присутствие Изображённого.
Большинство моих знакомых в то время были люди неверующие. Однажды я спросила у батюшки, как мне поступить, когда человек (неверующий) делится со мной своими переживаниями, рассказывает о том, что его мучает, а я совсем не знаю, как подойти и чем помочь. «В то время, как он вам рассказывает, — сказал батюшка, — читайте про себя «Господи, помилуй», и Господь примет как исповедь».
В начале Великого поста я написала батюшке письмо, в котором высказывала мысль о том, что теперь настало для меня время вступить в начальный класс духовной жизни. Ответ на это письмо сохранился, и я могу привести его. Вот это письмо, датированное 25 марта 1937 года:
«Апостол Иоанн Богослов в Первом соборном послании в 4–й главе ясно и определённо предостерегает, чтобы человек не каждому духу верил, но испытывал духи, чтобы он познавал Духа Божия и духа лестча. Св. апостол так определяет: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа во плоти пришедша, от Бога несть. А всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа во плоти пришедша, от Бога несть, и сей есть антихристов. Действительно, человек олицетворяет жизнь свою духом, и потому польза или вред человеку и от человека определяется тем духом, какой он носит в себе и которым дышит: отсюда не только важно, но и необходимо для человека, чтобы он знал, какой дух в нём действует, каковым направляется его воля. Когда апостолы, оскорблённые за неприятие Самарией их Учителя и Господа, обратились к Иисусу Христу с просьбой разрешить им молитвою низвести с неба огонь, чтобы попалить недостойных самарян, Господь, останавливая их, сказал: «Не знаете, какого вы духа». Действительно, только день Пятидесятницы, день сошествия Святого Духа разрешил им, что не охватывало ни сердце, ни ум их в то время.
Подобным образом, не в состоянии охватить ни отдельный человек, ни все человечество вместе, со всей его так называемой культурой, того смысла жизни, к которой призывает и ведёт Господь, если человек не постигнет полноты Святого Духа, того, что исповедует Святая Православная Церковь всеми её таинствами. Стяжание Духа Святого! Оно не только открывает не действовавшее ранее тайное души человеческой, но и подаёт силы выявлять его.
Обратимся к прошедшему. Что случилось с вами? Откуда взялись благодатные движения, отображённые в последнем письме вашем? Умудрённые благодатным опытом говорят: единственное состояние духа, через которое входят в человека все духовные дарования, есть смирение. Мы скажем: это непрестанная молитва, вера, надежда и любовь трепетной души, предавшей свою жизнь Господу. «Агница Твоя, Иисусе… зовёт великим гласом: «Тебе, Женише мой, люблю и Тебе ищуще, страдальчествую. И сраспинаюся и спогребаюся крещению Твоему, и стражду Тебе ради, яко да царствую в Тебе и умираю за Тебя, да и живу Тобою, но яко жертву непорочную приими мя, с любовию пожершуюся Тебе. Тоя молитвами, яко милостив, спаси души наша».
Смирение есть дверь, отверзающая сердце и делающая его способным к духовным ощущениям. Смирение доставляет сердцу невозмутимый покой, уму — мир, помыслам — немечтательность. Смирение есть сила, объемлющая сердце, отчуждающая его от всего земного, дающая ему понятие о том ощущении вечной жизни, которое не может взойти на сердце плотского человека. Смирение даёт уму его первоначальную чистоту. Он ясно начинает видеть различие добра и зла во всём, а в себе всякому своему состоянию и движению душевному знает имя, как первозданный Адам нарекал имена животным по тем свойствам, которые усматривал у них. Смирением полагается печать безмолвия на всё, что есть в человеке человеческого, и дух человека в этом безмолвии, предстоя Господу в молитве, внемлет его вещаниям. До ощущения сердцем смирения не может быть чистой духовной молитвы.
