Средний столик.
— Привет ей от меня.
Аарон улыбался, жал руки и подавлял желание выложить им всю правду; это было бы все равно что привести на обед незваного гостя.
Наконец они уселись. Агент сделал заказ, не заглядывая в меню («Как обычно…»). Что бы это ни было, официант, похоже, все понял, тогда как Аарон проглядывал столбцы, вновь гадая, сумеет ли оплатить счет.
— Это вы женились на Клариссе? — нагнулся к нему официант. — Передайте, что мы по ней скучаем.
Аарон сделал заказ, мечтая лишь об одном: чтобы хоть кто-нибудь в Голливуде напивался сразу после полудня и он смог бы последовать его примеру.
Агент протянул официанту кредитку «Американ экспресс».
— Ненавижу ждать счет, — пояснил он.
Аарон добавил гамбургер к заказанному салату и вычеркнул оплату счета из списка своих проблем.
«Одна долой, — подумал он, улыбаясь агенту. — Осталось еще тысяча сто восемьдесят…»
— Нет. Моя работа, — твердила Кларисса матери, которая каждым вздохом, каждой паузой, каждым жестом и каждым своим воплем настаивала, чтобы дочь позвонила и помирилась с Аароном, — это найти себе чертову работу.
Вот уже две недели Кларисса сидела у матери на диване и по утрам обзванивала знакомых, чтобы раздобыть неуловимую должность внештатного корреспондента, одновременно избегая звонков Аарона. К телефону бежала ее мать и жаловалась на свою неблагодарную,
Вот только жить с матерью оказалось совсем не таким вечным праздником, как воображала себе Кларисса
В свою очередь Кларисса спешила напомнить, что у нее нет возможности ходить за продуктами, поскольку поиски работы отнимают все свободное время. У нее нет денег на покупку продуктов, даже если бы она нашла время. И наконец, она не знает, где находится продуктовый магазин, и умеет покупать только одежду и обувь.
Тем временем для полного кайфа мать начала подготовку к ежегодной благотворительной ярмарке «Юных Ангелов». Там выступали бывшие королевы красоты, престарелые звезды мыльных опер, по- прежнему носившие прически в стиле шестидесятых и украшенные бисером бейсболки, а также дамочки типа Клариссиной мамули, не обладавшие особыми талантами к танцам и пению, но готовые собирать деньги для детей-инвалидов. В этом году тема была «Лестница к звездам», и девочки, как они себя называли, выбрали соответствующую песню «Лед Зеппелин» для танцевально-чечеточного номера.
Из вечера в вечер мать напяливала чулки, чечеточные туфли, цилиндр и присоединялась к точно таким же чучелам-подружкам; вместе они визжали и хихикали по-стариковски, пересказывали друг другу старушечьи сплетни и репетировали музыкальный номер, выстукивая каблуками по полу, пока кто-нибудь не падал от изнеможения, или от перебора с таблетками, или со сломанным бедром. Кларисса взирала на них в благоговейном омерзении, поедая все, что перестало дышать и шевелиться минимум сутки назад, и молясь в душе, чтобы Создатель прибрал ее прежде, чем в супермаркете ей будут предлагать пенсионную скидку.
Особенно раздражало, когда кто-нибудь из этих старух принимался расточать хвалы давно покойному супругу.
Клариссе казалась невыносимой мысль о какой-либо личной жизни у людей после сорока: это противно всем законам природы.
— В таком случае, почему бы тебе не переехать? — спросил Тедди.
Его выпустили под залог в пятьдесят тысяч долларов, потому что он никого не убил, не изнасиловал и не собирался бежать из-под стражи. Воскресным утром они с Клариссой завтракали в «Нэйт и Ол», как самые обычные отец и дочь. О да, как самые обычные отец и дочь, вот только отцу к Рождеству предстояло вернуться за решетку, а дочь была беременна и разошлась с мужем, с которым не прожила и трех минут.
— Некуда. Благодарю за совет, — отрезала Кларисса.
— Я понимаю твой гнев. Я чувствую твой гнев, — произнес Тедди. — Но я не считаю себя ответственным за твой гнев.
— Какой еще чуши ты начитался?
— Понятия не имею, о чем ты говоришь. — Он одним глотком опрокинул свой кофе.
— Ты опять читал эти дурацкие книжки по психологии, — уточнила Кларисса.
— Я всегда говорил, что если из этих книжек почерпнешь хоть каплю ума, то заплатил за них не напрасно.
— Надо же. А я всегда говорила, что если человека тянет на такие книжки, то он — просто жалкая пародия на отца.
Тедди, поглощенный перемигиваниями с официанткой, пропустил этот комментарий мимо ушей. Ему, наконец, принесли ветчину, яйца и жареный лук. На сроке в десять недель Клариссу стало мутить от некоторых запахов: рыбы, яиц, лука и ближайших членов семьи.
Согнувшись над столом, зажав в руке вилку, как шпагу, Тедди вгрызся в еду. Он напомнил Клариссе гориллу — старую, усталую, голодную обезьяну, пожирающую связку бананов. Похоже, ее отец хорошо усвоил застольные тюремные привычки.
— Что-то не так? — Тедди с трудом оторвался от тарелки. К нижней губе у него прилип кусочек яичницы.
— С чего начать? — спросила она.
— Я тебе говорил, что Аарон меня навещал? — Тедди, наконец, слизнул яйцо, даже не подумав воспользоваться салфеткой.
Кларисса подавилась бы, если бы ела в этот момент.
— Нет, не говорил. И что?
— Ничего. Просто зашел проведать, узнать, как дела.
— Да что он о себе возомнил?
— Он приехал раньше тебя.
— Только потому, что чувствует себя виноватым. Мне же упрекнуть себя не в чем.
— Он виноват? В чем? — Тедди был потрясен.
— Не могу тебе передать, что он сказал.
— Насчет ребенка? Это пустяки. Вспомни наши беседы с твоей матерью.
— Беседы? Скажи лучше, скандалы, — возразила Кларисса. — Так он тебе все рассказал?
— Да. По-моему, он просто молодец.
— Ты на его стороне.
— Кларисса, я ни на чьей стороне, — возразил Тедди. — Но ты должна признать, что этот парень — просто сокровище. Настоящее сокровище.
Кларисса захлебнулась желчью. Настоящее сокровище?
— Папа, ты не знаешь его так хорошо, как я!
Отец перестал есть. Перестал — потому что еда закончилась. Бывшие заключенные всегда едят очень быстро.
