«Посмотрим, что будет, — думала Майя. — Оказывается, не так уж глупо время от времени посещать дома престарелых».
9
Первое мая выпало на понедельник. Франка еще накануне приготовила чашу для крюшона, с которой собиралась праздновать наступление мая. Пришли Мэй и Кевин. Мэй снова разговаривала с Беатрис, но напряжение продолжало сильно чувствоваться — во всяком случае, слова окончательного примирения произнесены еще не были. Беатрис почти две недели ничего не слышала об Алане, и Франка поняла, что она хочет послушать, что Мэй расскажет о Майе. Судя по всему, правда, никто этого не замечал. Беатрис пила крюшон, смотрела на море, и по ее бесстрастному лицу было невозможно понять, что происходило в ее душе.
— Майя, слава богу, наконец-то съездила к моей матери, — сообщила Мэй. — Мама была просто потрясена ее красотой. Выглядит она умиротворенной, — Мэй искоса посмотрела на Беатрис. — Кажется, у нее все хорошо.
— Восхитительно, — коротко отозвалась Беатрис.
— Все люди когда-нибудь взрослеют, — продолжала Мэй, — может быть, повзрослела и Майя. Ведь это возможно, правда?
После всего, что она узнала о Майе, Франка сильно сомневалась, что эта девушка сможет зайти так далеко, но ничего не сказала. В принципе, Майя и Алан настолько же не подходили друг другу, как не подходила вражда отношениям между Мэй и Беатрис. Несмотря на то, что Франка теперь знала довольно подробно историю жизни Беатрис она все же, испытывала некоторое стеснение, не дававшее ей вмешиваться в отношения пожилой дамы. Она чувствовала, что несмотря на откровенность, между ними оставалась дистанция, и Франке казалось, что Беатрис хочет, чтобы она эту дистанцию соблюдала.
Они допоздна просидели на выходящей во двор веранде; вечер был светлым и теплым, горизонт на западе темнел медленно и неторопливо. Франка, как всегда, вела себя как сторонний наблюдатель. Она сразу заметила, что Кевин очень бледен и сильно нервничает, а Хелин погружена в свои мысли. Франка вспомнила, что первое мая — день смерти Эриха Фельдмана. Наверное, Хелин мысленно снова переживает те драматические часы, от которых ее теперь отделяли пятьдесят пять лет. Мэй и Беатрис время от времени обменивались колкостями. По сути, жизнь здесь вовсе не такая идиллическая, как ей могло показаться на первый взгляд.
К полуночи почти все спиртное было выпито, и Беатрис предложила Мэй и Кевину остаться на ночлег. Мэй тотчас отказалась, сказав, что привыкла спать в своей постели и в привычной обстановке.
— Но ты оставайся, Кевин, — но и он отказался от предложения.
— Нет, нет, мне надо домой, — поспешно сказал он.
«Он сильно сдал, — подумала Франка, — у него даже ввалились щеки».
Он был теперь не так ухожен, как прежде, не такой стильный. Он давно не стригся, от него пахло потом. Ему было плохо, но было непонятно, идет ли речь о душевных страданиях, или о физическом недуге. Он не выказывал ни малейшего желания рассказывать о том, что с ним происходит, но вместо этого торопливо попрощался.
— Его может остановить полиция, а он, ко всему прочему, потерял права, — с тревогой в голосе сказала Беатрис. — Такого легкомыслия я никогда раньше за ним не замечала. К тому же он сильно нервничает. Хотелось бы мне знать, чем он теперь занят.
На следующий день все спали допоздна. В доме было еще тихо, когда проснулась Франка. Она прищурилась от яркого солнца, села и едва не вскрикнула от боли. Голова раскалывалась, глаза горели.
— О, господи, — пробормотала она вслух, — сколько же я вчера выпила?
Она осторожно встала с постели, дотащилась до окна и выглянула на улицу. Майский день открылся ей в своем солнечном сиянии, свежести и прозрачности. Вдали сверкало и искрилось море. У горизонта над водой висела привычная утренняя дымка, но и она почти растаяла.
«Какой чудесный день», — подумалось ей.
