проявил себя так, что можно самого себя осудить. Вспомнил я его при таких обстоятельствах.
В годовщины освобождения Киркенеса впоследствии стало обычаем посылать туда нашу делегацию для участия в торжествах; кто был в этих делегациях — не ясно, во всяком случае, в них не бывало ни полковника Лукина-Григэ, ни меня, ни даже, насколько я знаю, генерала Щербакова. В 1989 г. в Киркенесе побывал заведующий кафедрой скандинавистики филологического факультета Ленинградского университета профессор В.П.Берков. Там он встретил некую фру Силльнес, урожденную Воррен (дочь Ника Воррена, члена муниципалитета), помнившую меня с 1944 г., хотя тогда она была всего-навсего шестилетней девочкой. Она переслала мне с В.П. приглашение навестить Киркенес (которым я, по старости лет, тогда не воспользовался) и ксерокопии двух протоколов заседаний киркенесского муниципалитета:
«Года 1944, 3 ноября состоялось заседание муниципалитета Южного Варангера в «муниципальном бараке» у спортивной площади в Бьёрневатне. Присутствовали следующие члены: председатель муниципалитета Сверре Дёльвик, Ивар Викен, И.А.Ульсен и Николас Воррен. Кроме того, присутствовали отставной лейтенант Б.Бернтсен и директор школы Аксель Борген.
…Пункт 6 — о призыве добровольцев на военную службу.
Причиной собрания было следующее заявление русского командования, сделанное гражданской администрации генерал-майором Сергеевым, членом военного совета 14-й армии, того же дня в 8.30:
1. Ваше правительство приняло решение о сформировании двух отрядов из населения Южного Варангера для участия в борьбе против немецких оккупантов.
[Сведения Сергеева были неправильные: норвежское правительство приняло решение послать две воинские части в Северную Норвегию из Англии и через Швецию].
2. Муниципалитет должен в течение 1 суток мобилизовать мужчин, к которым он питает доверие и способных носить оружие.
3. Место сбора подразделений должно быть установлено муниципалитетом.
4. Муниципалитет несет полную ответственность за мобилизацию и формирование подразделений.
5. Советское командование назначило своим представителем генерал-майора Сергеева, который будет оказывать всевозможную помощь».
Заявление генерал-майора авиации Сергеева было, конечно, совершенно незаконным, так как решение о мобилизации норвежцев в армию могло быть принято только норвежским правительством (а текста такого решения у нашего командования не было); и в любом случае районный муниципалитет не правомочен осуществлять мобилизацию. Добровольно же организовывать отряды могли бы только сами граждане, но никак не муниципалитет. Однако муниципалитет немедленно разослал известия с призывом вступать в добровольные отряды в Бьёрневатн, Саннес и Киркенес, а через русские радиоустановки — ив более отдаленные местности вплоть до Ярфьорда, Сванвика и Нейдена. В то же время муниципалитет потребовал, чтобы русское командование связалось с норвежским правительством в Англии.
«К присутствовавшему русскому старшему лейтенанту Дьяконову муниципалитет обратился с просьбой сформулировать телеграмму к норвежскому правительству через норвежское посольство в Москве».
Следующий протокол муниципалитета, писанный уже не от руки, а на машинке, сообщает о присутствии семи членов муниципалитета и еще девяти лиц, в том числе представителя завода «Сюдварангер» Сейнесса, начальника полиции, — и опять-таки, десятым, старшего лейтенанта Дьяконова.
«Председатель муниципалитета сообщил о своих переговорах с русским командованием через старшего лейтенанта Дьяконова, и что, по мнению генерала Сергеева, дело призыва идет вяло.
Муниципалитет, подтвердив патриотическое желание населения участвовать в освободительной борьбе, сослался как на причины медленности призыва:
1) на полное отсутствие подготовленного офицерского состава;
2) общее состояние в районе (сгоревшие жилища, отсутствие питания и отсюда — повышенные требования к мужчинам обеспечивать свои семьи),
3) отсутствие нужной одежды и обуви;
4) отсутствие планов использования добровольцев;
5) отсутствие военной формы [что означало немедленный расстрел немцами в случае попадания в плен]».
