— Вы сообщили следователю милиции?
Георгий Иванович несколько секунд молчал, потом сказал, не опуская глаз, словно стоял в боевой позиции:
— Нет.
— Почему?
— Потому что этого не доказать. Не описано в учебниках, нет данных для сравнительного анализа. Меня бы посчитали душевнобольным.
— Тогда откуда вы знаете? Об этой «точке»?
— В былые времена я жил с родителями в коммунальной квартире, а одну из комнат занимал старый китаец, ему было лет девяносто, не меньше. Когда-то он был хозяином прачечной. Это он увлек меня древней борьбой. Он знал стиль кунгфу и считал его лучшим среди всех стилей каратэ… Он и рассказал мне о таинственном ударе в «точку», который и на месте убивает, а может уничтожить и через заданное время. Он же объяснил, какая картина обнаруживается на сердце при вскрытии, — я уже учился в медицинском и часто рассказывал ему об иных вскрытиях, уже тогда я выбрал именно этот путь…
— Почему?
— Потому что открывается бездна…
Он тоже был не вполне нормален, этот Георгий Иванович… но если он говорил правду (а Хожанову почему-то хотелось услышать именно такую правду, вот ведь странность…), тогда сразу возникало множество вопросов. ЗА ЧТО убили Изабеллу? И КТО ее убил? И ЧТО она хотела поведать ему, Хожанову? И что ему делать дальше?
Словно повинуясь какому-то наитию, он подошел к доктору вплотную и сжал ему предплечья: «Хотите помочь?»
Георгий Иванович долго молчал, потом хмыкнул:
— Не слышали такой романс — кажется, его пел Вертинский: «Я не знаю, кому и зачем это нужно…» Не слышали? — Он слегка нервничал, и Хожанов это заметил.
— Вы не отвечаете.
— Вы тоже. Зачем вам моя помощь?
— Чтобы найти и наказать виновных.
— Сами найдете и сами накажете? — очень быстро, торопясь, почти давясь словами, спросил Георгий Иванович, и Хожанов понял, догадался, что доктору эта тема не нова.
— Найду сам, а накажут… Найдется… кому… — неопределенно произнес Хожанов.
— Э-э, нет! — вцепился Георгий Иванович. — Давайте точно: милиция, прокуратура, госбезопасность?
— Ну, уж если быть абсолютно точным — все эти организации ищут и расследуют. Наказывает суд.
— И вы боитесь, что он не накажет. Я угадал?
— Это нетрудно… Наше с вами расследование и розыск суд не примет, а организации официальные этим розыском и расследованием заниматься не станут. Вы же сами сказали: об убийстве разговаривать бесполезно, не доросла еще судебно-медицинская экспертиза…
— И чего же вы хотите?
— Георгий Иванович, что мы хотим, давайте так, ладно? Системной работы, анализа и выводов. Нужно, чтобы вы по своим каналам посмотрели или лучше — изучили историю болезни Строева и, главное, заключение о его смерти. О причинах. И картину на вскрытии. А вдруг патологоанатом зафиксировал нечто очень понятное нам и неведомое ему?
— Забавно… — Георгий Иванович даже улыбнулся. — И как же, по-вашему, я это сделаю? Приду ночью в уважаемую организацию, подберу ключи к замкам, вскрою, украду и вам преподнесу? (Похоже было, что он такой вариант уже обдумывал!) И зачем? Для удовлетворения вашего псевдопредставления о справедливости? Вы что же, не знаете, что не может быть следователя, судьи и палача в одном лице?
— Когда найдем виновных — разделим обязанности. Палачом буду я.
— Вы сумасшедший.
— А вы? Не торопитесь. Задача имеет решение, и вы это знаете.
— Любопытно — какое?
