— Нет, добавлю еще одного — бывшего юрисконсульта господина Милана Сокерова. Мы о нем вспоминаем очень редко, зато он не оставляет нас своим вниманием. А теперь вот даже квартиру предоставил твоему бездомному семейству.
— Раз никто другой не предоставил! — ехидно заметил Борис.
— Увы, ты прав… Прав, конечно!
— А Гита, почему ты пропустила Гиту в своем списке? — воскликнул Борис. — Ее следовало бы поставить на первое место.
— Гита не из твоего окружения, — возразила Ружа. — Она жертва, как и ты. А потому сейчас речь не о ней. Насчет Гиты у меня особое мнение… Почему я должна ставить ее в один ряд с этими негодяями?.. Колю, принеси-ка конфет. Там в шкафу есть коробочка.
Пока Колю ходил за конфетами, Ружа примирительно сказала:
— Ты меня извини, что я так разошлась… Но раз уж я начала, хочу выговориться до конца. Давай, Колю, конфеты. Пожалуйста, Борис!
Борис отказался. Подсластить решили такую беспощадную проработку!
Все замолчали. Слышно было только, как Ружа и Колю шелестели станиолевыми бумажками.
— Знаешь, — с оскорбленным видом заговорил Борис, — насчет Аспаруха Беглишки я с тобой не согласен… Остальные, кого ты тут назвала, те, возможно, действительно подлецы и мошенники, но Аспаруха нельзя отнести к их числу… Этому человеку я многим обязан… Хорошо его знаю и могу ручаться за его честность и лояльность. Он лоялен.
— Как это понять — лоялен? — удивилась Ружа.
— А очень просто: человек, который идет с нами, только своей дорогой. Немного особняком, чудит малость. Но в общем и целом честен!.. За других ручаться не могу, но за него — да. Вот все, что я хотел сказать. А теперь можешь продолжать свою обвинительную речь.
— Я не произношу обвинительных речей, Борис! И очень плохо, что ты так понял!
— Извини меня.
— Вдумайся хорошенько. Я не хочу навязывать тебе свое мнение.
Ружа устала от этого нескончаемого разговора. Колю нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла, досадуя, что ему не дали возможности высказаться. Но Ружа изнемогала от утомления, Колю видел это и знал, что ему не простят, если он возобновит разговор. К тому же городские часы уже пробили полночь.
— Извините, что я так засиделся, — сказал Борис, вставая. — Это, конечно, не последний наш разговор. Извините меня!
— Нечего извиняться, Борка! — успокоила его Ружа. — Такой разговор должен был состояться давно.
— Лучше поздно, чем никогда, — глубокомысленно заключил Борис и направился к двери. — Я и сам часто думал об этом… Во всяком случае, ты заходишь слишком далеко в своих суждениях! Так не годится! Мнительность приводит к дурным последствиям. Верно? Поразмысли над этим! Возьми себе на заметку!
Он застегнул куртку с видом человека, которого несправедливо обвиняют.
— А насчет мнительности тебе стоит призадуматься! — напомнил он Руже, подавая руку на прощанье. — Мнительность весьма серьезный порок, особенно если он присущ руководящему лицу. До свиданья.
— До свиданья, Борка.
Он махнул рукой, как старый генерал, которому надоели почести и парадность, и стал спускаться с лестницы, опираясь на перила.
23
Он шел не спеша, тяжело ступая, не только потому, что хотел поважничать перед хозяевами, которые, кстати, сразу же закрыли за ним дверь, но и потому, что в самом деле устал и был подавлен этим долгим и неприятным разговором. Обида разбирала Бориса, будто его отшлепали, как маленького, и выставили на улицу. Так и подмывало вернуться и бросить им прямо в лицо, что все их разговоры не стоят выеденного яйца.
Город давно утих. До Сокеровых было не близко, но Борис решил пойти по набережной, чтоб заглянуть в новый ресторан. Хоть кружку пива выпить, прежде чем отправиться спать.
Вокруг царила тишина. Домишки, слабо освещенные уличными фонарями, тонули во тьме. Все спали, отдыхая после трудового дня. Только он один, давно оторванный от этих людей труда, тащился среди полного безлюдья.
Он пытался собраться с мыслями, проанализировать их, но из этого ничего не выходило. Обрывочные мысли сталкивались в голове и вместо успокоения только усугубляли тревогу. Многое было сказано Ружей предумышленно. Он и не думал соглашаться с ее бреднями относительно всяких там мантий и париков, все это она пустила в ход, чтоб казаться оригинальной… Да и насчет отрядов, окружения. Тоже для красного словца.
Он медленно шагал вдоль улицы и все больше злился на себя за то, что молчал, как провинившийся школьник перед учителем.
Вздор все! И на Беглишки она клевещет! А эти намеки, касающиеся Сокерова… Кто он такой, Сокеров? Да, да, его теперешний хозяин! Гита замечательно поступила!.. Заботится о пристанище для своего бездомного мужа! Она не оставит его на улице… Добрая, внимательная жена!
Он ухватился за эту мысль — стал думать о Гите, но не получил успокоения, как надеялся, а еще сильнее разволновался.
Не дойдя до моста, за которым находился ресторан, Борис присел на скамью — передохнуть после долгого пути. Гак приятно было слушать шум реки в ночной тишине, наслаждаться прохладой, которую приносили горные потоки. Не было никакого желания спешить домой после столь неприятного разговора. Гита, казалось Борису, сразу обо всем догадается, увидит по лицу — на нем все отражается как в зеркале. Лучше немного остыть, отдохнуть и уже с новыми силами идти дальше.
Он откинулся на спинку, устало провожая взглядом быстрые струи, бегущие среди камней и отражающие свет фонаря на набережной. Монотонный шум реки, прохлада и ощущение непрестанной изменчивости окружающего мира — все действовало на него умиротворяюще. И он стал постепенно успокаиваться, незаметно возвращаясь в свой мир, единственно существующий для него мир.
Высокий тополь рядом со скамейкой загораживал ее от света фонаря. Позади сплошной стеной тянулись кусты.
Виден был только мост. Оставаясь незамеченным, Борис мог хорошо видеть каждого, кто там проходил.
Посидев минут десять, он собрался было уйти, но тут услышал чей-то говор и решил подождать. Посередине моста шли трое. Борис отодвинулся в тень и притаился, чтобы не обнаружить себя. В одном из мужчин — в белом костюме — он узнал Аспаруха Беглишки, в другом — Гатю, третий был незнаком. Борис даже вздрогнул, увидев компанию, но через мгновенье пришел в себя — зачем ему прятаться от людей?
Незнакомый чуть прихрамывал и опирался на палку. Борис силился вспомнить, где он его видел, и никак не мог. Это еще больше разожгло его любопытство. Он встал и двинулся к мосту. Мужчины уже поднимались друг за другом по крутой аллее, ведущей к вилле Виктории. Как видно, будут там ночевать. Но Гатю при чем здесь? Его-то зачем потащили?
Борис громко позвал:
— Аспарух!.. Беглишки!..
Все трое разом остановились и обернулись в его сторону.
— Аспарух… Ты что, не видишь меня? Это же я, я… Борис!
Никто ему не ответил. Борис поспешил к ним, но Аспарух и Гатю быстро скрылись за поворотом
