увеличивает его скорость и улучшает ходовые качества». В смысле — «Баба с возу — кобыле легче». А то чуть не превратили, понимаешь, расположение боевого подразделение в помесь детсада и богадельни!
Внезапно вылетевшая из туалета стайка пацанвы лет пяти-шести, каким-то чудом не сшибившая меня с ног и не растоптавшая в лепешку, мгновенно расставила все точки над «и». Ошибочка, все-таки превратили…
Горестно вздохнув, топаю в бывшую комнату психологической диагностики, ставшую теперь пристанищем для нашего взвода. Нужно всю лишнюю «сбрую» скинуть. Негоже являться на прием к начальству в раздувшейся от магазинов РПС и аж с тремя автоматическими стволами разом. Дешевой буффонадой попахивает. Укладываю лишнее сейчас «железо» и амуницию прямо поверх своего спального мешка, киваю сидящему на задвинутом в самый дальний угол массажном кресле Мише, тому самому, что своей черной косынкой так гордится, пригляди, мол. Тот так же молча кивает в ответ, продолжая задумчиво и почти беззвучно перебирать струны своей старенькой «Кремоны»[15] , типа, пригляжу, не беспокойся. А чего нам особо лясы точить? Во время всеобщего аврала и суеты сидит себе, понимаешь, в кубрике одинокий воин и лодыря празднует. Но, при этом, «подвесная»[16] на нем и автомат с двумя смотанными изолентой магазинами — к креслу прислонен, только руку протяни… Дураку понятно — дневалит парень, осуществляет охрану взводной «располаги»[17] и имущества бойцов. И это, как мне кажется, очень верно. Во времена серьезных потрясений всегда всплывает очень много разной человеческой «накипи». И пока одни, жизнью рискуя, людей спасают, другие под шумок кто открыто разбойничает, кто втихую подворовывает. Как говорится, кто на что учился, у кого на что смелости и наглости хватает. Так что, даже на собственной базе в нынешних обстоятельствах вещи без присмотра бросать не стоит. Это снаружи она — почти крепость, а вот внутри тут и замков-то серьезных на двери никогда не ставили. Как-то ни к чему оно раньше было. От своих запираться на семь замков — какой смысл? Да только сейчас на базе посторонних — едва не в три раза больше, чем своих. Вот и приходится учитывать новые реалии.
Оставив только набедренную кобуру со «Старичком» (все ж таки не та сейчас обстановка, чтоб совсем безоружным разгуливать, пусть даже и по базе собственного Отряда), прохожу десяток метров по коридору и, негромко постучав, тяну на себя дверь кабинета командира.
— Разрешите, тащ полковник? Прапорщик Грошев…
— Не шуми прямо с порога, Боря, — обрывает взмахом руки мой доклад Львов. — Я пока, вроде, не слепой и сам отлично вижу, что прапорщик Грошев по моему приказанию прибыл, как тот паровозик из Ромашково на станцию назначения. С диким опозданием, но зато полный свежих впечатлений.
М-да, вид у Бати, прямо скажем, совсем неважнецкий. Но голос, вроде, бодрый и даже шутит, значит — прорвемся.
— Так точно Алексей Андреевич, впечатлений и разной полезной информации — выше крыши. Только это, тащ полковник, разрешите сразу небольшую просьбу?
— Не подождет? — командиру информация, мною привезенная, явно важнее и интереснее, чем мои же «небольшие просьбы».
— Никак нет, срочное…
— Хорошо, раз безотлагательно, давай, рассказывай, что там у тебя стряслось.
— По дороге назад, на въезде в Дмитров обстреляли нас одни полудурки, нам-то ничего, а вот триплексу с передней левой двери амба приснилась — весь в трещинах, не видно сквозь него ни черта. Вы уж прикройте меня от Юры, а то он, когда я машину в парк загонял, так глядел: думал, скальп сдерет голыми руками.
— Ох, Боря, одни проблемы от тебя, — театрально вздыхает Львов. — То офицеров бьешь, то беззащитных горцев без суда «к стенке прислоняешь», то коллег вешаешь, опять же без суда и следствия… Вот теперь еще и матбазу гробишь. А новых триплексов, как мне кажется, нам теперь еще долго не пришлют…
Я всем своим видом пытаюсь изобразить деятельное раскаяние и готовность встать на путь исправления и сотрудничества с администрацией. Похоже, получается неплохо.