— Георгий Иванович, вы думали над этим решением. Хватит меня проверять. Ваши однокашники наверняка работают именно там, где давалось заключение о смерти Строева, где лежит весь материал. Ну, а если и не непосредственно там, где-то рядом, на подступах… Стоит только захотеть, и мы будем располагать и информацией, и ксерокопией заключения о смерти…
— И сопоставим с Изабеллой… Не глупо. Ну, а если это ничего не даст?
— Даст. — Хожанов произнес это с таким зловещим спокойствием, с такой непоколебимой уверенностью, что Георгий Иванович ошеломленно покачал головой, и даже некоторый испуг вдруг мелькнул в его глазах.
— Однако… — он удивленно развел руками, — характер у вас… Но чего же вы добиваетесь? Если без полемических преувеличений?
— Я вас напугал… Ну, хорошо. Не будем предрешать, давайте проверим. Все, что сможем. Согласны?
— Но тогда, наверное, вы предполагаете, кто убил Строева и его жену?
— Предполагаю. Но об этом — позже. Знаете, есть вещи, о которых до поры до времени лучше не знать. Вы согласны?
— Допустим. Это все?
— Нет. У ваших товарищей по клубу, у всех причастных к этому духовному костоломству, — Георгий Иванович улыбнулся и согласно кивнул, — вы постараетесь очень осторожно, чтоб комар носу не подточил, выяснить: кто — хотя бы очень приблизительно — мог нанести такой удар — в «точку». И помните: защиты у нас с вами нет. Нарветесь — наше знание азов каратэ не защитит нас. Чаще вспоминайте, как погиб первоклассный мастер, Брюс Ли, пусть это тоже легенда…
…Из морга Хожанов поехал на кладбище — на трамвае, зайцем. У него оставался трояк, но он забыл его разменять, голова была не тем занята, а когда спохватился, было уже поздно, трамвай набрал скорость, да и двери уже закрылись.
Можно было, конечно, разменять у пассажиров, но вдруг возник совершенно непреодолимый комплекс неполноценности, и, скрипя зубами от бессильной злобы на себя самого, он отвернулся к окну и стал смотреть на улицу. Трамвай обгоняли машины — одна, вторая, вдруг показалось, что светло-серую «Волгу» с частным номером он уже видел. Проклиная себя за невнимательность, попытался запомнить номер, но автомобиль наддал и исчез за поворотом. Что же, урок… Глаза должны быть и сбоку, и на затылке, иначе и браться не стоит за такое дело. Итак — безденежье… Увы, оно, видимо, надолго и всерьез. И чтобы его прекратить (а главное — впредь не отчуждать незаконно от зарплаты любимой десятки и даже рубли), надобно продать какую-нибудь сугубо личную собственность — например, обручальное кольцо — в скупку, за полцены, это даст возможность достаточно долго пользоваться городским транспортом и кофе в булочной выпить — чтобы не упасть в голодный обморок.
Потом он стал думать о том, что вот, сорок уже миновало, и ни одного друга так и не появилось, — все больше знакомые, иногда — добрые, чаще — не очень. Связь со школьными приятелями оборвалась после поступления в заведение, со слушателями дружба не сложилась потому, что не принимал сухости одних и разнузданности других, к тому же никто из них не любил искусства и не интересовался им, и классической русской литературой тоже (правда, здесь больше была виновата безликая школа, формальное, построенное на постулатах образование, ну да ему-то разве легче от этого?), а он обожал проблемы и постоянно мучил себя, сравнивал, анализировал и… мрачнел.
Вот и остался один. А в заведении его считали крайним, ярко выраженным индивидуалистом.
А любимая… Чего не сделаешь в восемнадцать лет, когда бываешь дома два раза в неделю? Горячность, а не разум на первом месте тогда…
…Нет, решительно нельзя было ехать бесплатно. Вышел, поймал такси и велел везти к скупке, ее знали все таксисты, и уже через полчаса он, расписавшись в квитанции, получил свои двести рублей (кольца ему и любимой были подарены матерью, на них стояла высшая проба), наменял мелочи и снова сел
