Установленные при сравнительном исследовании различия общих и частных признаков не могли быть объяснены случайными причинами. Они были устойчивы, неповторимы и в своей совокупности оказались достаточными для категорического вывода о написании рукописного текста записки, подписанной Я.И. Джугашвили, от 20.09.1942 года не Джугашвили Яковом Иосифовичем, а иным лицом.
Также в ходе сравнительного исследования было установлено, что два письма (от 19 июля 1941 года и от 20 сентября 1942 года), подписанных Яковом Джугашвили, были написаны разными людьми. Большую работу пришлось проделать и в отношении представленных фотоснимков.
Вот как выглядели выводы этих исследований:
«1. Фотоснимок, условно обозначенный № 1, является фоторепродукцией с фотомонтажа с последующей позитивной ретушью.
2. Фотоснимок, условно обозначенный № 2, подвергался позитивной ретуши путём соскабливания эмульсионного слоя бумаги и дорисовки отдельных деталей графитовым карандашом. В связи с тем, что представленный фотоснимок является фоторепродукцией полиграфической продукции, установить наличие или отсутствие фотомонтажа не представляется возможным.
3. Фотоснимок, условно обозначенный № 3, представляет собой фоторепродукцию сборки из трёх фотоснимков. Все фотоснимки сборки подвергались позитивной ретуши путём соскабливания эмульсионного слоя фотобумаги и дорисовки деталей графитовым карандашом. Третий фотоснимок сборки с изображением двух мужчин является фотомонтажом с последующей репродукцией.
Таков итог нашей кропотливой работы. Большую роль в этих исследованиях сыграли мои именитые коллеги: доктор медицинских наук Сергей Сергеевич Абрамов (к сожалению, ныне покойный) и кандидат медицинских наук Сергей Михайлович Зосимов — на тот момент сотрудники Центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз МО РФ. Их усилиями в основном и были расшифрованы эти тайны, оставшиеся нам со времён Великой Отечественной войны.
Эксперт имеет очень жёсткие пределы своей профессиональной компетенции. Многолетняя работа в процессуальных рамках отведённого ему законом правового поля, безусловно, откладывает определённый отпечаток на его личность. Эксперты редко бывают многословными и знают цену каждому неудачно сказанному слову. Поэтому и тогда и сейчас мы воздержимся от прямого ответа на вопрос: «Был ли в плену Яков Сталин?» Да и нужен ли он? Каждый может сам найти на него ответ, если ознакомится с проведёнными нами исследованиями. Тем более, что это абсолютно не сложно сделать. Давайте вместе задумаемся вот над чем.
Если Яков Сталин был в плену, то зачем подделывать его письма? В период Второй мировой войны в арсенале германских спецслужб было изобилие приёмов и способов заставить любого человека написать документ любого содержания (справедливости ради надо отметить, что и спецслужбы СССР не отставали от своих германских коллег в этом вопросе). Гораздо более ценными оказались бы его письма, написанные собственноручно, пусть даже под пыткой или каким-либо медикаментозным воздействием. Тем не менее, эти письменные свидетельства эпохи были написаны чужими руками.
Тот же вопрос возникает и при знакомстве с результатами исследования фотографий. Получается, что немцы не могли получить современных моменту фотографий Якова Джугашвили и для фотомонтажа применяли фотоизображения с ощутимым «сроком давности». Следовательно, Яков Джугашвили (как физическое «тело») был им недоступен. А раз так, то о каком пленении может идти речь? Скорее всего, Яков Сталин погиб в одну из первых недель войны, а факт его гибели был подменён фактом его пленения. Думается, что «Вождю всех времён и народов» элементарно врали, боясь его неотвратимой кары.
Есть ещё один момент, о котором нельзя умолчать. Речь идёт о личности самого Иосифа Виссарионовича Сталина. Дело в том, что при всём своём умении мимикрировать и притворяться, он был реально верующим человеком. Краткое время в юности, проведённое в семинарии, наложило отпечаток на всю его последующую жизнь. И как верующий человек он знал, какова судьба того рода, в котором убивают первенца (пример — судьба семьи Петра Алексеевича, более известного как Пётр I, который практически собственноручно отправил на смерть своего первенца). Поэтому, будь Яков Джугашвили живым и в плену, его отец сделал бы всё, чтобы его оттуда освободить. Не случиться это освобождение могло только в том случае, если Яков никогда не попадал в плен.
Не знаю, насколько убедительными покажутся читателю наши доводы, но лично мне после проведённых исследований стало очевидно одно: красивая фраза о солдатах, которых не меняют на маршалов, — это всего лишь красивая фраза. Всего лишь очередной, теперь уже (хочется верить) развенчанный миф советской эпохи.
Сколько же их ещё осталось?
Дневник эксперта
Предисловие
Снова осень. Помимо всего прочего лично для меня это означает продолжение прошлогодней эпопеи с погибшим в водах Баренцева моря АПРК „Курск» и его героическим экипажем. Прошлой осенью водолазы-спасатели извлекли из девятого отсека затонувшей субмарины тела двенадцати подводников. В течение нескольких недель бригада военных экспертов день и ночь трудилась в Североморске на базе флотского госпиталя для того, чтобы их родственники могли обрести земную могилу для своих сыновей, мужей, отцов. Мы сделали всё, что было в наших силах: установили личность каждого погибшего, определили причину их смерти, прочитали все рукописные тексты, какие только были извлечены на поверхность, установили их авторов. Теперь вся страна знает о мужественном поведении подводников накануне их гибели.
Может быть, это прозвучит нескромно, но факты свидетельствуют: всё это сделано нашими умением и упорством. Как бы ни сложилась в дальнейшем моя личная судьба и судьба моих подчинённых, причастных к разгадке тайны гибели «Курска», этой работой мы имеем право гордиться до конца своих дней. И всё же с подписанием последнего экспертного заключения полного удовлетворения не наступило. Причина, очевидно, кроется в том, что полученная нами информация не пролила свет на основной вопрос: «Что случилось с подводной лодкой 12 августа 2000 года?»
Все так или иначе причастные к трагедии ждали этой осени. Ждали и надеялись, что теперь истина будет установлена. Мои сотрудники и я — не исключение. Слишком велика экспертная ответственность в этой истории. Были и сомнения: доверят ли участвовать снова в работе следственной группы? Назначат ли экспертизы именно нам? Кто конкретно поедет в Североморск?
Время сомнений прошло. Мы снова в Североморске. И снова осень.
27 сентября 2001 года, четверг
День раздвоился. До 14 часов — последние распоряжения, инструкции своему заместителю и тем, кто занят наиболее неотложными и важными делами. После 14 часов — короткие сборы — ив путь!
Дорога в Шереметьево-1 в час пик — развлечение не для слабонервных. Однако наш эксперт-химик Вадим — опытный в житейских вопросах человек. От конторы до аэропорта его «SAAB» домчал нас за 50 минут. Кто знает путь от Лефортово до Ленинградского шоссе в 16 часов буднего дня, тот поймёт, почему я об этом счёл необходимым упомянуть. Тем не менее, мы прибыли в аэропорт с большим запасом времени. Мы — это я, главный судебно-медицинский эксперт Минобороны России Виктор Викторович Колкутин, и мой весьма одарённый многими талантами подчинённый Дмитрий Момот — молодой, но уже подающий надежды специалист. Сегодня мы летим в Североморск вдвоём в качестве группы «первого броска». К 1
