– Ну, Вадим, ты прямо озверел, – приводя себя в порядок, констатировала Алина. – Как тебя только Ксения выносит!

– Извини, Алька. Я с утра ничего не ел, реально. Водка в голову ударила. Ты подожди тут, я в магазинчик сбегаю. Куплю колбасы, пирожных. Ты только не сердись, ладно?

– Раньше ты был нежнее, – заметила Алина, в душе прощая его. В принципе Алина любила яростных мужчин. – Хорошо, возьми пирожных.

Вадик выбежал в прихожую, быстро оделся и выскочил на улицу. Он понял, что мешать спиртное с транквилизаторами, прописанными ему врачом, не следовало. Вскоре вернулся домой с объемистым пакетом пирожных. Алина уже хлопотала на кухне, заваривала чай. Вадик забежал в комнату, незаметно выпил несколько капель настойки пустырника.

За чаем восстановилась духовная гармония. Вадик даже пожаловался Алине, что толком не знает, когда возвратится жена. Сказал, что она не пишет и не звонит.

– Ах, вот в чем дело! Ты переживаешь, чудак. Не стоит она того. Мы же с тобой знаем, что Ксения мизинца твоего не стоит.

– Не надо так о ней, Алька. Я же люблю ее.

– А меня больше не любишь? – Алина игриво погрозила пальчиком.

– И тебя люблю. Только по-другому. Ты мне как сестра.

– Разве с сестрой спят в одной постели?

– Не лови меня на слове. Так о чем ты хотела поговорить?

Алина мгновенно преобразилась в деловую леди и кратко сообщила Вадику, в чем будут заключаться его обязанности, если он согласится работать с ней.

– В понедельник поедем в «Волну», – заключила Алина. – Месячишек, я думаю, нам хватит, чтобы разведать обстановку. Будем изображать добропорядочных арендаторов. Да, диплом врача захвати обязательно. А какие-нибудь бумажки, подтверждающие твои связи с поставщиками биодобавок, у тебя есть?

– Найдутся. Комар носа не подточит, реально.

– О’кей. Да, кстати… – вспомнила Алина, – у меня в этом санатории родная бабка работает. Прежде была уборщицей, а недавно письмо написала, ходит у какой-то дамочки в няньках.

– А я и не знал, что у тебя есть бабка. Про мать ты рассказывала, про отчима тоже, а про бабку первый раз слышу.

– Вот заодно и познакомишься.

– А я, Алька, своих предков начисто позабыл, сто лет у них не был. Тоже неплохо бы свидеться.

– А где они у тебя?

– Далеко, в Хабаровске. Чтобы билет туда и обратно купить, надо полгода отпахать, реально.

– Вот получишь премиальные за спецзадание и смотаешь к своим.

– Да кус ты обещаешь приличный, если только не врешь.

– Зачем мне врать? Ты ведь видел мою машину? А шубка моя знаешь сколько стоит? Натуральная норка! Сама заработала. Будешь помогать мне, в накладе не останешься. Ну, мне пора. У меня на сегодня намечены еще кое-какие дела.

Вадик помог Алине надеть ее коротенькую, чтобы в машине было удобно сидеть, норку – и открыл дверь:

– Ладно, бывай. В понедельник буду ждать тебя в девять. Какие вещи брать?

– Сумку побольше для солидности, а что ты туда накидаешь, мне пофиг. Только белый халат не забудь! Цифровик и ноутбук у меня свои, а больше нам ничего не надо. Кстати, мобилу оставь дома. Любая связь с внешним миром – только через меня.

Новые арендаторы, Алина с Вадимом, не вызвали подозрения у главврача – обычные мелкие коммерсанты. Такие то и дело меняют адреса своих офисов, чтобы уйти от бдительного ока налоговой инспекции. Жарковский проверил по своим каналам сведения, сообщенные Вадимом. Все подтвердилось: менеджера от медицины Кривоноса хорошо знали в кругах распространителей биодобавок. А спутница его, Оболенская-Первомайская, хотя и не была известна в околомедицинских кругах, в черных списках тоже не состояла. Приехавшие разместились в отдельных номерах-палатах, но показное целомудрие не могло обмануть главного врача. Он видел, что между мужчиной и женщиной существует любовная связь, но личные дела этой пары его интересовали менее всего. Жарковский отдал в краткосрочную аренду один из кабинетов рядом с кабинетом диагностики по методу доктору Фолля.

