— Хочу.
— Хочешь... ну, в конце концов, почему бы и нет? Не дурак, не трус. Упрямый, живучий. Родни нет...
Ник вздохнул. Потом поднял руку к карте и большим пальцем стер свое озеро. Словно лужицу со стола. Убрал руку — исчезло озеро, на его месте был зеленый луг. А Ник столь же небрежно подцепил указательным пальцем Бурый ручей, выгнул излучину к югу, оттеснив лес...
— Эй! Вы чего?! Там, может, еще кто-то...
В этот миг Вит был уверен, что Ник изменяет не карту, а настоящий мир. Глупо, конечно. Ник расхохотался.
— Не бойся, не трону больше ничего. Это только в зеркале. Вот смотри, Вит с Южного Холма: для этой картинки я — Господь Бог, всемогущий повелитель, да кто угодно. Озера копаю... реки поворачиваю... селения стираю с лица земли... эй, не хмурься, это я к примеру сказал. Сдуру. Извини. Или, скажем, могу себе выстроить дом. (Карта исчезла, на ее месте возник замок Ника, такой же, как на самом деле, только новее.) Двадцать комнат, пол с подогревом, потолок с подсветом, купальня мраморная, в купальне девушки на любой вкус... Пока все ясно?
— Все ясно. — Упоминание о девушках Виту не понравилось еще сильнее, чем стертая коротким движением белого пальца деревня. — Но это же невзаправду. Только на картинке.
— Верно. Теперь идем дальше. Допустим, начали люди играть с такими картинками. Все люди, или многие, не суть. И через какое-то время закономерным образом появилась мысль: как бы так сделать, чтобы весь мир стал... картинкой? Чтобы если, например, идешь ты по лесу, утомился, сказал нужные слова — тут тебе и еда, и ночлег. Или разонравилось тебе твое жилье — ткнул пальцем и все переделал. Или потерял сапог — позови его: «Эй, левый сапог!» — и прилетит. Или, там, не заладилось с девицей — срисуй с нее портрет, да чтоб вышла на нем еще лучше, чем в жизни, оживи его и будь счастлив. Вот как бы это сделать?.. Это был тебе вопрос, между прочим.
Вит переморгнул. Заложил волосы за уши.
— Сделать? Вы про входы говорите?
— Пусть будет — про входы.
— Ну... Говорят, что были такие Хозяева, призывали демонов, а прогнать не могли... Значит, это правда?
Ник усмехнулся в бороду.
— Пожалуй, что правда. Как ни смешно — пожалуй, что так. Ну, и как вызывают демонов? Тех, изначальных? Ты знаешь?
Главное, так серьезно спросил, будто и вправду надеется услышать «да».
— Не знаю, — сердито ответил Вит. — А вы, что ли, знаете?
— И я не знаю, — печально признался безумный Хозяин. — В этом и беда. Как — не знаю. Но показать могу.
Он легко поднялся, выпрямился во весь свой немалый рост.
— Пошли?
Вот, значит, что серебрилось на карте. Полянку в саду среди деревьев всю покрывали огромные стеклянные листья, как у водяной лилии, только больше, с золотыми прожилками — крупными, мелкими, еще мельче, еле различимыми. Как на живом листе. А под ними еще листья, черные. Вит рассматривал их внимательно, но без особого удивления. С Айгеном он и не такие штуки видал.
— И что? — спросил он Ника. — Из них демоны являются? (Тут он заметил еще одну штуку.) Это... для них тропинки?
— Тропинки для меня. — Ник шагнул на железную пупырчатую ленту, натянутую над листьями. — И для тебя. Иди сюда, не бойся.
А я и не боюсь, ответил про себя Вит, звучно топая по железу. Подумаешь, невидаль — демоны... не скормит же он меня им... или скормит?
Сверкающий лист отъехал в сторону, открылся провал в земле. Вит сделал над собой усилие, чтобы не шарахнуться. Повинуясь жесту Ника, оттуда поднялось нечто круглое, вроде огромного котла. А в котле...
