казалось, но в отношениях с Филиппом она теряла способность хитрить и водить за нос, превращалась в послушную влюбленную женщину, совершенно безоружную. Как всякая «первая жертва», она слепо любила его, и когда он целовал ее, и когда унижал, и когда оставлял среди ночи на улице. Она не понимала, почему с ней такое происходит, да и не хотела понимать.
Одно ее тревожило: вправду ли он любит ее сейчас и никогда не забывал, как говорит, или просто вводи» в заблуждение? Она не могла теперь верить его любовным излияниям, которые приводили ее в трепет, лишали рассудка. Желая убедиться в его искренности, Гита пошла на это свидание, дав себе слово быть сдержанной и вырвать у Филиппа признание, что он ее любит и не может жить без нее.
— Брось свою жену! — сказала она Филиппу, когда они шли по лесной аллее, а он вместо ответа понес всякие «фантасмагории». Вот почему Гита осталась недовольна и решила отказаться от дальнейших встреч. Но когда они расстались, опять не выдержала.
— Я ни на чем не настаиваю, — твердил Филипп. — Ты жена другого. У тебя, естественно, есть семейные обязанности. Но мне тяжело. Почему? Я и сам не могу объяснить. Чего-то не хватает, пусто как-то без тебя… С утра, чуть глаза открою, первая мысль о тебе.
— Филипп!
— Правда, Гита! Такова, наверно, моя судьба… Кто знает… Если хочешь, приходи завтра к Виктории, поболтаем — может быть, это хоть немного облегчит мои душевные страдания.
Она не в силах была ему отказать. Его слова, казалось, выражали собственные ее чувства, которые она питала к нему.
Гита вдоль и поперек исходила главную улицу, прошла мимо лавчонки возле сберегательной кассы, где когда-то Филипп торговал всякой галантереей. Теперь лавчонка закрыта, дворники складывают туда метлы. Как далекое воспоминание, сохранилась только пожелтевшая, почти совсем стертая временем вывеска «Крупномолка мелет все», приколоченная к железной ставне. Гита хорошо помнит те дни, когда она вот так же прохаживалась мимо этих грязных ставен. А Филипп в это время вел торговлишку в своей темной норе, окруженный позументами и всевозможными безделушками. Она, вздыхая, ждала его. Повторится ли сейчас то же самое?
«Может, и повторится», — думала Гита и потому никак не хотела возвращаться домой — ей претило давать мужу объяснения, в которые она сама не верила.
К великому удивлению, Борис не пришел в этот вечер домой. Вначале Гита обрадовалась — по крайней мере спокойно будет спать, но потом стала прислушиваться и тревожно посматривать в раскрытое окно, ибо такая задержка не предвещала ничего хорошего.
Она легла поздно и крепко уснула. А когда, проснувшись утром, увидела, что его нет в постели, осталась очень довольна. «Должно быть, закутил где-нибудь», — подумала она и заторопилась в кооператив, где надеялась увидеть Филиппа.
Идя обедать, она встретила Гатю, отца Филиппа, и от него узнала, что Борис на «Балканской звезде». Это окончательно успокоило ее, потому что подобные размолвки у них уже случались. Все пойдет своим чередом, как бывало и прежде. Узнала и еще одну подробность: Борис опоздал на работу и долго извинялся перед директором. А раз он сам виноват, у него нет морального права винить ее. У виноватого нет прав, он обязан молчать!
Гиту радовало, что дело идет на лад. И она с беззаботным видом стала собираться к Виктории.
Чтобы вконец не разобидеть мужа и показать себя благонравной супругой, она оставила ему записку, торопливо нацарапав: «Борка, сегодня вечером я у госпожи Виктории, она пригласила меня на чашечку кофе (по-женски).
Виктория Беглишки в последний раз сделала уступку Филиппу. Как ни симпатичен ей был этот ненасытный любовник, она боялась скандалов. На кофе были приглашены и другие гости, некоторые из них были Гите не знакомы.
Вечер начался весело, непринужденно, но еще веселей стало, когда пришел Филипп. Он принес игрушку, которая привела женское общество в восторг. Голый гуттаперчевый человечек переходил из рук в руки, поражая дам своими удивительными фокусами. У Филиппа нашлись и другие игрушки, а также карты для гаданья, что увлекло всех.
С Гитой он завел разговор посредством «шуток амура». Перемешав карты, он роздал их усевшимся вокруг него дамам.
Шутя и балагуря, он не упустил случая послать свой первый комплимент Гите.
«Глаза ваши светятся, как топазы! — передал он ей. — Я лишился сна, увидев их».
Она своим ответом решила испытать его.
«Мы всегда были в контрах».
«Разве?»
«Я не верю мужчинам, любовь для них всегда лишь спорт», — ответила Гита.
«Вы нимфа», — настаивал Филипп.
«Почему вы все время сбиваетесь на поэзию?»
«Минувшей ночью я видел вас во сне».
«Скажите, пожалуйста!»
«Не толкайте меня на путь страданий».
В это мгновение в гостиную вошел Аспарух Беглишки. У него, как всегда, был усталый вид. Поздоровавшись с гостями, он уединился с Вики — ему надо было посоветоваться с ней. Разговор длился недолго, но это очень озадачило Гиту. Механически передавая карты, она плохо слышала выкрики Филиппа:
— Прошу, Сократ! Возьми Сократа!.. А вот и Психея… Ты что даешь, Афродиту? Или Цербера? Цербера даешь? Возьми Клавдия! Интересно, не так ли? Волшебно! Только так! Меркурий…
С лица его не сходила улыбка, глаза горели.
Аспарух вышел, и скоро все о нем забыли. Забыла и Гита, увлеченная игрой и слегка опьяневшая от ликера, которым их угощала госпожа Виктория.
Может быть, все кончилось бы хорошо, если бы Филипп неожиданно не утратил веселость. Он начал вздыхать и посматривать на часы. Обеспокоенная Гита спросила, что с ним, он сослался на головную боль.
— Выйду на улицу освежиться немного, — сказал он и встал.
— И я с тобой, Фео, — шепнула Гита, — хочешь? Мне страшно за тебя.
Не проронив ни слова, он печально взглянул на нее и прошел через гостиную к двери; занятые разговорами, гости не обратили на них внимания.
Гита выскользнула следом за ним; она чувствовала себя виновницей его грусти. И хотела успокоить его.
Филипп сидел на скамейке, где днем часто дремал дед Ставри, укрывшись от знойных лучей. Скамейку окружали высокие пышные кусты, местечко было укромное.
Гита подошла и молча села возле Филиппа. Он опять вздохнул, глядя на острый конек крыши. Гита поймала его за руку.
— Почему ты вздыхаешь, Фео? Что с тобой?
Он не ответил.
Она повторила свой вопрос:
— Ну почему ты вздыхаешь, скажи?
— Извините, — начал он официальным тоном. — Я хочу дать вам один совет. С вашего разрешения, конечно.
Гита удивленно посмотрела на него.
— Никогда не позволяйте своему сердцу полностью отдаваться предмету вашей любви, пока не удостоверитесь, свободен он или нет.
Гита ничего не поняла.
— Наверно, вы питаете к нему какие-то чувства, раз были так смущены и рассеянны, когда он вошел в гостиную… Ну что ж, не стану вам мешать!
