корзин с живыми цветами, доставленными за полгалактики, вы у него на банкетном столе не увидите. В лучшем случае, это будут растения, выращенные в местных лабораториях, а ведь это не то, совсем не то!
Так вот, с давних пор у Людвига сохранился букетик ландышей. Цветы высохли и потеряли первоначальную окраску, став желтоватыми, словно очень старая бумага, и уж тем более давным-давно утратили свой неповторимый аромат… Никакие другие цветы не пахнут так, как ландыши. Но даже профессионально цепкая память Людвига сохранила лишь тень того аромата — слишком много лет минуло с тех пор…
Больше он никогда не видел живых ландышей — доставлять их с других планет было чересчур дорого, а на Амои их не выращивали. Конечно, Людвиг понимал, что можно пойти к тому же Раулю Аму — он не откажет в просьбе и наверняка сумеет вырастить эти цветы, но… Людвиг никогда ни у кого не одалживался. Он ненавидел просить кого бы то ни было о чем бы то ни было для себя лично. Дурацкий принцип. Основополагающий принцип его жизни.
Высохший букетик покоился под стеклянным колпаком, и прислуге под страхом смерти было запрещено прикасаться к нему. Людвиг и сам на это не осмеливался — цветы стали так хрупки, что от малейшего прикосновения могли попросту разлететься в пыль.
В последние годы Людвиг всё реже вспоминал об этом букетике, хотя по-прежнему носил свой любимый зажим для туники, выполненный как раз в виде ландыша, только роль цветков играли крупные жемчужины, украшенные алмазной крошкой. А вот теперь вдруг вспомнил. Почему? Он знал ответ, только не хотел себе в этом признаваться.
Почему… потому что жизнь его похожа на этот самый иссохший букетик ландышей — прикоснись, и он рассыплется в пыль. Всё, что существует — лишь видимость, лишь форма, лишенная содержания…
Странные мысли порой закрадывались во всегда такую разумную голову Людвига Вольта. Очень, очень странные. И страшные…
Людвиг чувствовал, что доживает отпущенный ему век. Именно так. Да, конечно, он отличный специалист, он почти гений в своей области, но… Он самый старший из всех, кто входит в состав нынешнего высшего руководства, он пережил двух Первых Консулов. Сколько времени ему ещё отпущено?.
Порой Людвиг пристально вглядывался в собственное отражение в зеркале. Не с тревогой, нет. Он всего лишь констатировал факты. Да… вот как сейчас. Стали заметны легкие морщинки в уголках глаз, и во взгляде нет уже того живого огонька, что присущ молодым, любопытным и жадным до жизни. Людвиг встряхнул белокурыми волосами, снова вгляделся в своё отражение, чуть наклонив голову. Конечно, седины пока не заметно, да и не факт, что она вообще появится, но… Он стареет, и это очевидно не только для него самого.
Интересно, что с ним будет, когда Юпитер решит заменить его более молодым коллегой? Пустят ли его в расход сразу, или конец будет отсрочен на несколько лет, если он будет переведен куда-нибудь на периферию? В конце концов, опыт его бесценен, и его вполне можно использовать для обучения молодых специалистов.
Но, собственно, приближение отставки, а вслед за тем и близкая смерть не слишком тревожили Людвига Вольта. Он принимал это, как должное. В конце концов, прожил он немало. Вот только… что он видел в этой жизни?
Обращаясь к себе самому с этим вопросом, Людвиг с пугающей отчетливостью осознавал — его жизнь, в общем-то, совершенно ничем не отличается от десятков других таких же жизней Блонди. Да, он сделал отличную карьеру… и только-то? Тоже мне, великое достижение!
Он любил свою работу, был искренне предан ей, и свою область знал досконально. Ему было уютно со всеми этими турбинами и реакторами, линиями электропередачи и магнитными ловушками для плазмы, термоядерным синтезом и прочими процессами, о которых другие имели крайне смутное представление. Он бывал счастлив, когда получалось заставить строптивый механизм работать или удавалось запустить сложную процедуру. С ранней юности он занимался своей энергетикой и только ею, потому что больше его ничто не интересовало. И средства финансирования из Первого Консула он выбивал с такой маниакальной настойчивостью не потому, что ему хотелось заполучить новую игрушку, а потому, что он действительно пытался сделать эту планету более удобной для жизни, а как это осуществить, не имея под рукой достаточного резерва мощности?
