— И то правда, — ответил Старик Байрон. — Да и ты, Лютер. Ни в жисть бы не подумал, что тебя тут повстречаю. У нас пошел слушок, что…
Старик Байрон подозрительно зыркнул в толпу.
— Какой слушок? — спросил Лютер.
Старик Байрон наклонился к нему поближе:
— Что ты помер, сынок.
Лютер дернул головой, приглашая его двинуться по улице, и Старик Байрон пошел рядом с ним; они направились к Сколли-сквер, прочь от дома Жидро. Брели они медленно: толпа с каждой минутой густела.
— Ничего я не помер, — возразил Лютер. — Просто в Бостоне.
Старик Байрон спросил:
— А что это все на улицу высыпали?
— Полиция не вышла на службу.
— Типун тебе на язык.
— Так и есть, — заверил его Лютер.
— Читал я, что это, мол, возможно, — отозвался Байрон, — но я бы такому ни в жисть не поверил. Для наших это паршиво обернется, как по-твоему, Лютер?
Лютер покачал головой:
— Вряд ли. Тут, вообще-то, не особо линчуют, но ежели кто забудет посадить пса на цепь — кто ж его знает, что может случиться. А тебя как сюда занесло, Байрон?
— Из-за брата, — ответил тот. — Рак у него. Живьем его сжирает.
Лютер глянул на Байрона, увидел, как беднягу согнула эта тяжесть.
— Может, выкарабкается?
Старик Байрон покачал головой:
— Он у него в костях.
— Сочувствую.
— Спасибо, сынок.
— Он в больнице?
Старик Байрон опять покачал головой:
— Дома. — Ткнул большим пальцем налево: — В Вест-Энде.
— И другой родни нету, кроме тебя?
— Сестра есть. В Тексаркане. Дряхлая она слишком, чтоб ездить.
Лютер не знал, что тут еще сказать, так что просто повторил: «Сочувствую», и Старик Байрон пожал плечами.
— Что тут поделаешь, так ведь?
Слева от них кто-то завопил, и Лютер увидел женщину с окровавленным лицом: какой-то мужик сорвал у нее с шеи бусы и припустил к парку. В толпе хохотали. Паренек залез на фонарный столб, вытащил из-за пояса молоток и расколотил фонарь.
— Кругом бандюги, — заметил Байрон.
— Точно.
Лютер подумал повернуть назад, но не увидел ни единого просвета в толпе, только плечи и головы. Движущаяся стена напирала на них, толкала вперед. Лютеру совестно было, что он втравил в это Байрона, что он, пусть и на секунду, заподозрил: тот не просто старый носильщик, который вот-вот потеряет брата. Он встал на цыпочки, вытянул шею, высматривая, не найдется ли для них пути к отступлению, и увидел, что впереди, совсем рядом, на углу Сити-Холл-авеню, какие-то типы пуляют камнями в витрину сигарного магазина «Вождь краснокожих». Витрина разбилась, длинные стеклянные зубья какое-то время повисели, поскрипывая на влажном ветерке, и потом обрушились.
Осколок отскочил в глаз какому-то коротышке, и тот только и успел, что вскинуть руку, прежде чем толпа повалила его и протопала по нему в лавку. Рядом разбили еще одну витрину, в пекарне. Буханки и кексы полетели над головами, стали падать в толпу.
Старик Байрон, казалось, перепугался. Лютер обнял его за плечи и постарался успокоить.
— А как твоего брата зовут?
Старик Байрон наклонил голову набок, точно не понял вопроса.
— Я спрашиваю, как?..
— Карнелл. Ну да… — Он неуверенно улыбнулся Лютеру. — Карнелл его зовут.
Лютер улыбнулся в ответ. Он не снимал руки с плеча Байрона, хотя опасался ножа или пистолета: теперь он знал, что у Старика что-то такое при себе имеется. «Ну да» — вот на чем тот прокололся. Байрон сказал это, словно подтверждая правильность своего ответа, ответа на экзамене, к которому он слишком уж старательно подготовился.
Разлетелась еще одна витрина, теперь — справа от них. Потом еще одна. Белый толстяк отпихнул их, протискиваясь к шляпному магазину «Кролик Питер». Витрины сыпались и сыпались: «Мужская одежда» Сэла Майера, «Обувь» Льюиса, лавка Принстонской одежной компании, «Ткани» Дрейка. Стекло сверкало, хрустело под ногами, брызгало в воздух. Прямо перед ними солдат обрушил ножку стула, уже и без того темную от крови, на голову моряка.
Лютер снял руку с плеча Старика Байрона.
— А кем он работает, твой Корнелл?
— Лютер, надо бы уносить отсюда ноги.
— Чем твой Корнелл занимается? — снова спросил Лютер.
— Мясо фасует, — ответил Байрон.
— Стало быть, Корнелл — фасовщик мяса.
— Да-да. — Байрон уже кричал. — Лютер, нам бы вылезти из этой заварухи.
— Ты вроде говорил, его зовут
Старик Байрон открыл рот, но ничего не сказал. Безнадежно, беспомощно посмотрел на Лютера, губы его чуть шевелились.
Лютер покачал головой.
— Старик Байрон, — проговорил он. — Эх ты, Старик Байрон.
— Я что, я все объясню. — Байрон изобразил на лице печальную улыбку.
Лютер кивнул, словно готовясь выслушать объяснение, и резко толкнул его вправо, развернулся, проскользнул между двумя белыми мужиками. Кто-то начал палить в воздух; отлетевшая пуля поранила руку парню рядом с Лютером, брызнула кровь, парень заорал. Лютер добрался до противоположного тротуара, чуть не грохнулся, поскользнувшись на осколках, удержался на ногах и рискнул поглядеть, как там на той стороне улицы. Старик Байрон стоял, прижавщись спиной к кирпичной стене; зыркая по сторонам глазами, в то время как какой-то тип выволакивал из витрины мясника свиную тушу, цеплявшуюся брюхом за острия разбитого стекла. Тип стащил тушу на тротуар, где на него накинулись трое и колотили его до тех пор, пока не загнали обратно в витрину. Они подняли окровавленную свинью над головами и потащили по Тремонт-стрит.
«Карнелл». Ни хрена ж себе.
Лютер осторожно ступал по осколкам, пытаясь держаться края толпы, но его опять затолкали в середину. Теперь это уже было не просто скопище людей, а живой, мыслящий улей, который управлял своими пчелами, заботясь о том, чтоб все они были раздраженные, взбудораженные и голодные. Лютер надвинул шляпу на лоб и пригнул голову.
Десятки людей, все изрезанные стеклом, вдруг застонали и заголосили. От вида крови, от этих воющих звуков улей еще больше возбудился. У кого-то сорвали с головы соломенную шляпу, мужики колошматили друг друга, сражаясь за краденую обувь, буханки, пиджаки от костюмов. Группки солдат и матросов блуждали в толпе, задирая друг друга и то и дело затевая потасовки.
Лютер увидел женщину, которую несколько мужиков затолкали в дверной проем. Он слышал ее крики, но не мог к ней пробиться: между ним и ею двигалась монолитная стена из плечей, голов, торсов, словно ряд грузовых фур на скотном дворе. Он снова услыхал, как она закричала, а мужики загоготали. Он
