министр юстиции, люди из его окружения и три девицы по вызову. Все бы ничего, но сама баня принадлежала известным в Подмосковье бандитам и была расположена в их клубе в центре столицы.
Банкир был опытным шантажистом, поэтому часто пользовался этой «точкой», где многие помещения, прежде всего сауна, были оборудованы скрытыми видеокамерами. И по иронии судьбы не знал этого один министр юстиции. Он понимал, что в случае неприятностей ему очень поможет «банное» видео с шалостями.
После того, как фотографии банных развлечений просочились в газеты, министра юстиции сняли, а «Фонд общественной защиты прав граждан» прекратил свое существование. И чтобы больше никому из юстиции не пришло в голову организовывать конкурирующие предприятия, по деятельности фонда провели самое тщательное расследование, за что бывший министр юстиции был осужден, получив пять лет лишения свободы условно. Как установил суд, средства фонда расхищались традиционным для середины 90-х годов способом, только 11 % от полученных сумм было потрачено по назначению. Деньги уходили в фиктивные фирмы под договора об информационном, консалтинговом и справочном обслуживании и обналичивались.
Дефолт 1998 года, видимо, превысил «предел упругости» сложившегося финансового баланса. Под давлением общественного мнения Прокуратура в лице ее тогдашнего Генерального прокурора начала расследования по исчезновению транша Международного Валютного Фонда в 4.78 млрд. долларов, по нецелевому использованию кредита МВФ на 22 млрд. долларов и по коррупции в Центральном Банке РФ. Был дан ход расследованию спекуляций на рынке государственных кредитных обязательств (ГКО), в которых официально подозревались 780 государственных чиновников, включая дочерей президента страны. Было возбуждено сразу несколько громких уголовных дел по взяткам и хищениям при реконструкции Кремля и по приватизации сибирских нефтяных месторождений крупными олигархами. Были и другие дела, возникавшие почти каждый день, в том числе и знаменитое дело о долларах, которые выносились в коробках «из-под ксерокса» на финансирование президентской избирательной кампании. Поэтому Антон Борисович, испытывая смешанные чувства, затаился и ждал, когда прокуроры нагрянут и в его офисы. Уголовные дела множились и вплотную приближались к тихой заводи Антона Борисовича при Министерстве внутренних дел. Все знали, как этот Генеральный прокурор резко настроен против «фондов поддержки» в недрах правоохранительных структур, не говоря уж о бизнесе, связанном с «растаможкой». Но как только тот занялся зарубежными счетами самых близких людей президента и крупными финансовыми потоками из Центрального Банка, всем стало понятно, что дни его сочтены.
В этих делах Антона Борисовича гораздо больше «справедливого возмездия» волновала ненужная огласка, выворачивающая изнанку любого крупного бизнеса. В связи с дефолтом, у него самого возникло столько проблем, что было уже не до страхов.
Дашеньку удалось устроить в кордебалет театра, где она иногда танцевала самостоятельные, пусть пока небольшие партии, но ее имя изредка уже появлялось на афишах и в театральных программках. Правда, было понятно, что на фоне гремевшей тогда по всей Москве балерины Владимирской его Дашеньке не стать примой. Антон Борисович сам видел Владимирскую в «Спящей красавице», поражаясь ее красоте, отточенной грации движений и легкости.
Сделав для Дашеньки все, что не смогли когда-то для него самого сделать его родители, он незаметно для себя пропустил этот удар судьбы в виде «небалетной» конституции дочери. Дашенька всегда была милым улыбчивым ребенком, пусть и капризным. Он восхищался каждым ее движением. Но, сидя в зале, восторженно рукоплескавшем Владимирской, он понимал, что ей никогда не продвинуться дальше виллисы на фоне высокой царственной балерины, явившуюся каким-то ожившим воплощением Терпсихоры. Он даже слышал этот шепот восхищения: «Терпсихора!»
Его отцовское сердце таяло от горечи, поскольку зал не только не оценил, но, похоже, вообще не желал замечать старание его дочери. Ее выходы, к которым она готовилась с замиранием сердца, — воспринимались лишь декорацией, обрамлением каждому появлению Владимирской. Дашенька так ждала этого вечера, надеясь, что он сыграет решающую роль в ее судьбе, но зал, полностью покоренный Владимирской, удостоил ее лишь равнодушными вежливыми аплодисментами завзятых театралов.