Людвиг Вольт мог бы даже претендовать на место Первого Консула, если бы не чересчур узкая специализация. Другое дело, что политическая карьера его не очень-то привлекала. К тому же Людвиг не обладал той своеобразной гибкостью мышления и изворотливостью, что присущи прирожденным политикам и дипломатам.
И всё же… С точки зрения своей полезности обществу Людвиг Вольт прожил свою жизнь не зря. Совсем не зря. Не каждому удалось бы сделать столько для Амои, окажись он на месте нынешнего главы энергосистемы.
А что касается смысла… Имела ли жизнь Людвига Вольта смысл, если рассматривать её не только с утилитарной точки зрения? Есть ли ему что вспомнить, о чем пожалеть, что забыть? Пожалуй…
Пожалуй, нет.
Мысль эта с неожиданной четкостью возникла в сознании Людвига Вольта и покидать его явно не намеревалась. И именно поэтому, ощущая странную, непривычную пустоту в душе, Людвиг Вольт сидел, мрачно созерцая высохший букетик ландышей под стеклянным колпаком — единственное его приятное воспоминание, не связанное с профессиональной деятельностью, — и пытался разобраться в самом себе.
У него никогда не было друзей. Это не редкость для Блонди, но всё же у каждого есть хотя бы более- менее близкий приятель, с которым можно поделиться какими-то мыслями. Людвиг Вольт был одиночкой, но никогда не страдал от этого… до сих пор.
А ещё Людвиг Вольт никогда ничего не видел в своей жизни, кроме пустынной планеты под названием Амои. Конечно, он любил её, любил величественную Танагуру, но… Чего-то не хватало. Да, он бывал ещё на соседних планетах той же звездной системы, но они ничем не смогли поразить его. Те же мегаполисы, те же людские толпы… то же тускло-оранжевое небо.
Раньше он этого не понимал. Раньше он об этом просто не думал. В юности он стремился лишь стать лучшим, сделать карьеру и занять высокий пост. Ему просто некогда было заниматься посторонними вещами. Потом, когда он был назначен главой энергосистемы Амои, ему тем более стало не до развлечений. А теперь, когда до отставки остались считанные годы, а может быть, и месяцы, он почему-то задумался над этим. И понял, что хочет перемен…
Нет, не глобальных перемен. Для этого уже слишком поздно, да и зачем? Людвиг Вольт внезапно с удивительной ясностью осознал, что ему впервые в жизни хочется увидеть что-нибудь… Что-нибудь… иное. Что-нибудь, что могло бы затронуть его душу. Но вот что?
Ответ пришел неожиданно, как и всё, что случалось сегодня с Людвигом. Он понял, что хочет хотя бы раз в жизни увидеть Старую Землю. Ту самую, где, по легендам, зародилось человечество. Где были построены первые межзвездные корабли. И где растут ландыши. Скоро там наступит май…
…У него должно быть что-то, вспомнив о чем, он мог бы сказать, что прожил свою жизнь не зря. Хотя бы одно воспоминание, которое заполнит эту странную пустоту в его душе…
Людвиг принял решение с поистине олимпийским спокойствием. Он вообще не склонен был к колебаниям и душевной слабости, и, решив что-то, уже не отступался, пока не получал желаемого или не убеждался, что получить это невозможно. Итак, он должен отправиться на Старую Землю. До неё почти две недели пути. Две недели. И это только в один конец.
Людвиг понимал, что если Юпитер отправит его в отставку, времени у него уже не останется. Значит, действовать нужно быстро. Конечно, если сперва он будет переведен на периферию, то… То у него уже не будет достаточных полномочий и связей, чтобы осуществить задуманное. Стало быть, действовать нужно не просто быстро — немедленно! Но кто же отпустит главу энергосистемы на несколько недель без веской на то причины? Людвиг прекрасно осознавал, что аргументировать своё желание хоть сколько-нибудь правдоподобно он не сможет. Добро бы он летел на какую-нибудь промышленно развитую планету, чтобы лично заключить контракт или попытаться выкупить новую технологию, но Старая Земля!.. Она ведь уже