— Кончай лицедействовать, — усмехается командир. — В тебе, я гляжу, не только «пейсатель», но еще и великий актер помер… А теперь лежит там, внутри, разлагается и пованивает. Всё я понял, от Горбунцова прикрою, не бойся. Теперь давай к делу. Веришь — нет, дел — невпроворот.
Если Львов просит переходить к делу — значит, действительно, пора заканчивать с «лирическими отступлениями». Батя, как и почти всякий командир высокого ранга, «когда нормальный, а когда и беспощаден». Опять же, забот у него, точно, хватает.
— Значит к делу, — я вытаскиваю из кармана флешку, которую передаю полковнику и раскрываю записную книжку, в которой вчера конспектировал для надежности всё рассказанное Пантелеевым.
— Обстоятельно, как я погляжу, ты к вопросу подошёл, — хмыкает Львов, подключая флешку к компьютеру. — Что, на память уже не надеешься, разведка?
— «Сапог в бою надежнее», тащ полковник, — невозмутимо отвечаю я на беззлобную подначку. — Мне вчера столько всего показали и рассказали — голова кругом. Так что, уж лучше зафиксировать, чтоб не перепутать ничего… Ну, основное я вам еще ночью по телефону изложил, теперь пора показывать то, что словами описать сложно. Значит, как я уже говорил, причина эпидемии — вирус. Причем, если ученым из «Пламени» верить, а не доверять их словам лично у меня никаких оснований нет, вирус этот — искусственно созданный. Таки натворили «пилюлькины» на свою и на нашу голову. Причем, как я понял, не со зла.
— В смысле? — Батя явно меня не понял, как так — полный аллес вокруг, и вдруг без злого умысла.
— В общем, Пантелеев особо останавливаться на этом моменте не стал, только в самых общих чертах… Вирус этот планировался как полезный. Этакий «крысиный волк» [18] среди себе подобных. Забарывает всё, от гриппа до СПИДа. И при этом не наносит вреда организму. Наоборот, борется за жизнь носителя до последнего.
— Угу, — хмурит брови Львов. — Вот только с дозировкой создатели этой благодати, кажется, переборщили. И за жизнь эта хрень борется даже после того, как носитель уже того, отправился в «страну вечной охоты».
— Ну, в целом как-то так, — соглашаюсь я. — Есть там кое-какие тонкости, но они на основной смысл не влияют. Да, вирус настолько «не хочет» физической гибели носителя, что поднимает из мертвых его труп.
— Да уж, благодетели, ети их душу, — в сердцах выдыхает командир. — Вот чего им спокойно не сиделось? Хотели, понимаешь, все человечество осчастливить. А в итоге что? Ладно, какие подробности по их способности мутировать?
— Папку «Морфы» откройте.
— Морфы? — переспрашивает командир, щелкая кнопкой «мышки».
— Так биологи из «Пламени» мутантов обозвали, — поясняю я, обходя кресло Львова и вставая у того за правым плечом, готовясь давать пояснения к презентованным мне Пантелеевым «веселым картинкам». — Это сокращение. Полное название — метаморф. Это от греческого «метаморфоза» — изменение, превращение. Думаю, смысл понятен. В общем, существо, которое способно при необходимости и удачном стечении обстоятельств менять свой внешний облик и даже телосложение, подгоняя его под какие-то конкретные задачи. Вот, сами смотрите…
Командир начинает неспешно просматривать фотографии. Те явно сделаны в разное время, разными людьми и на разные фотоаппараты, а то и на камеры мобильных телефонов. И «объекты» на них засняты тоже разные. И слегка видоизменившиеся, едва успевшие отрастить себе большие челюсти с острыми клыками, вроде застреленного мною на Ленинском проспекте алкаша, и уже успевшие основательно трансформироваться, похожие на обезьяноподобных «культуристов» с перебитого блокпоста ФСИН или того, что «собры» на складах из «крупняка» угомонили. Были и другие, не только из людей отожравшиеся. Некоторых еще можно было опознать. Ну, в смысле, еще угадывалось, что вот эта облезлая жуть с несоразмерно огромной головой и крокодильими клыками, была совсем недавно чьим-то домашним любимцем, скорее всего обычным пуделем — остатки стрижки выдают. А вот другие вообще ни на что не