Она надела халат, и, как можно тише ступая на цыпочках, спустилась вниз. Во рту страшно пересохло, и очень хотелось пить.
На столе стояли неубранные со вчерашнего вечера стаканы и тарелки. В большом кувшине малиново пламенел крюшон. Франка заковыляла в кухню. Каждый шаг отдавался в голове болезненным толчком.
«Хотелось бы мне знать, где здесь аспирин», — подумала она.
Она стояла, опершись на раковину, и мелкими глотками пила воду, когда на улице раздались чьи-то шаги. Кто-то шел к дому. Через секунду в кухонном окне показалось лицо Кевина, стоявшего у входа на веранду. Франка так испугалась, что едва не выронила стакан.
— Господи, это же всего лишь Кевин, — сказала она себе вслух и открыла ему дверь.
Он тотчас вошел, очевидно, испытывая большое облегчение от того, что встретил в доме уже проснувшегося человека.
— Ах, Франка, как приятно вас видеть, — сказал он. — Я понимаю, что еще очень рано, но….
Он не закончил предложение, так как и сам не мог объяснить, какая причина вытолкнула его в такую рань из постели. Если он, вообще, в ней был. Глядя на него, Франка сильно в этом сомневалась. Кевин выглядел так, словно всю ночь не смыкал глаз и даже не ложился.
— Я хотел спросить, нет ли у вас желания прийти сегодня вечером ко мне, — торопливо заговорил он, — я имею в виду всех — вас, Хелин и Беатрис. Сегодня день смерти мужа Хелин, и ей всегда тяжело в этот день. Я что-нибудь приготовлю, и мы сможем немного отвлечь ее от мрачных мыслей.
— О, это превосходная идея, — удивленно ответила Франка. — Я с удовольствием приду. Хелин и Беатрис еще спят, но думаю, что и они будут очень рады.
— Ну так, может быть, вы мне позвоните, когда все будет ясно, — Кевин нерешительно переминался с ноги на ногу. Было видно, что он сильно нервничает и очень напряжен. Его явно расстроило, что он не встретил ни Хелин, ни Беатрис, но на это он едва ли мог рассчитывать в такой ранний час.
— Вы действительно думаете, что они согласятся? — спросил Кевин.
Казалось, что от этого решения для него зависело очень многое. Франка смотрела на его бледное лицо и думала: неужели одни только денежные проблемы могли лишить этого человека сна и покоя?
— Не вижу здесь никакой проблемы, — дружелюбно ответила Франка. — Я, во всяком случае, приду.
— Отлично, значит, договорились? Я жду вас у себя в семь часов, — сказал Кевин. Он устало отбросил со лба прядь волос, и Франка заметила, что лицо его покрыто пленкой пота.
— Вы себя плохо чувствуете? — спросила она. — Вы ужасно выглядите. Не хотите кофе?
— У вас нет коньяка? — неожиданно спросил он.
Франка, смутившись, принесла из столовой бутылку и стакан. Кевин одним глотком опрокинул стакан, еще раз напомнил Франке время визита и попрощался.
Франка заварила себе крепкий кофе, еще раз безуспешно поискала аспирин, и, взяв книгу, вернулась в гостиную. Тяжесть в голове и недосыпание сделали свое дело.
Несмотря на выпитый кофе, Франка уснула, сидя в кресле.
Алан сидел за столом, завтракал и читал «Таймс», и в отчаянии спрашивал себя, почему так часто приходится ему дважды прочитывать один и тот же абзац, чтобы понять его содержание. Почему он не может сосредоточиться? На столе был апельсиновый сок, чай, яйца всмятку, обжаренный хлеб, разные сорта мармелада, сыр и пара ломтиков лосося. Алан прилагал все мыслимые усилия, чтобы на столе было все, что любила Майя. Это был настоящий воскресный завтрак — но он приготовил его в понедельник. В восемь часов он позвонил секретарше и сказал, что не придет сегодня в контору.
— Но… у вас назначены встречи… — в ужасе залепетала она, но Алан перебил ее: — Отмените все. Я приду завтра утром, — и положил трубку.
