снова – на те же грабли. Вместо того чтобы сперва разобраться, провести детальную разведку и анализ ситуации, пытаемся завалить врага трупами.
– Дьяченко, стоять! – сжав цевье автомата, крикнул Шевцов. – Куда ты лезешь?!
– Так я ребятам помочь! – отозвался сержант, кивнув в сторону снижающихся невдалеке белых куполов. – Связи-то нет!
– Без приказа – ни с места! – раздельно повторил лейтенант. – Без того уже полвзвода осталось. Держать круговую оборону и не рыпаться!
– Есть…
Сержант нехотя остановился, перехватил автомат поудобнее и стал оглядывать верхние этажи зданий.
Он не понимает. Да и невозможно это понять. Ведь такого никогда еще не случалось на этой земле, а может, и нигде в мире. Тут силой да напором ничего не сделаешь. Вон в соседнем квадрате целая рота сгинула. И никто не знает, что да как. Послали подкрепление – та же история. Одни матюки в эфире и никакой толковой информации. Нет, тут напролом никак нельзя.
Это надо чувствовать.
Шевцов еще раз оглядел пятиэтажки по обеим сторонам улицы. Обыкновенные «хрущевки», покинутые жителями при спешной эвакуации. Вон, и дверь распахнута – словно манит вовнутрь. Дом и впрямь хорошо бы осмотреть, позицию занять на крыше. Да только что-то внутри твердило: не смей приближаться к этим стенам!
Там смерть.
Еще были машины – грузовики, легковушки, рейсовый автобус. Почему-то их не задействовали при отходе. Шевцов вспомнил первую потерю взвода – рядового Малышева, которому он приказал осмотреть кабину брошенного автофургона. Никто не мог ожидать ничего подобного: бойца словно током шибануло, едва тот прикоснулся к дверной ручке. Тело, скрюченное в судороге, брызги крови из ушей – и все… Мгновенная смерть. Только сейчас подумалось, что ток здесь ни причем: это не объясняло жуткие бельма на мертвых глазах погибшего.
Тогда-то и включился этот внутренний предохранитель. Который, однако, не смог остановить гибель еще пятерых бойцов. Просто невозможно было предугадать подобное, а после – поверить в происходящее. И непонятно, как все это описывать в рапорте. Конечно, если они вернутся живыми.
– Так, а теперь медленно вперед, вдоль осевой линии! – скомандовал Шевцов. – К машинам не приближаться!
Он знал, что его приказ звучит странно, даже нелепо. По всем правилам нужно, напротив, вжаться в стены, избегая открытого пространства. Но они уже видели это зловещее свечение в подвалах и помнили, что стало с весельчаком и балагуром Гришиным, решившим «взять образец» в армейскую фляжку. Не дай бог еще раз такое увидеть. Тело пришлось бросить – существовала опасность заражения. Ведь до сих пор никто не знал, что за дрянь обрушилась с небес на эти места. Одно ясно: подвальной жижей сюрпризы не исчерпывались. Враг (если это был враг) был непонятен, его тактика – безумна, а оружие – убийственно. Взвод нес потери на ровном месте, и никто не мог сказать, отчего именно погибали товарищи. Неопределенность – худший враг, даже для бойцов десантно-штурмовой бригады. Штатное оружие здесь было бесполезно. Единственное, на что оставалось рассчитывать, – холодная голова и крепкие нервы.
На перекрестке снова остановились и заняли круговую оборону. Это шло вразрез с любыми представлениями о тактике. Но для того, чтобы выжить, надо ломать представления, которые здесь не работают.
Лейтенант оглядел подчиненных – всех, что остались от взвода. Ничего, держатся ребята. Только недавно прибывший новобранец с РПГ в руках был бледен, как смерть. Он с изумлением пялился куда-то в переулок. Шевцов проследил его взгляд. На темном асфальте явственно читался силуэт грузовика. Это казалось невероятным, но тот словно расплющило гидравлическим прессом колоссальной мощи, попросту раскатало в фольгу. При этом асфальт оставался целехоньким. От таких вещей может поехать крыша. А потому не стоит заострять внимание на непонятном, нужна спасительная конкретика.