Непрестанной памятию Божиего присутствия препятствуют рассеяность наших помыслов, увлекающих наш ум и суетные попечения. Только когда вся жизнь наша всецело направлена к Богу, человек делается способным и начинает верою во всём видеть Бога — как во всех важных случающихся обстоятельствах жизни, так и в самомалейших, — и во всём покоряться Его воле, без чего не может быть памяти Божией, не может быть чистой молитвы и непрестанной. Ещё более вредят памяти Божией, а потому и молитве, чувства и страсти. Поэтому надо строго и постоянно внимать сердцу и его движениям, твёрдо сопротивляясь им, ибо увлечения уводят душу в непроницаемую тьму.
Всякая страсть есть страдание души, её болезнь, и требует немедленного врачевания. Самое уныние и другого рода охлаждение сердца к деятельности духовной суть болезни. Подобно, как человек, который был болен горячкой, по миновании болезни ещё долго остаётся слабым, вялым, неспособным к делу, — так и душа, больная страстью, делается равнодушна, слаба, немощна, бесчувственна, неспособна к деятельности духовной. Это страсти душевные. На них вооружаться, бороться с ними, их побеждать — есть главный труд. Необходимо усердно трудиться в этой борьбе с душевными страстями. Молитва обнаруживает нам страсти, которые живут в нашем сердце. Какая страсть препятствует нашей молитве, с той должны мы бороться неотложно, и сама молитва поможет в этой борьбе, и молитвой же искореняются страсти.
Светильник, с которым девы могут встретить Жениха, есть Дух Святый, который освещает душу, обитая в ней, очищает её, уподобляя Христу, все свойства душевные образует по великому Первообразу. Такую душу Христос признает Своей невестой, узнает в ней Своё подобие. Если же она не освещена этим светильником Духа Святого, то она вся во тьме, и в этой тьме вселяется враг Божий, который наполняет душу разными страстями и уподобляет её себе. Такую душу Христос не признает Своей и отделяет её от Своего общения. Чтобы не угас светильник, необходимо постоянно подливать елей, а елей есть постоянная молитва, без которой не может светить светильник».
Потом я прочитала впервые великий канон Андрея Критского. Он показался мне очень трудным и непонятным.
Приехав к батюшке, я с грустью сказала ему, что канон я не поняла и он мне не понравился. «Не смущайтесь, — сказал батюшка, — я этого ожидал». — «Не только не понравился, но и протест какой?то вызвал», — нерешительно добавила я. «И это должно быть, и этим не смущайтесь», — ответил батюшка.
Действительно, впоследствии этот канон стал для меня близким и любимым.
Мне так хотелось подчинить руководству батюшки не только свою волю, но и чувство, и мысль. Поэтому я особенно тяжело переживала те случаи, когда не могла согласиться с тем, что говорил батюшка, а таких случаев в то время было довольно много. Я пыталась понять и усвоить его мысль, но искренность была важнее всего.
Один раз батюшка прямо сказал мне: «Если вы не согласны со мной, то отчего же вы не возражаете?» — «Я здесь не для того, чтобы возражать», — ответила я. «Нет, нет, непременно надо возражать, — сказал батюшка, — иначе у вас ясности не будет. А кроме того есть много вопросов, в которых каждый может иметь своё мнение, и это ничему не мешает. Например, мне нравится зелёный цвет, а вам — синий», — пошутил он.
Удивительное понимание чужой души было у батюшки не только чуткостью душевной, но и духовным дарованием.
Однажды, собираясь вечером ехать в Загорск к батюшке, я была неспокойна. Меня тяготила постоянная необходимость скрывать и обманывать, а также опасение, что очередная поездка может окончиться неблагополучно не только для меня, но и для него. Перед самым отъездом, чтобы немного успокоиться, я наугад открыла Евангелие и прочла следующие слова: «Мир Мой даю вам, не так, как мир даёт, Я даю вам».
Когда я приехала к батюшке, он открыл Евангелие и прочёл мне эти же самые строки. Тогда я рассказала ему обо всём. «Вот видите!» — сказал он, давая мне понять, что это «совпадение» не было случайным.
Посещая время от времени храм до крещения, я улавливала только отдельные фрагменты богослужения. Когда я слышала пение «Христос Воскресе» или «Господи, помилуй», мне хотелось, чтобы оно никогда не прекращалось. Постепенно начали выделяться островками «Великое славословие», «Свете
