— Замолчи! — крикнул офицер.
— Дядя, всыпьте этому болвану, прошу вас! — крикнула девочка.
Паренек смутился.
— Да ладно уж. Столько шума из-за одного сумасшедшего, — буркнул он.
— Тихо… — шепнула девушка с почты.
За дверями кто-то вытирал сапоги, долго, тщательно. Мальчишка отступил к окну. Офицер машинально застегнул китель, телефонистка села на свое место. Воцарилась тишина.
Вошел старик. В ветхом пальто с поднятым воротником. В руке он держал старую потрепанную дорожную сумку. Старик затравленно оглянулся. Взгляд у него был мутный. Он подошел к перегородке, поставил сумку на пол и наклонился к девушке.
— Золотце мое… У тебя есть что-то для меня, правда? — Говорил он быстро, нервно, заикаясь. — Ведь правда есть? Дай-ка сюда быстренько, дай…
— Дедуля, вам ничего еще не пришло. Может, завтра?
Он замахал руками:
— Поищи как следует, поищи! Наверняка есть, просто ты найти не можешь… А если украли, а? Они на это способны! Прошу тебя, поищи еще… Золотце мое, поищи, это очень важно…
— Я хорошо искала… — мягко объясняла девушка. — Нет ничего, дедуля. Но до восьми еще может прийти! Привезут почту с варшавского поезда, может, там что-то будет?
— Ладно, я приду! Обожду немного на улице и приду. Наверняка будет письмо, будет…
Старик схватил свою сумку и направился к выходу. Но вдруг остановился. Словно бы только сейчас заметил офицера, всмотрелся в него, щуря глаза.
— Ты кто?
Поручик вздрогнул.
— А, ты моряк? Польский моряк, да? — Он подошел поближе, схватил офицера за плечо. — Издалека приехал? Издалека… — тихо заговорил он. — Скажу тебе что-то, нагнись… А то они подслушивают, все время следят за мной…
— Да вы, дядя, не отвечайте ему! — вполголоса сказал паренек. — Он всем это говорит! Ненормальный…
Девочка резко одернула брата, он замолчал.
— Пан Михал, — наклонился к старику поручик, — их нет уже, вам нечего бояться.
— Тут они! Ты же знаешь, что тут. Но Владек сражается с ними…
— Дедушка, — прервала его телефонистка, — о ком это вы говорите?
Старик прижал палец к губам:
— Тихо! Они подслушивают…
Теперь он говорил офицеру почти шепотом, словно бы поверяя ему великую тайну:
— Знаешь, они попрятались… в ямах, в погребах. Но Владек сражается с ними… он сверху их видит, найдет повсюду… Ты моряк? Издалека прибыл… Моего Владека видел? Может, встречал его? Тише… Ничего не говори. Я знаю: военная тайна. Я понимаю…
Вдруг старик выпрямился. Поднял руку и неловко отдал честь. С минуту он стоял по стойке «смирно», вглядываясь во что-то только ему доступное. Потом медленно опустил голову, вжал ее в плечи, сгорбился еще больше и вышел, ни на кого уже не глядя. Хлопнула дверь.
— Бедный он, бедный! — вздохнула девушка.
— Глупый просто, — буркнул парень у окна. — Вечно ерунду городит… Псих!
— Все в голове у него смешалось, — грустно сказала девочка. — О чем это он говорил?
Офицер задумался, оперся на перегородку.
— Он свое понимает… Все смешалось у него в голове, но он понимает, о чем говорит. Для него время остановилось на войне.
— Вы что-нибудь слышали о нем? — спросила девушка с почты.
Офицер поморщился.
— Да, мне известна его история. Один человек мне рассказывал, хорошо с ним знакомый…
— А кто такой Владек, вы знаете?
— Да. Сын. В первые дни оккупации он исчез из дома. Отсюда, из этого города. Это был его единственный сын. Через горы, потом через Венгрию Владек пробрался на Запад. Как многие другие. Там вступил в армию. В Англии записался в польскую авиационную часть. Кажется, был отличным пилотом. Погиб в 1944 году, сбили его под Гамбургом. А старого Михала немцы года два продержали в тюрьме. Потом, уже после войны, как узнал он, что сын погиб, — заболел, все в голове у него перепуталось. Он верит, что сын его жив.
— Погодите, погодите… как же так… — Девушка с почты наморщила лоб, как бы силясь припомнить нечто очень важное. — А вы убеждены, что Владек погиб? Потому что, хотите верьте, хотите нет, но к каждому празднику старый Михал получает почтовую открытку. Честное слово! С разных концов света! У нас городишко маленький, так что, сами понимаете, мы здесь на почте каждую такую открытку запоминаем… К прошлому празднику, например, старик получил открытку… сейчас… минуточку, кажется, из Южной Америки. Верите? Я ее в руках держала… как сейчас, помню, подписана была: «Твой Владек». А вы говорите, что сын его погиб?
— Да, погиб. В конце войны.
— А эти открытки? Неужели кто-то более двадцати лет писал ему от имени сына?
Офицер грустно улыбнулся:
— Мы с ребятами тоже когда-то над этим задумывались. Сразу же после войны старый Михал работал сторожем в нашей школе. В той, что рядом с рынком. Мы знали, что ему приходили открытки. Думаю, присылал их кто-нибудь из друзей его сына, чтобы поддержать старика. Может, у них с Владеком уговор такой был. Солдаты на фронте о многом тогда меж собой договаривались. Словом, кто знает, как оно там было. Главное, открытки приходили, и старый Михал только ими и жил. Но спустя года два после войны перестали вдруг приходить…
— Как же так, дядя? — перебила его девочка. — Ведь тетя говорит, что Михал и сейчас еще получает открытки из-за границы.
— Да, они опять приходят, — тихо подтвердил поручик. — Но это уже совсем другая история…
— Чудак этот Михал! — отозвался паренек у окна. — Вы, дядя, видели, какой замок он носит на сумке? Будто у него там слиток золотой!
— «Чудак, чудак»… — передразнила его девочка. — Много ты смыслишь! Может, в сумке этой что-то такое, что для него ценнее золота. Дядя! — вдруг осенило ее. — А может, он те открытки носит, которые будто бы от сына?
— Раньше у старого Михала никакого замка не было, хотя сумку он всегда с собой таскал. Но я хорошо помню, замка на ней не было… — сказал поручик. И прибавил: — Пока его не обокрали.
Тут и мальчику стало интересно.
— А что же можно украсть у такого вот Михала? Кто его обокрал?
Офицер пристально посмотрел на Анджея и резко сказал:
— Кто? Один такой… вроде тебя! Ребята заговорили Михала, а тот вытащил у него открытки из сумки… И знаешь зачем? Ради пары заграничных марок. Михал весь день просидел на ступеньках школы. Плакал.
— Ну, знаете, это ни в какие ворота… — начала было девушка, но офицер перебил ее:
— Тот паренек хотел потом отдать Михалу его открытки, потому что понял, чем они были для старика. Но отдать не смог — повредил их, когда отклеивал марки.
Внезапно офицер переменил тему.
— Ну, что там с Гдыней? Давно ведь ждем! — занервничал он.
Но телефонистка словно бы не слышала его. Засмотревшись на падающий за окном густой снег, она сказала:
— Как бы я хотела, чтобы и к этому празднику Михал получил свою открытку…