Впервые за много лет Антон Борисович вдруг со всей горечью несправедливости судьбы вспомнил карлика из первого отдела, его лицо, с которым он выслушал рассказанный им анекдот, его детские пальчики, судорожно перебиравшие бумаги на столе. От пережитого им унижения он закрыл ладонями лицо, потому что Даша на фоне почти двухметровой Владимирской выглядела таким же карликом — с короткими ножками далеко не безупречной формы. Она была хрупкая и женственная, но в ней не было той царственной красоты, вылившейся в роскошные формы великолепной Владимирской, чья кожа мрамором сияла в свете софитов.
Нет, тот вечер не стал для Даши триумфом, хотя Антон Борисович сделал все, чтобы его старшая дочь этого не почувствовала. Нанятый им молодой человек вынес ей корзину цветов на поклоны, а сам он дома долго восторгался ее растущим мастерством. Но уже он понял, что дочь остро нуждается в его помощи, а главное, в его личном жизненном опыте на пути преодоления препятствий, которые от самой Дашеньки никак не зависели.
Раньше он не придавал значения самому существованию балета, увлечению дочери, ее карьере, считая, что и сам сможет обеспечить дочерей вполне достойно, чтоб не вызывать пристального внимания прокуратуры. Но, выходя из буфета, он услышал оценку, данную его дочери явно разбиравшимся в классическом искусстве высоким худым мужчиной, возле которого вились дамочки богемного вида. Антон Борисович даже смутно помнил его лицо, обрамленное неопрятного вида бородой. Внезапно он вспомнил, что неоднократно видел его по телевизору с его женой, известной балериной, и даже поискал ее глазами в буфете. Случайно он видел какую-то передачу, где их называли «лучшей балетной парой мира», а самого мужчину представляли в качестве директора театра. Антон Борисович немедленно сделал к нему шаг, чтобы попытаться познакомиться и «замолвить словечко» о Дашеньке, но внезапно услышал его тираду о дочери, сказанную с плывущей интонацией часто пьющего человека: «А… эта?.. Серая мыша какая-то… Ни кожи, ни рожи!»
Антон Борисович почувствовал, как от такой критики почва ушла у него из-под ног в острой жалости к своему несчастному ребенку, вынужденному работать под началом человека, способного с невероятной легкостью поставить жирный крест на всех ее жизненных устремлениях. С тяжелым вздохом он на продолжительное время оставил возникшие у него радужные планы лично заняться классическим балетом с пользой для карьерного роста дочери.
После этого памятного вечера в театре, оставившем тяжелые раздумья, как некоторым совершенно незаслуженно везет при рождении, а другим выпадают заранее проигрышные начальные условия, — до Антона Борисовича весьма опосредованно доходили все последующие события публичной расправы с Генеральным прокурором, когда-то вызвавшим ряд серьезных опасений и у него самого. Карьера дочери занимала все его сознание, оставляя лишь небольшой кусочек «внешним раздражителям». Он лишь поставил себе «зарубочку» на будущее, каким лакомым куском является реконструкция знаковых исторических объектов для всех власть имущих. Но, честно говоря, он давно махнул на происходящее рукой, считая, что Генерального прокурора буквально на днях должна сбить какая-то большегрузная машина. Что- то внутри Антона Борисовича подсказывала, что точку во всех этих громких расследованиях лучше всего ставить именно таким образом.
Однако его ожидания не оправдались, поскольку вдруг по всем каналам начали крутить пленку с мужчиной, развлекавшимся в постели с двумя девушками по вызову, сообщая, будто на ней снят досуг главного разоблачителя коррупции.
Антон Борисович, конечно, сразу понял, что у тех, кто готовил этот «фильм», сработали ассоциативные связи с крахом министра юстиции, а, возможно, и с собственными пережитыми страхами, что аналогичными «сюжетами» может внезапно закончиться и их собственная карьера. Пребывая в постоянном мысленном сравнении физической конституции своей Дашеньки со статями ее конкуренток, он тут же для себя выявил, что «лицо, похожее на Генерального прокурора», снимавшееся в фильме исключительно со спины, имеет более длинные ноги, чем это можно было бы предположить по
