жарили сосиски у заднего крыльца и пили «Бадвайзер».
Как-то раз Сет пришел один. На вопрос: «Где Шелла?» — ответил:
— Мы расстались. Я был в отчаянии. Затем купил новый автомобиль и поменял жилье. Теперь я счастлив…
Лора и Алик жили хорошо, но экономно. Каждый месяц они выплачивали банку тысячу долларов. Плюс — телефон, электричество, газ, развлечения…
Они любили путешествия, мюзиклы и слабые коктейли. Они хотели завести собаку, но передумали. Собака могла испортить ковры. А грабителей в их пригороде не было.
Лора и Алик слышали, что некоторым эмигрантам живется плохо. Вероятно, это были нездоровые люди с паршивым характером. Вроде двоюродного брата. Можно ли считать здоровым человека, который пьет из горлышка?..
Алик и Лора жили дружно. Они жили так хорошо, что Лора иногда восклицала:
— Милый, я такая счастливая!
Они жили так хорошо, что даже придумывали себе маленькие неприятности. Алик, хмурясь, говорил:
— Знаешь, утром я чуть не сбил велосипедиста.
Лора делала испуганные глаза:
— Будь осторожнее. Я прошу тебя — будь осторожнее.
— Не беспокойся, дорогая. У меня прекрасная реакция…
Бывало, что Алик являлся домой с виноватым лицом.
— Ты расстроен, — спрашивала Лора, — в чем дело?
— А ты не будешь сердиться?
— Не знаю. Говори, а то я заплачу.
— Поклянись, что не будешь сердиться.
— Говори. Скажи мне всю правду!
— Только не сердись, дорогая. Я виноват. Я купил тебе итальянские сапожки.
— Ненормальный! Мы же договорились, что будем экономить! Покажи…
— Мне страшно захотелось. И цвет оригинальный. Такой, коричневый… Ты не сердишься? Поклянись, что не сердишься!..
По воскресеньям Алик и Лора долго завтракали, беседовали, курили. Иногда Лора читала вслух русскую газету. Проблемы, волновавшие эмигрантов, казались им надуманными.
— Разве трудно, — говорила Лора, — получить американскую специальность?
— Действительно, — соглашался Алик, — ты права. Единственная проблема — вырваться из русского гетто…
В это утро Алик и Лора долго завтракали. Потом ходили в магазин. Потом смотрели телевизор. Потом уснули на веранде.
А когда проснулись, Лора начала таинственно улыбаться.
Алик притворно нахмурился:
— В чем дело?
— А ты не рассердишься? Поклянись, что не будешь сердиться.
— Что случилось?.. Ну хорошо, клянусь.
— Я купила билеты на «Грека Зорбу». Ужасно дорогие. Мне их уступила Айрин Берд. У Айрин заболела дочка… Ты не сердишься?
— Вообще-то я собирался покрасить гараж. Но если тебе хочется…
— Мне ужасно хочется.
— Начало в восемь? Значит, надо переодеваться и ехать.
— Милый, я такая счастливая!..
Минут через сорок они уже ехали по хайвею.
Алик вел машину легко и уверенно. В правой его руке дымилась сигарета. Лора устроилась на заднем сиденье.
Они миновали кладбище, парк и, не доезжая моста, свернули влево.
Над крышами вспыхивала и гасла реклама «Филипп Моррис». Из бьюика в первом ряду доносились звуки транзистора.
Был тот особый час, когда еще светло, но фонари уже зажжены. Стены пакгаузов были темнее неба. Огни реклам светили прерывисто и неровно.
Алик повернулся к жене:
— Мы поедем короткой дорогой, через тоннель. Затем — под эстакадой и мимо виадука. Около церкви еще раз свернем налево. А потом вдоль реки до самого Манхэттена.
— Поезжай, как считаешь нужным, — сказала Лора.
— Хорошо, что ты купила билеты, — продолжал Алик, — я очень рад. Мы не должны превращаться в обывателей. Завтра же выпишу какой-нибудь солидный журнал.
— В котором поменьше рекламы. А то я расстраиваюсь. Знаешь, что меня раздражает в Америке? Здесь всегда есть такое, что не по карману даже состоятельным людям. Даже если имеешь шестьдесят тысяч в год.
— О’кей! Значит, надо иметь восемьдесят, девяносто. Не беспокойся, мы к этому идем. Крис и Барни меня очень ценят.
— Я тоже на хорошем счету. Иза все чаще приглашает меня на ланч. В сентябре подарила мне духи. Вернее, одеколон.
— Цена не имеет значения. Дело в принципе…
— Она меня ценит.
— Не сомневаюсь… Мы, кажется, проехали тоннель. Ты не обратила внимания?
— Я об этом не думала.
— О’кей, направление верное. Потратим лишних три минуты.
— Будь повнимательнее…
К этому времени стемнело. Огни реклам светили назойливее и ярче. Теперь Алик и Лора двигались пустынными улицами. Тротуары были завалены мусором. Около магазинов было развешано дешевое тряпье. Возле баров толпились подозрительные личности. В основном чернокожие и латиноамериканцы.
Лора почувствовала себя неуютно. Ей больше не хотелось в театр. Ей хотелось быть дома и смотреть телевизор. Ей хотелось пить коктейль и слушать музыку. И тут она расслышала:
— Неужели мы заехали в Гарлем?
— Не может быть!
— Боюсь, что это так. Только что мы ехали по Ленокс. Впереди — Сто двадцать первая улица. Мы чуть выше Центрального парка. Посмотри вокруг, атмосфера говорит за себя.
— Надо спросить дорогу у полицейского.
— Боюсь, что здесь нет полицейских.
— О Господи!
— Не волнуйся. Все будет хорошо. Не так уж страшен Гарлем, как его изображают. Смотри, вон женщина с ребенком…
Они поехали дальше. Им попадалось все больше разрушенных домов. Пустые квадраты окон были наполнены темнотой.
У стен валялись бродяги. На перекрестках толпились группы чернокожих, едва различимых во мраке. Вопли транзисторов заглушали человеческую речь.
Алик еще раз свернул налево и затормозил:
— Кажется, мы заехали в тупик. Видишь, какие-то доски. Надо выйти и спросить дорогу.
— Спроси, не выходя из машины.
— Это невозможно. Черные изъясняются на отвратительном жаргоне. На расстоянии их очень трудно понять.
— Подзови одного из них сюда.
