…«По Божию вдохновению поднимаются греки свергнуть с себя четырехвековое иго… — читал Александр. — Более 200 адресов, подписанных более чем 600 000 имен лучших людей Греции, призвали меня стать в челе восстания. <…> Государь! Неужели вы предоставите греков их собственной участи, когда одним словом можете освободить их от самого чудовищного тиранства и спасти их от ужасов долгой и страшной борьбы? <…> Не презрите мольбы 10 000 000 христиан, которые возбуждают ненависть тиранов своей верностью нашему Божественному Искупителю. Спасите нас, государь!..» Это письмо было отправлено Ипсиланти из Ясс. Александр задумался. Слишком рано. Нельзя было выбрать худший момент, нежели этот… Русский царь еще находился в Австрии, в городе Лайбахе, который на славянском наречии звался Любляной. Только-только завершился конгресс держав Священного союза, посвященный борьбе с европейскими революциями. …Александр трезво оценивал ситуацию: британская борьба с континентальным противником, представленным теперь русско-французской симфонией, продолжается. Испанская революция — один из шагов в этом направлении. Восстание в Неаполе, где столь велико влияние британцев, также не могло быть случайностью — это был намек австрийскому императору. Намек на то, что случится с его империей, если он слишком серьезно отнесется к гарантиям Священного союза, вдохновленного русским императором, — и это укрепило позиции антирусской партии Меттерниха. Английский посланник Стюарт, который так удачно произвел во Франции замену прорусского правительства Ришелье на либеральный кабинет Деказа, был теперь в Вене — чтобы поддержать антирусскую линию Меттерниха. Если теперь выступить за греков открыто, — его обвинят в отказе от собственных принципов…
Когда бы чужой человек мог проникнуть в мозг императора, он увидел бы следующую комбинацию: Александр подвигнул восстание в Молдавии и Валахии, чтобы подтолкнуть события в Греции, создать себе возможность вмешательства на Балканах. Но сейчас оно играло роль отвлекающего маневра. А главный удар готовился совсем в другом месте: во Франции, где были подготовлены позиции для победы ультрароялистского кабинета. В поддержке ультрароялистской партии немалую роль играли католические религиозные деятели, в кругах которых действовали надежнейшие агенты. Укрепясь, этот кабинет должен был привести к власти нового короля, лояльного России, в отличие от неверного Людовика… Это была бы политическая победа, достойная того, кто одержал верх в Битве народов под Лейпцигом [8] и кто стремился определять и определял судьбы Европы… Одновременно он пересмотрел свою давнюю точку зрения на второстепенность флота, прежде находившую такую горячую поддержку у его английских друзей. И на архангельской и санкт-петербургской верфях были заложены новые суда, чтобы срочно пополнить боевой состав флота… Они могут в ближайшие годы потребоваться для действий на Средиземном море.
…Александр не ошибся в своих предположениях. Хитромудрый австрийский канцлер Меттерних, давний недоброжелатель России, стремился сколь возможно обуздать ее. Узнав о событиях в дунайских княжествах, высказал Александру свои соображения:
— Государь! Устроители этого мятежа хотят рассорить Россию с Австрией, которая стоит за сохранение в целостности Порты. Нет нужды, что речь заводят об освобождении христианского народа. С точки зрения политической без разницы, кто управляет, турки или греки, лишь бы только не господствовала революция и пропаганда!
Меттерних был не одинок. С той же позицией — о невозможности вмешательства в греческие дела — выступил и английский министр иностранных дел Кэстлери, известный меломан и танцор. Тот самый, что категорически возражал и против вторжения французской армии в революционную Испанию. Он делал ставку на Турцию как противовес России.
Единственным возможным союзником в греческом вопросе могла быть Франция, о чем император не замедлил переговорить с французским посланником Ле Фероннэ. Однако пока, после отставки сторонника России герцога Ришелье, рассчитывать было не на что. К власти пришел кабинет, ищущий интересов не в Греции, а в Египте, фактически независимом от турецкого султана. Выхода не оставалось, в шахматной игре приходилось жертвовать фигуру.
