– Садитесь, я принесу, – неожиданно для самого себя предложил Илья.
– Это ещё зачем? – Брови девушки заметно поднялись, она поджала губы, но смилостивилась: – Ладно. Но тут вроде бы всегда было самообслуживание. Только имейте в виду, у меня мало времени.
Девушка кивнула и отбыла. Вавилов следом за нею потащил заставленный поднос. Сердце его колотилось бешено. «Не исчезай, – молил он. – Ты же не…» Девушка не казалась бесплотной. Ростом не высока была, сложения изящного, но не хрупкого. Блузка, джинсы летние в обтяжку, босоножки… Смотреть, как она отодвигает от столика кресло и усаживается, как подпирает рукою подбородок, было одно…
Илья споткнулся на ровном месте, чуть обед об пол не расхлопал. Удовольствие удовольствием, а смотреть надо, куда идёшь. «Как её зовут, интересно?» – спросил себя Вавилов и стал расставлять тарелки. Покончив с этим, сунул опустевший поднос на соседний стол, не глядя.
– Э! Полегче! – возмутился какой-то хмурик, скучавший над чаем.
На него Илья не обратил внимания. Торчал с дурацким видом – спина согнута, руки висят – в двух шагах от незнакомки, не зная, на что решиться. «Небрит, – думал он, – мешки под глазами, волосы дыбом. Чучело». Девушка смотрела на него снизу вверх. Уголки губ её… Вавилов отважился спросить:
– Можно?
Не дожидаясь отказа, придвинул кресло и уселся напротив.
– Думаете, ваш вид может послужить приправой к обеду? – съязвила незнакомка.
Илья схватился за подбородок. Это уже не щетина, а…
– Бороду отращиваете? Ладно-ладно, сидите, если вам хочется. Аппетит вы мне не испортите. Смотрите только, как бы вас хозяин не выставил за то, что в рабочее время болтаете с клиентами.
– Я и есть хозяин. Илья Вавилов.
– Хозяин? Не смешите. – Девушка размешивала в синтетической окрошке поддельную сметану. – Илья Вавилов? Отстали от жизни. Что ему делать в Перми? Вы что, телевизор не смотрите?
– Нет, – признался Илья.
– Тогда понятно. Вавилов продал «BlinOk», построил на Луне базу и теперь живёт там, если не врут новости. По-моему, глупо. А вы как считаете?
Она изредка посматривала из-под ресниц. Ела. Крошила мелкими кусочками белую булку. Илья следил за её пальцами, боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть, как будто она была бабочкой.
– Не глупо, – едва шевеля губами, возразил он. – Может, у него были причины.
Слишком тихо сказал, но она услышала.
– Чепуха! Какие ещё причины? Плохо вы знаете таких, как он. Ну, вам простительно, телевизор вы не смотрите, интернет не читаете. То-то я гляжу, вид у вас дикий, как у бомжа или отшельника. Представить не могу, как бы я жила там. – Девушка указала вверх ложкой и снова принялась за еду. Удивительно ловко у неё получалось говорить и есть одновременно.
– А как вы живёте здесь? – спросил Вавилов, скрестив на груди руки.
– Ну как-как… – Девушка улыбнулась, глядя в сторону.
Улыбка у неё получилась невесёлая. Она тряхнула головой, отставила пустую тарелку, придвинула второе и стала рассказывать, как живёт, ковыряя вилкой в омлете. Илья слушал жадно, каждое слово падало в душу, прорастало, пускало корни. Слушая, всматривался в эту женщину, примечая мелочи: как морщит нос, когда собирается сказать что-то смешное, как голову наклоняет. В ямочку между ключиц глазами впивался, а когда та, имени которой он ещё не знал, поворачивала голову, позволял себе вольность – скользнуть взглядом ниже.
