С виду Гайдаленок вполне тянул на начальника. Сокольников вначале так и решил, что это начальник. Именно Гайдаленку попала через канцелярию потолстевшая папка с аккуратно подшитыми материалами по «Стройдетали».
В теперешней жизни Сокольникова многие новые знакомства по работе начинались с телефонных звонков. Вот и сегодня зазвонил телефон, и мягкий баритон спросил:
— Кто?
— Это оперуполномоченный Сокольников.
— М-м, — сказал баритон, — а Викторов?
— Вышел он, — ответил Сокольников, немного заинтригованный бархатистым тембром, — сейчас придет.
На том конце секунду поразмыслили:
— Передайте, пусть зайдет к Гайдаленку.
Викторов был у начальника и вернулся чем-то раздосадованный. Услышав про звонок, кажется, разозлился еще больше.
— Так я и думал, — процедил он, а потом скомандовал: — Пошли вместе.
Следователи в управлении целиком занимали третий этаж. У каждого был хотя и маленький, но зато отдельный кабинет, потому Сокольников полагал следователей на более высокой ступени в милицейской иерархии. К тому же после недавнего ремонта коридор третьего этажа был отделан панелями светлого дерева, что еще более повышало престиж следственного отдела.
Они вошли в комнатку, и там сразу стало тесно. Мало что ее хозяин сам изрядно места занимал. Сокольников ожидал, что следователь станет разговаривать начальственно и свысока, но тот расплылся в улыбке.
— Александр, рад тебя видеть. — Глазки у него сузились и почти совсем пропали. — Садись, пожалуйста. А этот молодой человек, как я понимаю, твой новый коллега. Очень рад, коллега, прошу.
Манера общения Гайдаленка и весь его гладкий вальяжный вид вызывали у Сокольникова неясные ассоциации. Где-то все это он уже видел. Где-то это было.
— Ты понимаешь, какое дело, Александр, — сокрушенно начал Гайдаленок, — получил я материал и должен тебя огорчить. Не могу принять, то есть совершенно не могу! Ты уж не взыщи, дружище.
Викторов усмехнулся:
— Ты мне будто в личной просьбе отказываешь. Давай ближе к теме. Почему не хочешь возбуждать дело?
— Разве я сказал «не хочу»? — воскликнул Гайдаленок. В каждую фразу он вкладывал чуть больше эмоций, чем требовалось по ситуации. — Я сказал: «Не могу». Большая разница! А причина в том, что дело пока не имеет судебной перспективы.
— Что так? — жестко прищурился Викторов.
— Сам посуди: допустим, есть факт недостачи. Заметь — только допустим, поскольку официальной ревизии еще не проводилось. Ну и что? А где доказательства, что это хищение? Кто, собственно, похищал? Кому сбывал? Где, наконец, похищенное? Если хочешь, могу еще с десяток вопросов накидать.
— Послушай! — На скулах Викторова медленно заходили желваки. — Я эти вопросы тоже могу задать. Но ты ведь следователь. Ты отвечать на них должен. Вместе со мной. И ты не хуже меня знаешь, что на половину этих вопросов ответ уже есть! И оснований для возбуждения дела более чем достаточно. Ты полистай материалы. Что до ревизии — ее проводить без возбуждения дела не станут. Будут тянуть. А факты вывоза продукции налево мы зафиксировали, дело за тобой.
Гайдаленок вздохнул, с укоризной посмотрел на Викторова.
— Не поймут нас. Прокуратура не поймет. Кому вывозили? Кто перекупщик? А?
В глазах Викторова появился иронический блеск.
— Я не понимаю, Георгий, ты что, себе тоже дачу строишь?
На лице Гайдаленка появилось выражение праведного гнева, и голос затрепетал.
— Не ожидал я от тебя таких слов. Прямо тебе скажу, не ожидал! Помнишь Штирлица? Так шутят болваны, мой милый…
— Ладно, — Викторов устало махнул рукой, — перекупщика найдем. Но это матерый вор, его надо немедленно задерживать, ты его задержишь?
— Ну, сейчас говорить преждевременно. Посмотрим, подумаем…
Викторов молча забрал папку и поднялся. Сокольников, глядя на него, тоже встал.
— Пойми, Александр, — Гайдаленок говорил сейчас с проникновенной теплотой, — не всегда мы поступаем так, как нам хотелось бы. Обстоятельства, знаешь ли… Милиция работает среди людей.
— Не надо… — спокойно произнес Викторов. — Ты все понимаешь, и я все понимаю. Только неплохо бы еще и совесть иметь. Раз уж мы среди людей…
Он не стал слушать, как кудахчет обиженный Гайдаленок, и быстро вышел, едва не защемив дверью Сокольникова, который тоже поторопился выскочить в коридор вслед за своим руководителем. Сокольников все-таки успел взглянуть в последний раз на Гайдаленка. Тот сидел за своим столом, демонстрируя скорбь и обиду. Теперь Сокольников догадался, на кого он похож. Гайдаленок здорово напоминал водевильного персонажа, все время принимающего красивые позы. Только затемненные его очки в красивой модной оправе слегка смазывали это впечатление.
Викторов с молчаливой злостью шагал по коридору и размахивал папкой. Сокольников старался держаться подальше, чтобы не задел. Спустились на этаж. Тут Сокольников понял: идут к Чанышеву.
У самого кабинета Сокольников в нерешительности притормозил.
— Слушай, Саш, может, мне туда не надо?
— Идем!
В полутемном кабинете горела настольная лампа. Сокольников уже знал, что верхнего света Чанышев не любил и зажигал его только во время общих сборов. Викторов сказал: «Разрешите?» — но прозвучало это как: «Руки вверх!» Чанышев не удивился. Спокойно смотрел на него, будто давно знал наперед, с чем Викторов сюда заявится. Вид у него был слегка замученный.
— Следствие не хочет принимать дело к производству, — кратко сказал Викторов и выложил папку на стол.
— Я знаю, — меланхолически ответил Чанышев.
— Что будем делать?
— Работать. — Чанышев медленно помассировал веки. — Формально они правы. Если бы я не хотел брать дело, тоже нашел бы кучу возражений. И они были бы вполне обоснованны.
— Ладно, — согласился Викторов. — И что дальше?
Чанышев не спеша поднялся, пересек кабинет и зажег люстру. Потом вернулся и долго устраивался в своем удобном кресле.
— Ищите перекупщика. Будем добиваться проведения ревизии. А там будет видно.
— Все ведь кошке под хвост пойдет, — зло сказал Викторов.
Чанышев протянул пухлую руку, щелкнул выключателем лампы. Свет погас, лицо его сразу же потеряло резкость, сделалось размытым.
— На то ты и оперативник, чтобы этого не допустить.
Они сидели в своем кабинете и молчали. Викторов полез в сейф, пошуршал, вытаскивая начатую пачку сигарет и коробок спичек.
— Ты разве куришь? — изумился Сокольников.
— Не курю, — буркнул Викторов, зажигая спичку.
Сокольникову страшно захотелось что-нибудь для него сделать.
— Слушай, Саша, может, ты зря расстраиваешься? Неужели мы этого Гришу не найдем! Куда он денется!
Викторов невесело засмеялся, поперхнулся дымом и загасил сигарету.
— Да в Грише ли дело! К тому же найти его трудновато. Думаю, Гриша сейчас уже далеко. Где-нибудь у моря. А может, и не у моря — чего ему, собственно, бояться?
Он уселся на стуле верхом и принялся покачиваться.
