Джон Золотов
(Иван Зотов)
Голос бегоний
Фермерское хозяйство «Красный дол» было одним из тех уединенных местечек, к которым никто и никогда не покажет точного пути. Если какой-то путник заедет в ближайший городок — едва заметный на карте Ративиль, войдет в питейное заведение «Соло», и спросит у тамошних старожилов: «Где находится «Красный дол?» То, выждав, пока выпивохи осмыслят вопрос, сообразят, кому он был адресован и оглядятся по сторонам, будто ища «Дол» прямо в пабе, получит, сопровождаемый неуверенным взмахом руки ответ: «Где-то там». С тем и удалится.
Впрочем, никому до сих пор не приходилось искать эту старую ферму. Ее хозяин, Бари Шефорд, сам ежегодно возил в город урожаи кукурузы, томатов, бобов и сои. Ежемесячно заезжал в магазин за стройматериалами, удобрениями и крысиным ядом. Еженедельно приезжал в паб «Соло» узнать новости, повидать знакомых и, конечно, выпить.
Обитатели величественного в своей дряхлости дома, окруженного десятками акров не самых плодородных земель, были настолько привычны к одиночеству, что просто не замечали его, как не замечают вещь, которая удобна и всегда под рукой.
От таски по людям и новым ощущениям страдала только девятилетняя дочь Бари и Патриции, Люси Шефорд. Возможно потому, что была ребенком, возможно потому, что была единственным ребенком, а может быть потому, что она вообще чувствовала больше, чем другие. И вот однажды неподвижно-душной ночью, когда заснуть хочешь и все равно не можешь, а только ворочаешься в мокрой постели, она почувствовала, что больше никогда не будет одна. Почувствовала и испугалась.
— Там кто-то есть, — сказала она матери, когда та, приоткрыв дверь, заглянула в спальню.
— Где? — встревожилась Патриция. А Люси ответила:
— В поле.
Тогда мать успокоилась, решив, что девочке приснился дурной сон. Не могла же она, в самом деле, слышать, что происходит в поле. Но на всякий случай, она прочитала молитву у постели дочери и сказала, что теперь Бог защитит ее.
Патриция Шефорд, дочь монахини, с детства была набожной. Но эта ее черта проступила намного четче после того, как первого ее ребенка, многострадального Адриана. Сына, родившегося во грехе и всю короткую земную жизнь преследуемого неудачами, в поле настигла молния, ударившая с почти чистого неба. Произошло это в год рождения Люси. Смерть сына Патриция сочла справедливой Господней карой за тяжкий грех. До конца жизни она ненавидела себя за то, что ей не достало воли отказаться от искушения. Она забросила домашние дела, ушла в себя и днями и ночами просила Бога не забирать у нее хотя бы Люси.
Несколько дней подряд девочке мерещилось, что в поле кто-то есть. Она потеряла аппетит и отказывалась спать одна. В конце концов, Патриция уговорила мужа прочесать поле. И на ночь глядя, вооружившись старым ружьем и фонариком, Бари исколесил свои владения на мини-тракторе, так никого и не обнаружил, сбил пугало, вернулся обозленный и приказал всем спать.
Прошло много дней, и Люси привыкла к странному чувству присутствия кого-то неведомого, оно стало естественным фоном. Теперь она испугалась бы куда больше, если бы это ощущение вдруг исчезло. Все благополучно забыли о жалобах малышки.
Как-то во время очередного обхода земель с проверкой на вредителей, Бари нашел свои томаты в плену какого-то ранее невиданного им вьюна. Не уделив потенциальному открытию в области ботаники должного внимания, Бари сполол растение под корень, распутал помидоры и забыл об этом. Куда больше его тогда взволновали предстоящее нашествие колорадского жука и зеленовато-желтые пузыри на листьях и початках кукурузы, явно указывающие на поражение пузырчатой головней.
