Дверь закрылась и Барнс опустился в свое кресло.
— Это не их вина, — пояснил он. — Судно не предназначено для такого высокого напряжения, — лампы зажглись и Барнс улыбнулся. — Ну так как же насчет кофе, доктор Джонсон?
— Черный, если можно, — попросил Норман.
Барнс протянул ему чашку ароматного черного кофе.
— По крайней мере, я уверен в абсолютной секретности. Это моя обязанность, доктор Джонсон. Безопасность прежде всего! Особенно, в подобной ситуации… Если на сторону просочится хоть слово, у нас возникнет масса всевозможных проблем… И так уже в этом деле замешано слишком много людей. Черт! Тихоокеанское командование даже не хотело выделять эсминцы… пришлось намекнуть на советские подводные лодки.
— Советские подлодки? — удивился Норман.
— Эту лапшу я навешал в Гонолулу, — улыбнулся Барнс. — Чтобы выбить все необходимое, порой приходится плутовать. Вы же знаете, как оснащена современная армия. Разумеется, Советами здесь и не пахнет.
— Да? — Норман чувствовал, что он чего-то не понимает, и постарался сосредоточиться.
— Разумеется, они засекли нас через свой спутник. Поэтому мы послали открытую радиограмму о подводно-спасательных учениях на юге Тихого океана.
Советы могут заподозрить, что мы поднимаем утерянные боеголовки, как в 1968-м у границ Испании, но они в курсе наших трений с Новой Зеландией и не хотят вмешиваться в наши ядерные проблемы. Они оставили нас в покое.
— И что же? — спросил Норман. — Ядерная боеголовка?
— Упаси Господь, ничего ядерного! — сказал Барнс. — В таком случае, Белому Дому пришлось бы сделать официальное заявление — а мы стремимся к строжайшей секретности. Все указания поступают непосредственно от президента и секретариата Обороны.
— Если ядерные боеголовки здесь ни при чем, зачем же такая сверхсекретность? — удивился Норман.
— Вы еще не знаете факты.
— Крушение произошло в океане?
— Да, приблизительно в том месте, где мы сейчас сидим.
— Значит, никто не выжил.
— Нет, разумеется, — изумился Барнс.
— Тогда при чем здесь я?
Барнс выглядел озадаченным.
— Как правило, меня вызывали на места крушений, где могли иметься уцелевшие, — пояснил Норман. — Зачем в состав команды входит психолог?
Чтобы сгладить острые травматические проблемы выживших пассажиров или их родственников — их чувства, страхи, кошмары… Уцелевшие в катастрофах часто испытывают комплекс вины перед погибшими. Женщина сидела рядом с мужем и детьми, и вдруг все, кроме нее, погибают. — Норман откинулся на спинку кресла. — Но, в данном случае, самолет оказался на глубине тысячи футов — так что возникновение подобной проблемы исключено. Зачем же меня вызвали?
Казалось, капитан испытывал неудобство. Он передвинул на своем столе досье.
— Собственно говоря, это не совсем авиакатастрофа, доктор Джонсон.
— Тогда что же?
— Это крушение космического корабля.
Возникла небольшая заминка.
— Понимаю, — кивнул Норман.
— Это вас не удивляет? — спросил Барнс.
— Нет, — ответил Норман. — По крайней мере, это многое объясняет.
Когда произошло крушение?
Перед ответом, Барнс заколебался.
— По нашим расчетам, — сказал он, — катастрофа космического корабля произошла около трехсот лет назад.
Глава 3
УЛФ
Наступила неловкая пауза. Норман слышал гул кондиционера и слабый писк радиосвязи, проникающий из соседней каюты. Он обнаружил, что держит чашку кофе и сделал пару глотков.
Нет, здесь что-то не так! Норман ничего не понимал — его разум был ошеломлен и потрясен.
— В этом не может быть никаких сомнений, — говорил Барнс. — Мы установили дату крушения по коралловым наростам — за год коралл нарастает на два дюйма, а объект, что бы это не было, покрыт десятиметровым слоем…
Разумеется, кораллы не растут на таких больших глубинах — и это свидетельствует о тектонических катаклизмах. Геологи заявили, что они произошли примерно столетие назад, и мы оценили возраст корабля в триста лет. Мы можем ошибаться, но корабль безусловно очень древний… может быть, ему тысячелетия.
