки.
Мы долго идем молча. Я не пытаюсь быть любезным.
Меня не удивляет эта встреча. Уже отвык удивляться. Порой я даже забываю о ней.
