В полях покатыхОт влаги чернозем тяжел…И видно дали,Что когда-тоПутями горькими прошел.А если вдруг махры закуришь,Затеплишь робкий огонек,То встанет рядомВанька Кураш,Тщедушный «львiвський» паренек.Я презирал его, «бандеру».Я был воспитан — будь здоров!Ругал я крест его и веру,Я с ним отменно был суров.Он был оборван и простужен.А впереди — нелегкий срок.И так ему был, видно, нуженМахорки жиденький глоток.Но я не дал ему махорки,Не дал жестоко, как врагу.Его упрек безмолвно-горькийС тех пор забыть я не могу.И только лишь опустишь веки —И сразу видится вдали,Как два солдатаС лесосекиЕго убитого несли.Сосна тяжелая упала,Хлестнула кроной по росе.И Ваньки Кураша не стало,Как будто не было совсем.Жива ли мать его — не знаю…Наверно, в час,Когда роса,Один лишь я и вспоминаюЕго усталые глаза…А осень бродит в чистом поле.Стерня упруга, как струна.И жизнь очищена от боли.И толькоПамятьюПолна.1964КОЛЫМСКАЯ ПЕСНЯЯ поеду одинК тем заснеженным скалам,Где когда-то давноПод конвоем ходил.Я поеду один,Чтоб ты снова меня не искала,На реку КолымуЯ поеду один.Я поеду тудаНе в тюремном вагонеИ не в трюме глухом,Не в стальных кандалах,Я туда полечу,Словно лебедь в алмазной короне —На сверкающем «Ту»В золотых облаках.Четверть века прошло,А природа все та же —Полутемный распадокЗа сопкой кривой.Лишь чего-то слегкаНе хватает в знакомом пейзаже —Это там, на горе,Не стоит часовой.Я увижу рудникЗа истлевшим бараком,