Глава 8
Тудор
Войско гетеристов шло к Бухаресту, столице Валахии, а с юга, из Олтении, или Малой Валахии, продвигалось другое — семитысячное — войско Тудора Владимиреску. Сто лет тому назад эта область за рекой Олт была уже отторгнута от турецких владений и на пару десятилетий присоединена к австрийской Трансильвании. В Вене это хорошо помнили. Основу тудоровых сил составляли его земляки-пандуры — воинственные уроженцы Олтении, в которой славянские корни сохранились наиболее из всех областей, составивших в будущем Румынию. Немалую роль играли и отряды наемников-арнаутов, отправленные против восставших боярами и перешедшие на сторону Владимиреску. И еще с ним шел отряд капитана Иордаки Олимпиота. Иордаки — храбрый и коварный разбойничий атаман, некогда хозяйничавший в районе горы Олимп, откуда и получил свое прозвище. Иордаки, головой своей обязанный вытащившим его из турецкой петли гетеристам, был их связью при Владимиреско. Люди Владимиреско грабили боярские усадьбы, уничтожали податные ведомости. В конце марта Владимиреско первым вошел в Бухарест. Четыре дня спустя неподалеку разбил лагерь и Ипсиланти.
В качестве посланца Тудора в лагерь Ипсиланти приехал Олимпиот, немолодой жилистый грек с ясными глазами прожженного обманщика. Он передал приглашение. Вожди должны были встретиться в Бухаресте, чтобы объединить свои силы, как было уже договорено заранее.
Торжественно встреченный, Ипсиланти с небольшим конвоем въехал в город. На главной улице Петр увидел выехавшего им навстречу Владимиреско. Расширяющееся кверху лицо сорокалетнего вождя пандуров было суровым, усы скобкой оттеняли небольшой волевой рот. На голове его была высокая папаха. Поздоровавшись, предводители сошли с коней, вошли в опустевший после бегства хозяина боярский дом и там, сев в большой горнице, начали переговоры.
Ипсиланти, сказав несколько высоких слов об эллинской свободе, выразил желание, чтобы Тудор подчинил свои отряды ему. Владимиреску возразил:
— Вы, греки, боретесь за свободу от турок. А мы, валахи, пандуры, боремся за свободу народа от кровопийц. Турки за морем. А кровь из народа в первую голову пьют богатые бояре да греческие господари и откупщики. Вот и выходит, что враг у нас разный. Вам, грекам, надо сражаться в Греции, а здесь — наше поле.
Ипсиланти, считавшего себя некоронованным королем княжеств, эта отповедь обескуражила.
— Мы, конечно, заключим военный союз, чтобы враги наши нас поодиночке не разбили, — сгладил неловкость Владимиреско.
После переговоров Ипсиланти имел приватную беседу с Иордаки.
— Как войско у Владимиреско?
— Преданы ему. Правда, у него заведена суровая дисциплина — как в регулярных войсках. Это многим не нравится, особенно арнаутам.
— Можно ли ожидать, что часть войска отойдет от него и присоединится ко мне?
— Пока он жив — вещь маловероятная…
Ипсиланти велел сформировать и вооружить в Яссах дополнительный отряд — тысячи полторы людей. Но удалось набрать только человек триста. Это говорило о трудностях с людскими резервами.
Шестой корпус русской армии придвинулся к границе, но стоял на месте и переходить на молдавский берег, на что в глубине души рассчитывал Ипсиланти, похоже не собирался.
Вскоре пришло письмо от русского государя, в котором он известил Ипсиланти, что русские войска не сдвинутся с места и что он и его братья будут исключены из русской службы и не должны возвращаться в Россию.
…Между тем до Стамбула дошли известия о восстании. Это нарушило спокойствие над зеркальным Босфором. Вскоре вышел султанский манифест, возбуждающий фанатизм мусульман. В Стамбуле обезоружили всех христиан. По мере того как удачно развивалось восстание, возбуждение народа
