полки гвардейской дивизии! — рявкнул Константин. — Выбрось это из головы, если не хочешь залететь в
В это время снаружи раздался грохот, Константин рванулся вперед, оттолкнув Михаила, не оказавшего никакого сопротивления, и, повернув ключ, распахнул двери. Перед дверьми, скрестив штыки, стояли четверо солдат в форме конно-пионерного эскадрона. Неподалеку, также скрестив руки, возвышался полковник Засс.
— Дело исполнено, ваше императорское высочество! — громко доложил он Михаилу, игнорируя цесаревича.
— Я забыл сказать, дорогой брат, что полковник Засс
— Да, я вижу, — сквозь зубы процедил цесаревич. — Ну а как твоя бесценная персона?
— А я собой пожертвую ради брата Николая, — просто ответил великий князь.
— Хотел бы я иметь от тебя такую же преданность. — Константин, видя, что ситуация безвыходна, опустил голову. — Хорошо, давай я подпишу, что ты хочешь. Если это что-то тебе даст. Господь всем воздаст по заслугам…
Они вернулись в комнаты. Константин сел за стол, и Михаил подал ему заранее заготовленный акт письма к императрице-матери Марии Федоровне и к цесаревичу Николаю, где он писал о своем отказе от короны, ссылаясь на якобы существующий рескрипт брата Александра о перемене наследования от 1822 года. Затем он отшвырнул перо. Манифест об отречении, приготовленный вместе с другими документами, подписывать отказался наотрез:
— Я не был императором ни секунды, какое право я имею составлять манифесты?! — И Михаил был вынужден с ним согласиться. Затем, проставив дату, великий князь спрятал подписанные документы в портфель и поднялся на ноги.
— Прощайте, ваше высочество, мне искренно жаль, что я вынужден был прибегнуть к столь решительным действиям. Передайте мои наилучшие пожелания княгине.
— Чтоб тебе ногу сломать, мерзавец, — любезно напутствовал его цесаревич, даже сейчас не пожелавший брату смерти.
— Его высочество пожелал отречься от престола в пользу брата Николая, — объявил великий князь графу Новосильцеву, князю Голицину и генералу Кривцову, которых беспрепятственно впустили во дворец и тут же взяли под стражу. — Через несколько часов вас освободят, господа!
Затем он приказал генералу Андреевскому:
— Людей — в седло, уходим на Ригу. Скакать за мной не останавливаясь, опасаться нападения поляков или изменников!
— Слушаюсь! — отдал честь генерал-майор.
Михаил вышел на улицу, оглянулся на темный дворец, вздохнул и сел в дрожки, где уже ожидал его адъютант Вешняков. Ему не чужда была поза благородства, и он не любил совершать поступки, в нее никак не вмещающиеся.
— Трогай быстро! — приказал он кучеру.
Через десять минут полк скакал в ночь вослед за дрожками великого князя. Впереди колонны и замыкая ее шли конные пионеры полковника Засса. Однако сам он, с одним полуэскадроном, остался стеречь пленников. В четыре часа пополуночи и они, наконец, покинули дворец и поскакали нагонять своих.
Глава 17
Совещание в Бельведере
Когда Михаил Лунин добрался до цесаревича (это произошло немного раньше, чем последние пионеры полковника Засса покинули дворец), на том лица не было.
— Что происходит, ваше в…
— …ысочество! — рявкнул Константин. — Мой брат мне угрожал смертью, смертью жене, и этим вынудил меня подписать отречение!
— Так скоро? — Лунин задумался. — Это делает честь его предприимчивости. Я ожидал чего-то подобного, но, увы, не думал, что он так резв! Георгиевские кавалеры нас не выручили. Что же! Ваше высочество, в Варшаве стоит гвардейская кавалерия. Я полагаю, что стоит отправить в погоню мой лейб- гвардии полк гродненских гусар. Полковник Штродман посадит их на конь в течение получаса, я ручаюсь. Для надежности вместе с ним отправить ваш гвардии Уланский полк и Конно-егерский полковника Славитинского — три полка способны отобрать один портфель с бумагами даже у великого князя!
— Он слишком опережает нас. Вероятно, он уйдет вперед, будет скакать день и ночь. За сутки он достигнет русской границы. Даже если вам удастся его настигнуть, гвардия Михаила будет драться! И вы хотите, чтобы поляки видели, как русские полки дерутся друг с другом?! Никогда! Или от нашей власти в Польше через две недели ничего не останется!
— Можем настичь их и на русской территории…
— Если все так, как я полагаю, то Паскевич обещал им свою поддержку. Возможно, даже командующий Первой армией. На границе будут ждать армейские полки. Нет, тремя гвардейскими полками ничего не сделать. Придется поднимать войско.
— Против Первой армии?
— Не думаю, что все корпуса будут за них. Срочно вызывай начштаба Куруту, генерал- квартирмейстера Данненберга, командиров дивизий и гвардейских полков. Я назначаю военное совещание.
— И все-таки, мне кажется, вы делаете ошибку. Может быть, мне с несколькими эскадронами верных людей все-таки попробовать настичь его высочество и отобрать бумаги? — Лицо Лунина — волевой подбородок, кошачьи усы и грозный взгляд — изобличало человека действия.
— Нет. Я сказал, оставь это, мне надо установить связь с Петербургом и с армией. Вот в чем проблема. Я пошлю людей к командующим. В Могилев поедет мой старый адъютант, полковник Александр Голицын. Но кого послать во Вторую армию? Ты мне нужен здесь.
— У меня есть такой человек, майор Ломоносов из Подольского кирасирского. Прошел Бородино и Европу, имеет греческий опыт.
— А, этот? Согласен. Приготовь бумаги на его полномочия и пускай едет с фельдъегерем в Тульчин, в Витгенштейну.
Через некоторое время, спешно вызванные во дворец, начали прибывать русские и польские генералы. Среди первых — начштаба наместника генерал Курута, дипломатичный грек и генерал- квартирмейстер Петр Андреевич Данненберг, сухощавый громкоголосый германец. Среди вторых — начальник пехоты — граф Станислав Потоцкий.
Рассадив их, Константин начал заседание, сразу взяв быка за рога:
— Господа генералы, должен вам сообщить два ужасных известия: первое — государь император скончался в Таганроге.
— Бог мой, какое горе! Очень печально! — воскликнули все, кроме тех, кто уже все знал.
— Второе известие таково: мой брат Николай не признает моих прав и желает возложить корону на себя! — Это заявление было встречено напряженным молчанием.
— Я являюсь главнокомандующим Польской армии. И я хочу вас спросить, господа генералы: как вы поступите, если я прикажу Польской армии перейти русскую границу и идти на Санкт-Петербург? Что скажете, генералы Потоцкий, Хлопицкий, Трембицкий, Дембинский, Цементовский, Новицкий? [13]
Спрошенные начальники дивизий опустили головы. Затем поднялся усатый генерал Хлопицкий, который сражался против русских войск не только под знаменами Наполеона, но еще в рядах армии Костюшко. Он был известен своим резким нравом и прямотой.