Новые арендаторы готовили к открытию свою аптеку: мыли помещение, навешивали на окна занавески, расставляли стеллажи. В уборке им помогала баба Проня. Алина заранее сообщила ей по телефону, что приезжает по своим делам в санаторий «Волна» и будет рада увидеться. У бабы Прони оказался двойной праздник: накануне, на какую-то выставку в Питер уехала ее хозяйка, Ксения Игоревна, взяв с собой сына.

Вадик крутился в комнате, путался под ногами, но бездельничал недолго. Алина отвела его в сторонку и шепотом напомнила о деле: ему следовало встроить прослушку в кабинете главврача, пока тот в отъезде.

– Ни пуха, ни пера. Установишь жучки-паучки, дуй снова ко мне.

Алина и баба Проня остались вдвоем: теперь расставить на стеллажах баночки и бутылочки с лечебными средствами и работа будет завершена.

Хотя бабушка и внучка не виделись три года, душевного разговора между ними не получалось: кратко о здоровье, мимоходом о работе и снова молчание – отношения между родными по крови людьми были прохладными. Нашли они друг друга тогда, когда Алине уже было шестнадцать лет. И помогла им в этом мать Ксении, Надежда Владимировна.

Внезапный уход мужа из семьи разбил сердце Надежды Владимировны и всю ее жизнь. Чтобы преодолеть собственную депрессию, она стала помогать другим: устроилась волонтером в благотворительный фонд. Фонд опекал бездомных, и медицинские знания, когда-то приобретенные сотрудницей здесь оказались, как нельзя кстати. В ночлежке было несколько лежачих больных, среди них безнадежной считалась бомжиха Валя. Было ей в ту пору чуть за пятьдесят. Но испитое, отечное лицо, синие вены на руках, абсолютно седые редкие волосы, торчащие патлами во все стороны, лишали ее возраста и пола. Валя несколько лет отсидела, потеряла жилплощадь, бродяжничала и в итоге, больная и обессиленная, оказалась в приюте, где получила кров, стол и даже уход, когда заболела. Было неясно, что у нее за болезнь: ноги отказывали, руки немели, сердце заходилось. Волонтеры фонда обивали пороги больниц, чтобы пристроить свою подопечную, но пока та, тихо постанывая, чуть ли не умирала на руках добровольной сиделки.

– Ну, что у тебя болит, Валя? – допытывалась Надежда Владимировна. – На, выпей валерьянки. Скоро возьмут в больницу, там обследуют…

– Мне бы белоголовой наперсточек. Уважь, Надюха.

– Нельзя, милая, нельзя.

– О-о-ой, – вновь стонала больная, – о-ой, умира-а-аю, твою мать.

– Валя, а родные-то у тебя есть? – Надежда Владимировна пыталась отвлечь больную, так как иных средств лечения у нее не было.

– Слышь, Надежда, не выкарабкаться мне. Видно, час мой близок, хочу облегчить душу.

– Ну, что там у тебя за грехи? Может, священника позвать?

У всех бездомных были запутанные биографии, половина из них прошла тюрьмы и лагеря, но каяться они не привыкли. Напротив, считали себя невинно осужденными, несчастными жертвами. Недавно появившийся в фонде священник не переставал удивляться этим людям: почему-то они не склонны к покаянию? Надежда Владимировна удивилась словам больной. Та настаивала:

– Не, к священнику мне нельзя, не крещенная я, да и не поймет мужик моей беды.

– Священник – не мужчина.

– Так, вот, Надюха, болит у меня ноне душа, оттого я и не могу подняться. И не лежала бы я тут, всеми заброшенная, если бы умнее была, оставила бы ребеночка.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату