настоящее и будущее. Левая часть — люди, которые с ним были или будут связаны.
Я сначала не поверил, что такое количество деталей можно запомнить, и уж тем более как-то трактовать, но Саюки предложила проверить на практике свои знания. Я указывал на самураев, а она мне рассказывала о них все, что видела. Первый — фельдмаршал Хиро.
— Сорок семь лет… — Один взгляд на военачальника — и Саюки начинает в быстром темпе выдавать на-гора: — Женат, есть молодая наложница. Двое детей. Голос — третий баритон. Вместе с морщиной даза-лю это означает, что он слаб в постели. Девятый цвет кожи — пьет настойку на чернокорне, чтобы вернуть себе мужские силы. Верен вам, господин, проживет долго, до шестидесяти трех лет.
Похоже на правду. Ну про наложницу Кёко Саюки могла где-то услышать, возраст и дети тоже не секрет. Про импотенцию просто выдумала, чтобы произвести впечатление. Дальше. Пусть будет… пусть будет… ну вот хотя бы мой забывший о всех проблемах с чужими голубями хмельной шпион.
— Мураками. — Я указываю на «писателя».
— Двадцать лет. Мацукэ. Слишком молод для своей должности. Сидит на коленях, сместившись на правую ногу вперед. Седьмой цвет кожи правой щеки. Любит мужчин, равнодушен к женщинам. Спал со своим учителем. До сих пор любит его. Тоскует по своему любовнику. Покончит с собой через три дня.
Ух ты! Нет, я не могу поверить, что по положению тела можно судить о гомосексуальности, разве что ему больно… Нет, даже думать противно! Тем более что его наставник Гэмбан пропал несколько лет назад. В общем, все это бред, игра воображения. А как можно предугадать самоубийство? По цвету щеки? Еще раз бред, абсурд и нелепица!
— Цурумаки, — показал я, внутренне робея, на нашего лучшего мечника и своего учителя кэндо. Вдруг у него с моим реципиентом[64] что-то было? Как у Мураками с Гэмбаном. Тьфу! Я даже плюнул про себя. Баба! Купился на это шоу гомосеков и уже поверил цыганке?! Мысленно отвесил себе оплеуху и решительно повторил:
— Цурумаки.
— Тридцать два года. Длинные мозоли на больших пальцах обеих рук. Отличный мечник, может фехтовать как правой рукой, так и левой. Пахнет пятым кислым запахом. В сорок лет начнутся болезни почек. Один камень уже растет в мочеточнике. Влюбится в Тачико, оставит нашей маме Хисо много денег. Попытается выкупить контракт, не получится. Когда деньги на свидания закончатся, может вспылить и убить кого-то в окии. Скорее всего, Тачико. У нее очень неприятное пятно за ухом. Уже третий день растет. И прыщик на верхней губе. Сейчас его из-за помады не видно…
— Эмуро Ясино. — Меня охватывает азарт.
— О! Это очень интересный человек. Ясино — прославленный ниндзя из провинции Кога!
— Что за вздор! — Я облегченно вздыхаю: наконец Саюки прокололась. — Это мой вассал, спас меня, раненного из засады. Служил еще моему отцу верой и правдой!
— Если бы он вас спас, то дышал бы обеими ноздрями, — качает головой девушка. — А сейчас у него работает только правая, да и цвет век поменялся от третьего к четвертому тону.
— Ну ладно, — решил я включиться в эту игру. — А почему ниндзя?
— Если приглядеться, то можно увидеть между всеми пальцами обеих кистей старые, маленькие шрамики. Дедушка рассказывал, что пальцы ниндзя провинции Кога разрабатывают, вставляя между ними листки бумаги. Учитель дергает листок вниз, а ученик должен успеть сжать руку и поймать бумагу. Часто они не успевают, и листок разрезает кожу.
Шерлокхолмщина какая-то. Японский дедуктивный метод. Я пригляделся к рукам Ясино и, разумеется, никаких старых порезов не заметил. Как вообще можно увидеть что-то между пальцами далеко сидящего человека?!
— Хорошо, а почему прославленный?
— На правом запястье Ясино давний след от укуса леопарда. Только один человек в школе Кога-рю жил с леопардом, чтобы овладеть «звериным» стилем боя. Его знают во всей Японии и зовут…
— Саюки-кун, ты не утомила своей болтовней господина дайме? Скорее принеси еще сакэ! — За всеми этими загадками я и не заметил, что игра в «Крокодила» закончилась и вернулись две мои гейши, которые сейчас с фальшивыми улыбками строго смотрели на ученицу. Та низко мне кланяется, шепчет на прощание «Берегитесь Хандзо!» и убегает из комнаты.
