Доктор
— Гляди! Гляди! Это вон знаменитый профессор из Нью-Йорка.
— Который? Который?
Толпа, подобно реке, текла по шоссе и как бы вливалась в озеро — в огромную толпу, собравшуюся у торжественных ворот загородного дворца миллиардера Джона Эдуарда Рингана — золотого короля, самого богатого человека в Калифорнии.
Здесь был целый стан. У дороги валялись мотоциклетки и велосипеды, владельцы которых похаживали тут же или сидели в траве, покуривая трубочки. Мужчины и женщины самого разнообразного вида, лавочники, конторщики, рабочие, нищие — все толпились у огромных чугунных ворот с золотыми львами и все смотрели на ярко освещенные окна дворца и в особенности на два окна менее яркие, озаренные каким-то таинственным красноватым светом. В ярко освещенных окнах мелькали тени, так что со стороны можно было подумать, что в доме Рингана происходит какое-нибудь торжество.
Но по настроению толпы и по тревожным лицам людей, входивших и выходивших из ворот, сразу можно было угадать, что происходит что-то, правда, очень важное, но далеко не веселое.
Сторож, стоявший у ворот, имел весьма таинственный вид и пренебрежительно отвечал на беспрестанно задаваемые ему вопросы:
— Не орите, вы!.. Не то велю вас всех отсюда гнать в шею.
— Фу какой важный!
— А вот дождетесь!
— Но неужели он не переменил своего решения?
— Ведь это же небывалый случай!
— Это первый случай в истории Америки!
— По-моему, это шутка!
— Какая же шутка, когда всюду объявлено.
— Пять миллиардов.
— И вдруг я...
— Ого! Не по чину захотел!
— Каково родным-то!
И все поглядывали друг на друга, словно стараясь угадать, кто тот счастливец, кому достанется по жребию огромное наследство Рингана.
— Говорят, он непременно хочет сам вынуть жребий, чтоб перед смертью повидать своего наследника.
— А зачем же представители от населения?
— Ну, чтоб все было правильно.
— Уж очень много народу в Фриско. А ведь выиграть только один может.
— Его счастье будет.
— Эх, кабы мне!
И все снова с надеждою глядели на два таинственных окна, за которыми, как все знали, лежит умирающий миллиардер.
— Уж все билетики, говорят, заготовлены и в урны сложены. Три урны. Из каждой урны по билетику, а потом из трех один.
— Он бы хоть на троих разделил!
— Не хочет!
— Ну, а сын его?
— Что ж сын. Из себя, небось, выходит. На него тоже билетик положен.
— Сердит он на сына.
— За что?
В это время вдали на шоссе послышался шум и бешеный рев автомобильной сирены.
Люди с ругательствами разбегались перед мчавшимся автомобилем, который, видимо, вовсе не заботился о безопасности пешеходов.
Машина с воем и ревом устремилась к воротам дворца.
Какой-то человек, высунувшись из окна автомобиля, крикнул что-то сторожу, и тот вдруг кинулся отворять ворота.
— Сын Рингана! Томас Ринган! — пронеслось в толпе.
Автомобиль въехал в ворота и, шурша по гравию, понесся к подъезду.
— То-то рожа у него больно кислая.
— Еще бы! Пять миллиардов!
— Да! На дороге не валяются!
IV. Золотой король
Покуда у ворот дворца собравшиеся люди толковали о наследстве, покуда корреспонденты газет нервно расхаживали около своих велосипедов и мотоциклеток, готовые каждую секунду помчаться в редакцию с каким-нибудь «последним известием», вот что происходило в одной из гостиных роскошного дворца странного миллиардера.
На голубом атласном диване сидела очень красивая молодая женщина, одетая в черное шелковое платье, и нервно играла нитью жемчуга, два раза обвивавшею ее шею. Перед женщиной стоял высокий, прямой, как палка, седой джентльмен в черном сюртуке и курил сигару, заботясь о том, чтобы пепел с нее не упал на ковер раньше времени. Американцы любят курить сигары так, чтобы пепел не падал возможно дольше, а иногда устраивают даже состязания, кто сумеет удержать пепел дольше всех.
— Вы поймите, мистер Томсон, — говорила дама, — ведь это же чудовищное, неслыханное самодурство. Лишить наследства своего сына и назначить наследником по жребию одного из граждан города Сан-Франциско... Это... это... возмутительно! Я не нахожу слов... Это варварство какое-то... Томас — его сын — участвует в жеребьевке наравне с какими-то грузчиками и зеленщиками... Я не могу!.. Я умру!.. Сам!.. Сам!.. Где он?.. Сам!..
В гостиную просунулась широкая рожа негра.
— Сам, дайте мне воды... только очень холодной. Нет! Холодного шампанского! Скорей! Да, мистер Томсон. Я глубоко возмущена... Ну, пусть он сердит на меня, за то, что я не уберегла Эдуарда... Ну, чем же я виновата?.. И потом... это было так давно! Я, правда, всегда подозревала, что старик на меня сердится, но я никак не могла предполагать, что ненависть его так глубока, что он вздумает мстить нам так жестоко. Из любви к внуку лишить наследства сына! Я не знаю... как назвать это!.. Мистер Томсон! Неужели нет закона, который запрещал бы подобное самодурство?.. Я уверена, что такой закон должен существовать. Нельзя же позволять людям совершать такие злые, мерзкие поступки.
Джентльмен покачал головой.
— Поскольку мистер Ринган находится в здравом уме и твердой памяти...
— Какой же здравый ум?..
— Однако все самые лучшие психиатры...
Негр вошел в комнату с бокалом шампанского на подносе. На том же подносе лежала телеграмма.
Молодая женщина схватила депешу и быстро проглядела ее. Она вздрогнула.
— Прочтите! — сказала она мистеру Томсону взволнованно и испуганно.
Тот стал читать, и брови его при этом поднимались все выше и выше. Однако он не забывал коситься на сигарный пепел.
— Гм... приостановить жеребьевку хотя бы на час! — произнес он. — Легко сказать...
— В чем дело?... Почему он это просит?
— Может быть, он...
Мистер Томсон осекся и посмотрел на негра, который почтительно стоял с полным бокалом на