Оно кипело, как жидкость, но совсем не блестело под ярким солнцем. Возможно, это был песок. Или порошок. Он был живой, тек сам по себе, как земля под ногами у Вита в ночь погибели. И когда Ник зачерпнул полную горсть и протянул ему, стало видно, что порошок вовсе не серый, а состоит из цветных пылинок: красных, синих, желтых, черных...
Не успел Вит открыть рот, чтобы спросить сам не зная что, как заговорил Ник. Три Слова — и на ладони у него копченая свинина, как настоящая, даже запахом повеяло. Еще два Слова — и вместо окорока стал нож с оленьим копытом вместо рукояти. Новые Слова — и нож превратился... неизвестно во что. В коробочку, украшенную серебряными знаками и горящими светляками, а рядом с ней две улиточные ракушки, примерно так. Ник посмотрел Виту в лицо, кивнул каким-то своим мыслям, уронил коробочку и ракушки обратно в котел. И не стало ничего, кроме кипения пылинок.
— А в каждое маковое зернышко вбито по три золотых гвоздика, — непонятно к чему пробормотал Ник. — Тебе никто не говорил, что истинные демоны подобны не человеку, а блохе? И даже меньше — едва глазом видны и могут жить на острие иголки? — И, не дождавшись ответа: — Ладно, идем назад.
По садовым тропинкам шли молча. Виту было странно, что солнце светит как раньше, и ветерок качает красные цветы. Вопрос у него созрел не прежде, чем они вернулись к зеркалу.
— Так это что же? Значит, у каждого входа есть такой котел?
— Молодец.
— А котлах варится... это самое. Демонская субстанция? И вылезает наружу?
— Совершенно верно. Как каша из горшка, помнишь сказку? И течет во все стороны. Возле входа ее много, а дальше — это уж как кому повезет. Они-то, демоны малые, и слушаются Слов. Могут дрова носить, могут деревья рубить, могут похлебку варить... могут сами стать похлебкой, но такого супчика лучше много не хлебать. Да тебе Айген, наверное, говорил?
— Говорил. Есть Слова, чтобы призвать истинную пищу, а есть — чтобы создать морок. Морок является сразу, но наесться им нельзя, а если много съесть — будешь проклят, долго не проживешь.
— Все так. А истинную пищу, — слово «истинную» Ник ядовито подчеркнул, — наши маленькие работнички делают не из себя самих, а из того, что найдут на земле и под землей. Были бы черви, а мясо слепится.
Вит не сразу понял, но когда понял — ощутил, что пустой желудок скручивается, как тряпка в руках у поломойки. Запеченные карпы... картошка... непонятные овощи... лучше бы все это были мороки, пусть даже проклятые! Голых розовых червей и белых личинок он с детства не любил. Он, наверное, позеленел с лица, потому что Ник даже прекратил ухмыляться и привстал — не иначе, чтобы наколдовать плошку или бадью. Но не пришлось, потому что в дальней стене раскрылась дверь.
— Вит!
В сени выбежала Яна. Сама выбежала, на своих ногах. Бледная, но не прежней бледностью, а так — будто с голоду. На ней была зеленая мужская рубаха ниже колен, коса растрепалась, рыжеватые волосы летели у щек.
— Это ты? — глупо спросил Вит. — Как твоя... ножка?
Слово «нога» вдруг показалось ему грубым и непристойным. Но вообще-то «ножка» не лучше.
— Вот.
Яна вытянула вперед босую ступню, и Вит сперва подумал, что она перевязана тонкой светлой ленточкой. Но потом увидел, что это полоски незагорелой кожи. Там, где были раны. Он вспомнил расплющенный кожаный мешочек, набрякший кровью, в который превратился башмачок после каменного капкана, и поднял глаза на Ника.
— Кому было сказано лежать? — строго спросил тот. — Кто позволил вставать?
— Никто, — дерзко ответила Яна. — Я уже вылечилась. Спасибо, господин Хозяин.
Она поклонилась в пояс, Вит, вскочив, повторил поклон.