Тем временем Ёсиацу Сатакэ подвигается ко мне ближе и предлагает поговорить наедине. Ага, созрел, значит, для разговора. Косясь на Ясино, я первым выхожу из зала. Вслед за мной идет тесть. Куда бы податься? Решаю подняться в верхнюю комнату донжона. Уже темно, слуги зажигают фонари. Сёдзи задвинуты, мы одни.
— Ты очень изменился, Ёшихиро, — сразу берет быка за рога Ёсиацу. — Я хорошо помню тебя по жизни в Мино. Я помню, за кого выдавал свою дочь. И я не узнаю тебя. Клятва пяти обещаний, бесчестная победа при Хиросиме… Кто ты, Ёшихиро?! В тебя вселился ками?[65] Вот послушай, что мне пишет Тотоми… — Дайме клана Сатакэ достает из рукава свиток с письмом и зачитывает. — Так, ну это личное… ага, вот. «…Не знает, как правильно завязывать кимоно, расспрашивал иезуита о летосчислении по христианскому календарю — один из слуг Родригеса наш шпион и подробно пересказал беседу, придумал, как записывать и считать цифровые иероглифы коротко и быстро, еще десяток странностей…» Я не могу понять твою Клятву. Японец не мог придумать подобное. Мои соседи пишут мне, что мой зять сошел с ума или продался португальцам, но я не верю в это. Сегодняшний японец не мог догадаться отдать власть императору. Но вот завтрашний, еще более верный и преданный богам потомок — так и должен был поступить!
А мой тесть — проницательный человек. Что же мне ему ответить?
— Сражение с Огигаяцу. Как ты мог догадаться использовать пушки? Это против всех законов бусидо!
— Ёсиацу-сан, — поежился я под прямым, словно копье, взглядом тестя. — Меня ударили пикой по шлему, я потерял сознание, а после того, как очнулся, ничего не помню. Откуда-то мне в голову приходят странные мысли и идеи. Вот, например, я недавно понял, что огнестрельное оружие рано или поздно вытеснит традиционное снаряжение самураев. Тот, кто первый будет готов к этому, — победит в Войне провинций!
— Как ты сказал? Войне провинций? Очень удачное выражение. Ты знаешь, что регенты объединились против нас? Три дня назад Яманоути, вассалы Уэсуги, вторглись в мою провинцию Симосукэ. Дайме клана Асина Морикиё Асина вчера прислал письмо. Он сожалеет, но вынужден объявить мне войну. Чем купили его Ходзе и Уэсуги, не знаю, наверное, пообещали отдать домен Хитачи. С севера и запада на меня идут три армии! Больше ста тысяч человек, Ёшихиро!
— Три?! А кто третий?
— Сам Уэсуги Кэнсин! Во что ты втравил меня?! Еще месяц назад я был в ладах со всеми, честно управлял кланом. А теперь меня и мою семью ждет смерть или позор бесчестья! И перед тем как моя голова будет насажена на кол и оплевана врагами, я хочу, я требую правды!
— Говорю же, меня ударили по шлему…
— Я не верю в эти сказки! Десятки раз видел раненных в голову, потерявших память, но то, что вытворяешь ты…
Мы с напряжением уставились друг на друга. Что делать? Мысли разбегались словно тараканы при включенном ночью свете. За сёдзи раздался спасительный кашель.
— Ну, кто там еще?! — Дайме Сатакэ явно пребывал в гневе.
В комнату с поклоном вошел Эмуро Ясино.
— Чего тебе? — грубо спросил Ёсиацу.
— Срочное секретное сообщение для Ёшихиро. — Ясино — само спокойствие.
Эмуро подходит, вступает на помост и наклоняется к моему правому уху. Я готовлюсь слушать, но вместо этого начальник охраны подносит к губам кулак и резко дует в него. В глаз Ёсиацу втыкается маленький дротик. Дайме кричит от боли, хватается за меч, а Ясино, не глядя на него, отбрасывает трубку, зажатую в кулак, и левой рукой быстро вытягивает из правого рукава удавку. Одно круговое движение — и веревка обвивает мою шею. Только сейчас я выхожу из ступора, пытаясь ослабить петлю, но самурай уже падает мне за спину, взваливая меня на себя. Ёсиацу Сатакэ еще пытается вскочить, одновременно вытащить меч и дротик из глаза… Увы, ни тому, ни другому не суждено случиться. Изо рта дайме идет белая