Она рассказывала о крошечном своём бюро переводов, о квартире, которую сдуру купила в кредит, о непроходимой тупости клиентов и об их гомерической жадности, о пожарном инспекторе, который раз в неделю приходит опечатывать розетки в офисе, о битве стервы из налоговой со стервой бухгалтершей. О том, как здорово сидеть в офисе допоздна над переводами, потому что дома в раковине грязная посуда – горой, подтекает в туалете бачок и соседский мальчишка вечерами долбит на пианино гаммы. Да и делать там… Сумбурное повествование непостижимым образом ложилось на рваную ткань памяти Вавилова, стягивая разрозненные лоскутья: Перекрёсток Комсомольского проспекта и Луначарского… Конечно, Илье приходилось там бывать, в этом офисном клоповнике. Шевцова, Тимирязева, снег не чищен, зима, фонари через один в полдесятого вечера. Да, конечно. Что дома? Делать там нечего.
– Тоска, – вырвалось у Вавилова.
– Да ну, – сверкнула глазами, потом спросила, щурясь: – Соскучились? Заговорила я вас.
– Нет! – возмутился Вавилов. – Я не то хотел сказать. Ты меня неправильно…
– Мы на «ты» уже? Ладно-ладно, проехали. Раз так, принеси-ка мне кофе. Сейчас, дам денег.
– Ну, кофе-то хоть тебя угостить можно?
– В награду за интересный рассказ? Ладно. Угости, если так уж хочется. Только побыстрей, мне через пятнадцать минут надо быть в офисе.
Вавилов сорвался с места, мельком глянув на стенные часы. «Без четверти час. Перерыв у неё…»
– Илья! – позвала незнакомка.
Он оглянулся.
– Я же не сказала!.. Мне «эспрессо»! Слышишь? Без сахара!
Он взял кофе для неё и для себя, мигом вернулся. Опускаясь в кресло, заметил:
– Ты ещё кое-чего не сказала. Как тебя зовут?
– Не сказала? А, ну да. Вика. Только Викторией не называй, ладно? С детства терпеть не могу, когда меня так величают.
Куча вопросов была у Вавилова, но он молча пил кофе. Молчала и Вика, смотрела поверх чашки, прихлёбывала мелкими глотками. А время шло.
– Ты… – Илья мучился ужасно, выбирая из вертевшейся на языке ерунды что-нибудь значащее.
– Что?
Чашечка о блюдце звякнула, Илью бросило в жар – ощутил прикосновение. Скосив глаза, увидел – так и есть, рука Вики у него лежит на запястье. Пальцы тонкие…
– Ты вернёшься?
– О чём ты? Я никуда и не собиралась уезжать. Работы сейчас валом.
– Сюда, в ресторан.
Хотел спросить: «Ко мне вернёшься?» – но понял, что прозвучало бы по-идиотски через полчаса после знакомства.
Вика фыркнула.
– Глупости! Куда ж я денусь? В трёх минутах ходьбы нет больше ничего приличного кроме этой забегаловки. Да я каждый божий день здесь кормлюсь. Иногда вечером ещё заскакиваю перекусить, если домой идти тошно. В воскресенье только не бываю тут никогда.
– Почему?
– Ты странный. Что мне в выходной делать в офисе? Надо же и выспаться хоть раз в неделю. Ну, мне пора. Спасибо за кофе. До скорого.
Илья посмотрел на часы – без пяти час, – повернулся, чтобы сказать: «Две минуты есть ещё», – но получилось – говорить некому. Вика быстро шла к выходу. Отражение её на мгновение появилось в зеркалах под часами, потом створки раздвинулись перед нею.
Вавилов хватал воздух ртом, как живая рыба на разделочной доске.
Вика не оглянулась. Жерло тоннеля поглотило её, сошлись зеркальные двери.
– Не уходи, – с трудом выдавил из себя Вавилов. Потом новая мысль пришла в голову: «Куда? Куда она могла отсюда уйти?»
Он бросился следом. Влетел в тоннель. Никого. «Дальше, дальше», – подгонял он себя. Сунулся в кессон – там тоже было пусто.
– Дальше? – спросил он у одной из кессонных шторок. – Куда же дальше?
Все скафандры оказались на месте. Никаких следов, кроме тех, что оставил сам хозяин лунной закусочной, не было на коричневой пыли, тонким слоем устилавшей пол.
– Она в Перми. Так она говорила, – сообщил в пустоту Вавилов.
«В Перми, конечно, – ответил внутренний голос. – Как есть, так и говорила, я врать не люблю».
Илью нисколько не удивило, что внутренний собеседник голосом и манерой говорить напоминает
