пластик. И отчетливо произнес:
– Лучше бы вам нас не трогать.
– Что? – удивленно произнес главный.
Тип с наручниками повернулся в его сторону, как бы испрашивая приказа на то, чтобы привести наглеца в чувство. Видимо, относительно этого парня ему были даны специальные инструкции. Иначе невозможно было объяснить такое снисходительное обращение.
– Отпустите нас немедленно, – тем же ровным голосом сказал Аким. – Вы еще можете это сделать.
Стало заметно, как дернулись жилки на его лице. Сталкер не мог поверить своим глазам: Аким начинал злиться.
– А если не отпустим? – с легкой насмешкой произнес главный. Похоже, поведение жертвы его забавляло.
– Вы все умрете, – раздельно произнес Аким.
Это было его последнее предсказание.
Тот, с наручниками, еще успел повернуться в сторону главного, будто хотел разделить с ним юмор ситуации. В следующую секунду он полетел на землю: над ним стоял мертвяк в пыльной зэковской робе.
Через миг откуда-то сзади, из тьмы, на свет поперла молчаливая толпа. Пленники еще успели повалиться на землю, прикрывая головы руками, скованными браслетами. И тут же воздух взорвался хаосом автоматного огня, грохотом одиночных выстрелов, резкими хлопками взрывов.
А темная волна мертвых продолжала накатывать на свет, и вскоре эти ослепительные фонари один за другим стали гаснуть. Последний луч какое-то время еще панически метался, выхватывая из мрака мерно шагающие фигуры, но погас и он. Некоторое время еще трещали одинокие выстрели, но вскоре стихли.
Сталкер лежал, уткнувшись лицом в песок, не в силах поднять голову и понять – что же это такое было?
«Вы все умрете», – просто сказал Аким. И все умерли. Что это – его очередное пророчество? Приказ жуткой «армии мертвых»? Просто совпадение? Ответа не было.
Грохот быстротечного боя сменила гнетущая тишина, которую прервал голос Акима:
– Эй, вы где? Все живы? Я нашел ключи от наручников.
Освободившись, какое-то время они бродили среди истерзанных трупов недавних врагов. Это только в кино люди, убитые агрессивными мертвецами, через минуту сами встают и вливаются в ряды ходячих покойников. «Муляжи» все-таки не зомби, их сущность не имеет вирусной природы, и заразить они никого не могут. Да и агрессии у них раньше не наблюдалось.
Собрав кое-какие трофеи, группа направилась было к видневшимся в лучах рассвета домам. Когда со стороны мертвого «поля боя» донесся болезненный стон. Шевцов даже не обернулся. Аким растерянно посмотрел на сталкера. Кот тихо чертыхнулся и направился назад.
– Эй, ты куда? – недовольно поинтересовался Шевцов. – Времени нет!
Кот не ответил. По стону он быстро нашел выжившего. И даже не удивился, узнав его.
– Зубов! – проговорил он, опускаясь на колени. – Вот ты живучая гнида…
– Брось его! – сказал подошедший Шевцов. – Я бы пристрелил гада, да пулю жалко.
Зубов пялился на них с каким-то животным страхом. Он был цел – только нога была неестественно вывернута, видимо сломана. Кот молча рассматривал врага, удивляясь самому себе.
Не мог он его здесь бросить. Как бы ему этого не хотелось. А потому, превозмогая усталость и какую-то болезненную слабость, он взвалил на себя это сжавшееся от боли и страха тела. И потащил в сторону городской окраины.
– Ну, как хочешь, я тебе помогать не буду, – следуя за ним, недовольно сказал Шевцов. – Не заслужил этот подонок, чтобы ему последние силы отдавать.
Но Кот, стиснув зубы, продолжал тащить свой груз. Остервенело, словно вытащить этого гада из Зоны и было его главной целью. Так тащат на себе свой крест – хоть и неправильно сравнивать с крестом подлеца и предателя…
Наверное, он надорвался. А может, заболел еще до этого. Только дальнейшее Кот помнил как в тумане. Он все волок обмякшее тело Зубова, пока, наконец, Шевцов не сдался и не пришел ему на помощь. Присоединился Аким, и теперь они тащили эту ношу вместе.
Чуть расслабившись, Кот ощутил, что силы покидают его. Что-то перемкнуло в голове, он перестал различать грань между сном и явью.
Было ли все это в действительности? Все эти картины вполне могли оказаться душным, болезненным бредом, и было бы лучше, если бы это было так. Хотелось бы просто забыть увиденное, как забывается наутро дурной сон. Но в память одинаково впечатываются картины реальности и ночных кошмаров.
И то, как они шли по растерзанным телам в лохмотьях костюмов химзащиты.
Как встретили кровавый рассвет посреди молчаливой толпы восставших мертвецов.
Как шли по страшному, леденящему душу городу, улицы которого заполнили мертвые жители: мужчины, женщины со ржавыми, истлевшими колясками, дети, механически бредущие в мертвые школы со сгнившими портфелями. И ржавый автобус без водителя, набитый неподвижными фигурами, привычно вцепившимися в поручни.
В память врезалась корежащая душу картина: детская площадка, малыши с серыми лицами, нелепо имитирующие детские игры, девочка с лицом, закрытым клочьями темных волос, медленно качающаяся на скрипучих качелях.
Хотелось кричать, бежать куда-то, проснуться. Но, как в настоящем кошмаре, ни убежать, ни проснуться не было никакой возможности. И они продолжали идти по прежнему маршруту, один за другим проходя адреса из Акимова детства.
Кот не помнил, как Аким возвращал на места потревоженные «вещи мертвецов». Уже тогда у него начался жар: наверное, сказалось купание в ледяной воде. А может, вода лишь окончательно добила и без того ушатанный организм. Еще он помнил, как вдруг дрогнула собравшаяся вокруг них толпа мертвых. Мертвяки поникли, поскучнели и стали медленно расходиться, будто вдруг вспомнили о каких-то неотложных делах.
Последняя картина, врезавшаяся в память: сгорбленная фигура в серой робе, неровно ступая, бредет по скверу. Останавливается – и медленно, лицом вперед валится в неряшливо раскопанную яму. Мелькают ноги в растоптанных грязных ботинках, взвивается облачко пыли – и наступает покой.
И так же, как этот мертвяк, вернувшийся в собственную могилу, Кот ощутил, как проваливается в сырой, пахнущий землей провал забытья.
Открыть глаза он решился не сразу. Это как игра: никогда не знаешь, что увидишь. Пока глаза закрыты, с той стороны может оказаться что угодно: родной дом, съемная квартира, хата любовницы, тюрьма. Зона. Он не хотел, открыв глаза, оказаться там. Хватит с него Зоны. По крайней мере на некоторое время. Пока эта странная тоска снова не позовет его туда, как убийцу на место преступления.
Он медленно открыл глаза.
Больничная палата. И человек в накинутом на плечи белом халате рядом с койкой. Надо же – ведь это Лавров, собственной персоной.
– Здравствуйте, шеф, – хрипло сказал Кот. Он огляделся. – Как я здесь оказался?
– Друзья тебя приволокли, к самому периметру, – пояснил Лавров.
– Зубов… Он жив? – зачем-то спросил Кот.
– А что ему сделается, – усмехнулся Лавров. – Ему только фиксацию перелома сделали, так на костылях забегал, развил бурную деятельность. Тебя вовсю героем выставляет, перед властями выгораживает. Просто ангел, а не человек.