– Радист, что со связью? – сухо спросил лейтенант.
– Нет связи, – вслушиваясь в треск и завывания эфира, отозвался радист. – Не пойму, в чем дело…
– Глушат?
– Непонятно… Чертовщина какая-то…
– Давай продолжай активнее, нужна связь со штабом!
– Есть.
Связь необходима как воздух. Они продолжали продвигаться вперед, теряя людей и рискуя остаться здесь навсегда. Командование называло операцию «разведкой боем». Чушь. Какой еще бой, если нет противника?
За спиной, сопя в затылок, возник сержант:
– Товарищ лейтенант, а вы как думаете, кто это устроил? Опять китайцы?
– Сомневаюсь, что после Даманского они бы на такое решились, – отозвался Шевцов. Он осматривал улицу, пытаясь понять, стоит ли двигаться по ней дальше или разумнее пойти в обход. Это походило на паранойю, но что-то было не так в этой чистой и светлой улице. Может, пойти переулком? Но что там за странная колючка вдоль стен? Опасная?
– Неужто американцы? – продолжал сержант. Это он от страха. Бодрится. Придумай ему вполне определенного противника – и боец ощутит под ногами почву, взгляд прояснится, и действия обретут осмысленность.
– Да нет… – Шевцов насупился, глянул искоса на сержанта. – Вряд ли американцы. Откуда у них такое… – Он замолчал.
– …оружие, – подсказал сержант.
– Да я и не думаю, что это оружие, – отозвался Шевцов.
– Что же это, по-вашему? – удивился сержант.
Шевцов внимательно посмотрел на сержанта. Нет, на стукача не похож. Да, по правде говоря, плевать. Пусть доносит в политотдел, пускай там знают, что он про все это думает. За его слова уже заплачено – жизнью пятерых молодых, здоровых парней.
– А вон, – Шевцов кивнул на восток.
– Что там? – Сержант непонимающе глянул туда, куда указал командир.
– Академгородок, – лейтенант криво усмехнулся. – Умные ребята в очках и белых халатах. Синхрофазотроны, протоны-электроны. Счастье человеческое делают.
– И что?
– А ничего. Может, перебрали они со счастьем. Все, что человечеству полагалось, – сюда влепили. Счастье, оно ведь тоже хорошо, когда в меру.
– Ну вы скажете тоже, товарищ лейтенант… – неуверенно хохотнул сержант.
Шевцов усмехнулся. Он и сам не особо верил в такие возможности науки. Во всяком случае, земной. Какое-то время он изучал карту, решая, как пробиваться к эпицентру. Командование считало, что там, в эпицентре, найдутся ответы на все вопросы. Шевцов уже наверняка знал, что это не так. Не будет никаких ответов. Только новые вопросы. И новые смерти. Но приказы не обсуждают, их выполняют.
А потом хлынул дождь из искрящихся металлических игл. И взвода не стало.
…Шевцов и сам не помнил, как оказался на том пепелище. Нет, «пепелище» – не совсем верное слово. Этот дом не сгорел – он словно оплавился, стек, будто был сделан из воска. На груде оплавленного камня, посреди опустевшего города, он увидел мальчишку.
Единственного уцелевшего в этом аду. Жутковатое было зрелище. Лейтенант даже усомнился на миг: действительно ли это мальчишка, а не какая-нибудь изощренная приманка? Он отогнал эту вредную мысль, заставил себя приблизиться. Тогда еще подумалось: может быть, взвод погиб не зря? Может, жизнь этого испуганного мальца стоит принесенных жертв?
– Вот ты где! – скупо улыбнувшись, сказал лейтенант. – А я тебя всюду ищу!
– Я знал, что они погибнут, – не поднимая головы, тихо сказал мальчик. Он сидел, обхватив колени, и даже не смотрел на Шевцова.