Через три дня в «Соло» летчик-опылитель Чак за кружкой пива сообщил Бари, что травя жука над фермой Рыжего Моргана, он несколько отклонился и опрыскал часть территории «Дола». За что Чак и намеревался получить с Бари небольшую доплату. Бари же заявил на это, что он теперь не знает, что обработано, а что — нет, и все равно придется вызывать Чака за полную стоимость, так что платить за чужие ошибки он не намерен. После долгого спора Чак уже был согласен на кружку темного и пакет арахиса, но Бари Шефорд был тверд как скала — как он сам про себя говорил — или упрям как мул — по мнению окружающих. Вдобавок в спор влез Рыжий Морган и потребовал вернуть часть денег, заплаченную им за яд, распрысканный над чужими посевами. А склочник Морган мог переспорить кого угодно, так что пришлось незадачливому летчику с ним расплатиться и покинуть заведение в подавленном расположении духа. Уходя он зло прошипел, что все равно у Шефордов урожая не будет, так как они совсем запустили сорняки и хлопнул дверью.
Как бы ни относился Бари к пьяной и злой болтовне в «Соло», но на следующий день он решил проверить дальние посадки вне расписания. И глазам его предстало бескрайнее зеленое море, состоящее из давешнего вьюна.
Бари рвал и метал. Он трижды полностью затуплял свою мотыгу и трижды точил ее. Почувствовав, что силы его покидают, а зелень все не убывает, Бари поехал домой за подкреплением. Дома никого не застал. Захватив еще пару мотыг и оставив записку, раздосадованный и злой, он бросился в новую битву за урожай. А приехав в дальнюю часть поля, к своему чрезвычайному удивлению, нашел там только срубленные плети нового сорняка да свои посадки, которые еще час назад скрывал живой зеленый ковер. Вьюн бесследно исчез.
Несколько дней подряд после этого Бари проверял поле и ни разу не нашел и травинки. Наконец успокоился и занялся сбором грибка астилаго, пока тот не начал спороизвержение.
У маленькой Люси тем временем обнаружились зачатки дара художницы. Для своего возраста, она выдавала просто шедевры. Растроганная ее рисунками, Патриция, не имевшая и намека на художественный дар, разрешила малышке разрисовать ее комнату. Что она и сделала с большим рвением. За три дня детская комната расцвела желтыми и красными тюльпанами, стала домом для всевозможных птиц и, что привело Патрицию в полный восторг, обзавелась собственной церковью. Правда, в результате трехдневных художеств, Люси заляпала пестрыми пятнами две сорочки и сама извозилась с головы до ног. По этому, чтобы отпраздновать окончание художественных работ, Патриция взяла Люси на озерцо, расположенное на территории «Красного дола» и не имеющее названия.
Патриция стирала на камнях, а Люси долго купалась, распространяя по гладкой воде цветные разводы. А на обратном пути они отклонились от привычной тропы и зашли на тот самый участок, полностью поросший тем самым вьюном.
— Твой отец совсем хозяйство запустил, — сказала Патриция и вырвала несколько спутанных плетей.
Люси же в этот момент взвизгнула, опустилась на четвереньки и, закрыв глаза, прошептала:
— Не надо. Они же живые.
Патриция было собралась рассказать Люси, что все растения живые, но не так, как люди. И что от одних есть польза, а от других — нет. Но тут она обернулась и увидела, что ее дочь, бледная, как простыня, сидит на голой земле и, раскачиваясь из стороны в сторону, шепчет:
— Они живые. Им больно. Не надо. Не надо. Не надо.
Когда они вернулись домой, Люси оклемалась и порозовела. Тем не менее, Патриция упросила мужа привезти из Ративиля лекаря. Доктор Малоу осмотрел девочку и заверил мать в ее отменном здоровье, похвалил расписанную комнату, выпил чаю с плюшками и удалился, не взяв платы за вызов. А Бари еще долго ворчал по поводу потраченного бензина и пустых переживаний.
Рассказ о происшествии на поле вызвал у фермера праведный гнев, но не из-за слов дочери и ее самочувствия. Больше его разозлило новое появление сорняка. Вооружившись мотыгами, он опять поехал на борьбу с сорняками, но нашел только ровно засаженное помидорами поле. За такой розыгрыш, не показавшийся ему хоть сколько-нибудь смешным, Бари чуть не поднял руку на Патрицию. Но та со всей
