Камушек на ладони. Латышская женская проза

Это не я, это жена доктора.

Карен на этой фотографии тоже нет. Карен — жена Юритиса. А может быть — сожительница. Никто не знает, оформили ли они свои отношения официально.

Да и о самой Карен мало что известно. Даже имя себе она выбрала сама, когда ей исполнилось восемнадцать. Прежнее, настоящее, она скрывала. Карен была из детского дома — сирота при живых родителях, брошенная в родильном доме. Так люди говорили, а Карен рассказывала каждому свое — что отец и мать погибли при авиакатастрофе, что отец работал за полярным кругом и там погиб при загадочных обстоятельствах, а мать умерла при родах, что оба на самом деле живы и выполняют секретное задание за границей. Словом, типичные выдумки подростка.

В отличие от Юритиса Карен была до удивления худая — кожа да кости. И — некрасивая. Серая, нездоровая кожа, тонкие, как лезвие ножа, губы. Черные волосы, которые быстро становились сальными. Зубы, хоть крепкие и здоровые, отсвечивали желтизной, росли криво, нижняя челюсть сильно выдавалась вперед, а плоский нос словно вдавлен в лицо. Да, и еще глаза больного Базедовой болезнью, в них таилось неуемное, живое любопытство ко всему, что происходит вокруг, и устойчивое недоверие к себе подобным.

И по характеру Карен была полной противоположностью Юритису: Юритис мог целыми днями молчать, особенно после смерти бабушки. Карен говорила почти без умолку. Юритис всегда говорил правду, Карен постоянно лгала. Юритис в быту был абсолютно беспомощным, Карен — и физически, и душевно была на редкость сильным человеком. Ей были неведомы ни страх, ни жалость, она прекрасно сознавала свои возможности, ставила перед собой вполне достижимые цели и всегда побеждала.

Одевалась она вызывающе безвкусно.

Что ж, в детском доме ведь этому не учат.

Кое-кто утверждает, что ей присуще некое обаяние, несмотря на все недостатки. С этим я никогда не соглашусь.

* * *

Из черновика письма:

«…и только после того, как этот метод уже начали применять на практике, я открыл, если можно так „деликатно“ выразиться, его теоретическое обоснование. Собственно, в этом нет ничего нового. Видишь ли, у каждого яда есть противоядие. Чтобы подавить страх, нужно каким-то образом деформировать саму причину страха. Значит — не пытаться забыть о нем или внушить себе, что страха вообще не существует (это безнадежно и смешно), а добиться, чтобы этот объект или явление вызывали иные, не столь унизительные для человека эмоции. Проще всего превратить страх в посмешище. Но есть и другой, более предпочтительный для меня путь — воспринять ужасное как составную гармонии мира и переживать сам страх как процесс, который возвышает над обыденностью».

* * *

В то утро, когда Юритис уходил в сторону моря, никому и в голову не пришло, что он уходит навсегда. Вообще, воспоминания всех очевидцев об этом моменте туманны и противоречивы. Естественно — столь раннее утро после столь длинной ночи.

Однако я могу себе представить монументальную фигуру Юритиса на фоне алеющего неба, с поднятой рукой и сверкающим нимбом над головой, но это всего лишь мои фантазии.

* * *

Из черновика:

«Тебе я могу сказать, что детство свое я основательно забыл, да так, что временами начинаю даже сомневаться, было ли оно у меня вообще. Если поразмыслить, я всегда видел взрослые сны».

* * *

Бабушка Юритиса рассказывала, что рос он очень нервным мальчиком. Возможно, на его психику подействовала ранняя смерть матери или то, что у него никогда не было отца. Он многого боялся — темноты, призраков, атомной войны и электричества, железной дороги и теней.

Ночью его часто мучили кошмары, и тогда он кричал. И все же, когда он вырос, все это прошло, и однажды он сказал, что совсем не трудно заставить себя видеть сны со счастливым концом.

* * *

На похоронах Юритиса Карен была в ярко-желтом платье с огромными черными горошинами, на шее ярко-красный шарфик. Кому-то из дальних родственников Юритиса на поминках она рассказала, что она дочь знаменитого испанского художника и трагически погибшей латышской пианистки.

— А художника звали не Пикассо? — спросил родственник.

Карен надулась.

* * *

Из черновика:

«…Может быть, когда-нибудь я тебя с ней познакомлю. О Карен могу сказать не много хорошего».[12]

* * *

Сны по сю пору остаются неразрешимой загадкой. Никто еще не доказал их нереальность. Переселение душ? Просто вольное скитание души, можно сказать, бродяжничество? Юритис называл это явление не столь банально. «Сны — это мое творчество», — признался он в одном из черновиков. И еще: «Талант видеть сны можно взрастить так же, как любой другой талант».

* * *

Из черновика:

«…пришел в себя сидя на кровати, от волнения весь взмок, задыхался. В ушах все еще звучал этот голос, и я в деталях помню великолепный и жуткий конец сна.

Будто бы я нахожусь в космическом корабле. Невидимые, но я их ощущаю, вокруг меня копошатся еще какие-то существа. Все мы пребываем в состоянии напряженного ожидания, знаем, что вот-вот что-то должно произойти. Я нажал на желтую кнопку на сложной панели перед мной, и, повинуясь этому импульсу, блок огромных размеров медленно закрыл вход в корабль. Как только он мягко, бесшумно встал на свое место, на корабль обрушилась чудовищная стена воды, — но мы были в безопасности. Когда вода стекла, сквозь иллюминатор корабля я увидел огромную пустынную равнину без конца и края. Песок был красным, небо ярко-оранжевым, а на фоне пылающего неба высилась искореженная взрывом черная ракета, излучающая синий волнообразный свет. Понятно, что настоящий атомный взрыв выглядит совершенно иначе, однако я знал — это атомная катастрофа. Внезапно наш корабль начал медленно удаляться, вначале по окружности, если принять за центр терпевшую аварию ракету. Это было прощание, круг почета. Я сидел у окна и испытывал одновременно ужас и невыразимое щемящее чувство, и состояние неестественного подъема. В жизни, пожалуй, эти чувства никому испытать не удается. И тогда вдруг прозвучал этот голос, он заполнил пространство, хотя и был тихим, он все еще звучал в моей комнате, когда я проснулся, и я слово в слово записал сказанное им:

„…и тысячи, миллионы лет Богу придется отогревать эту землю, этот уголок земли, и мысли умерших должны превратиться в кристаллическую пыль, чтобы снова здесь могла зародиться жизнь… То, что вы называете временем, всего лишь миг — слишком краткий, чтобы его измерить. Время начнется тогда, когда вас уже не будет“.

Нет, я не могу описать, что почувствовал в этот момент.

Я был избранным.

Я отправляюсь туда, где Время не имеет границ».