Барнс задвигал бумагами, приводя их в порядок и подправляя края досье.
— Я не боюсь вам сказать, доктор Джонсон, что эта штуковина меня чертовски тревожит. Вот почему вы здесь.
— Я что-то не совсем понимаю, — покачал головой Норман.
— Мы вызвали вас, потому что вы имели отношение к проекту УЛФ.
— УЛФ? — и Норман чуть было не добавил, что этот проект был шуткой.
Но увидев, что Барнс вовсе не смеется, похвалил себя за мудрое молчание.
Не смотря ни на что, проект УЛФ был шуткой — и все в нем было несерьезно с самого начала.
В последние дни администрации Картера Норман Джонсон был профессором-ассистентом психологии в Калифорнийском Университете Сан-Диего. Он исследовал состояние страха и лидерства в группе, иногда принимал участие в спасательной команде Федерального Авиауправления. В те дни его больше всего волновали поиски дома, возможность публикаций и приличное назначение. Работы Нормана неоднократно получали самую высокую оценку. Но психология подвержена сильным веяниям моды, и интерес к исследованиям состояния страха быстро пошел на спад. Многие исследователи стали считать страх исключительно биохимическим расстройством. Один ученый даже докатился до заявления: «Отныне страх для нас не проблема… в этой области не осталось белых пятен». Подобным образом исследование лидерства также вышло из моды. Область, достигшая своего рассвета в начале семидесятых, сейчас захирела и поблекла.
Норману казалось, что люди все больше работали коллективно и грубый индивидуализм заменялся расширением контактов и мозговым штурмом. В новом обществе изучение законов лидерства казалось ему не менее, а более важной задачей. К тому же Норман не думал, что страх можно одолеть с помощью лекарств. Он считал, что общество с валиумом является обществом нерешенных проблем.
После бурного развития японского менеджмента область Нормана снова оказалась в центре внимания. В то же время, академия признала важной проблемой зависимость от валиума, пришлось пересмотреть отношение ко всем средствам фармацевтической терапии. Но Норман не смог воспользоваться дарованными ему тремя годами, поскольку был озабочен мирскими заботами.
Это было худшее из времен в его жизни. В конце 1979 года Нормана посетил молодой юрист из Вашингтона. Юрист сел, закинув ногу на ногу и, нервно подергивая носком, заявил, что пришел за советом о «деле исключительной важности, затрагивающем безопасность нашей страны».
Норман спросил, о какой проблеме идет речь.
— Наша страна абсолютно не подготовлена на случай инопланетного вторжения.
То ли потому, что юрист был очень молод, то ли потому, что во время разговора он пристально уставился на носок, Норман подумал, что его попросту разыгрывают. Но когда юрист поднял глаза, Норман, к своему удивлению, увидел, что тот не шутит.
— Нас и в самом деле могут застать со спущенными штанами, — заявил юрист. Норман прикусил губу.
— Вполне возможно, что так, — сказал он.
— Администрация крайне обеспокоена.
— В самом деле?
— В высших сферах склоняются к тому, что надо подготовить план на случай непредвиденных обстоятельств.
— Под которыми, по видимому, подразумевается инопланетное вторжение, — Норману каким-то странным образом удавалось сохранять серьезное выражение.
— Возможно, «вторжение» слишком сильное слово, — продолжал юрист. Давайте назовем это контактом с чужими. Вы работали в спасательных командах, доктор Джонсон, и знаете, как действуют такие группы. Мы хотим, чтобы вы разработали оптимальный состав команды по контакту.
— Понятно, — сказал Норман, раздумывая, как бы потактичней выпутаться из этой истории. Сама идея была совершенно нелепой. Он полагал, что это всего лишь передышка; столкнувшись с неразрешимыми проблемами, администрация решила подумать о чем-нибудь другом.
Юрист откашлялся и назвал сумму субсидии на два года исследований, в которой Норман увидел для себя шанс на покупку дома. Он дал согласие.