Старший лейтенант Дьяконов «заявил, что с их стороны будет оказана вся возможная помощь, кроме военной формы, так как норвежские воинские подразделения не могут носить русскую форму».
«Члены муниципалитета заявили вполне обоснованно, что мероприятия военного характера не могут входить в его компетенцию, и предложили создать комиссию с участием бывших военнослужащих для принятия решений о формировании и дальнейшей деятельности отряда».
Пока суд да дело, добровольцы, числом тридцать-сорок, были перепоручены мне; наши выдали им десятка два автоматов ППШ, и я принялся за их обучение. По счастью, ППШ — такое простое оружие, что даже при ivoeM очень поверхностном с ним знакомстве я и сам его сразу освоил и сумел кое-как обучить обращаться с ним моих подопечных.
Эпизод этот выпал у меня из памяти, по-видимому, потому, что я, во-первых, ощущал незаконность всего этого мероприятия, а во-вторых, вероятно, потому, что я чувствовал, что готовлю смертников.
В это же время к нам шло сплошное паломничество из штаба фронта и из 14-й армии — всем хотелось побывать «за границей», пока фронт не перебросят в другое место, и, хотя получить командировку и тем более транспорт, вероятно, было трудно, я помню вереницу «гастролеров».
Первым, после недели моего пребывания в Киркенссс, совершилось появление киношников. Они приехали снимать освобождение города. Немножко опоздали, но это же кино! Они просили меня это освобождение инсценировать.
Мы отправились в Бьсрневатн, потому что в Киркенсс наши войска не заходили и никакого населения там в то время не было, а через Бьёрневатн наши части действительно прошли, и там было местное население, которое мы в самом деле освободили.
Когда мы приехали в Бьсрневатн, то выяснилось, что норвежцы вес еще живут в рудничных штреках; вышли наружу только тс. которые и до прихода немцев жили в самом Бьсрнсватнс.
Норвежцы, обитавшие в горе, хорошо поняли задачу, которую поставили им киношники, и очень были ею довольны. Даже те, кто успел давно выйти из подземелья, пришли туда обратно. Бахтссв еще находился на месте, поэтому и подразделение, освобождавшее Бьёрневатн, было тут же, и все можно было разыграть в точности, как оно происходило.
Я встал на пригорке у дороги, в стороне, и оттуда дирижировал действиями в той мерс, в какой нужен был мой норвежский язык: я переводил команды режиссера и оператора. Впрочем, и я каким-то образом попал в кадр, и впоследствии многие мои знакомые видели меня в кинохронике. Я там резко отличался от всех наших, так как солдаты были тогда еще в шинелях, а я из Мурманска предусмотрительно приехал в полушубке.
Все шло очень хорошо: Бахтесв со своими солдатами приблизился, они рассыпались, осматривали дома — не скрываются ли там какие-нибудь немцы. И вот здесь я убедился, что никаких немцев в Бьсрневатнс к приходу Бахтсева не было, в противоположность тому, что впоследствии показывали в фильмах, потому что если бы они там были, то бойцы это вспомнили бы и показали бы их разоружение и захват, как на самом деле.
Наконец, когда наши осмотрели поселок, киношники велели дать сигнал норвежцам, и они двинулись из пещеры, тоже соблюдая все точно так, как было. Они шли с норвежским флагом навстречу своим освободителям; те построились, отдавая честь флагу. И тут произошло неожиданное событие. Наши бойцы решили, что так будет суховато, нужно, чтобы были объятия: они кинулись навстречу норвежцам и стали их лобызать. У норвежцев поцелуи между мужчинами абсолютно невозможны, и освобождаемые стали отпихивать своих освободителей. Пришлось остановить съемку и объяснить нашим солдатам, что целоваться здесь не принято, и то, что норвежцы не обнимаются, еще не значит, что они недовольны или не благодарны своим русским освободителям.
Я увидел эту хронику много позже, уже в Ленинграде.