— Тогда иди в полицию.
Я кивнул, как будто соглашаясь со столь здравой мыслью.
— И выступить в суде свидетелем против русской мафии. — Я почесал подбородок. — К тому времени, когда моя дочь сможет, ничего не опасаясь, отказаться от программы защиты свидетелей, ей исполнится пятьдесят, мать вашу, пять лет. — Я посмотрел на Кенни. — В полицию никто не пойдет.
— Верни мне сигареты, а? — попросила Хелен. — Пожалуйста.
— Собираешься у меня в тачке курить?
— Я дверь открою.
Я швырнул ей на сиденье пачку сигарет.
— Короче, — сказал Кенни. — Что мы имеем на данный момент?
— Как я уже говорил, мы должны с ними обменяться. И чем дольше вы будете канифолить мне мозги по поводу того, что у них увела Аманда, тем больше шансов, что к пятнице если нам и вернут Софи, то по частям.
— Мы же тебе сказали, — проговорил Кенни. — Аманда сперла у них…
— Цацку какую-то она у них сперла, — закончила за него Хелен. Она широко распахнула заднюю дверь, выставила одну ногу на землю и прикурила сигарету. Выдохнула облако дыма и посмотрела на меня красноречивым взглядом, без слов говорившим: ну что, доволен?
— Цацку, значит?
Она кивнула. Кенни закрыл глаза и откинулся затылком на подголовник сиденья.
— Ага. Не спрашивай, на что она похожа и как Аманда ее увела. Вроде бы это что-то типа распятия.
— Да никакое это не распятие, — сказал Кенни. — Во всяком случае, они называют его крестом. — Он пожал плечами. — Больше мы ничего не знаем.
— И вы понятия не имеете, как этот крест оказался у Аманды?
Оба покачали головой и хором сказали:
— Нет.
— То есть вы не имеете ни малейшего представления, как Аманда смогла дотянуться своими ручонками до этого креста и вообще как могло получиться, что она терлась с русской мафией? И пытаетесь убедить меня, что это правда?
— Мы за нее не отвечаем, — сказала Хелен.
— Что?
— Мы в дела Аманды не лезем. Она сама решает, что ей делать. Мы уважаем ее самостоятельность.
Какое-то время я смотрел в окно.
Пауза тянулась долго, но потом Хелен спросила:
— О чем ты думаешь?
Я обернулся и посмотрел на нее:
— Я думаю о том, что меня никогда в жизни не тянуло ударить женщину, но ты заставляешь меня пересмотреть свои взгляды. Кажется, я начинаю понимать Айка Тёрнера.
Она щелчком выбросила окурок на парковку.
— Подумаешь. Не ты первый мне это говоришь…
— Где? Она? Сейчас?
— Мы. Не. Знаем. — Хелен уставилась на меня, выпучив глаза и став похожей на двенадцатилетнего ребенка. С точки зрения эмоционального развития она недалеко от него ушла.
— Брешешь.
— Слушай, — вступил Кенни. — Я научил Аманду клепать фальшивые документы. Настолько безупречные, что с ними ее могли бы взять на работу в ЦРУ. Она наверняка втихомолку сделала себе пару- тройку удостоверений личности и сейчас с успехом ими пользуется. Можешь быть уверен, у нее такая карточка социального страхования и свидетельство о рождении, что комар носу не подточит. А с такими документами идеальную десятилетнюю кредитную историю можно создать часа за четыре. А после этого? Блин, да вся страна для тебя — один большой банкомат.
— Ты сказал Ефиму, что вы уже напали на ее след.
— Я этому отморозку что угодно сказал бы, лишь бы он убрался из моей кухни.
— Значит, ни на какой след вы не напали?
Он покачал головой.
Я взглянул на Хелен в зеркале заднего вида. Она тоже замотала головой.
Мы снова погрузились в молчание.
— Тогда какая мне от вас польза? — спросил я и завел джип. — Выметайтесь.
Мы договорились встретиться за кружкой пива с Майком Колеттом — моим приятелем, владельцем транспортной компании. Он нанял меня, чтобы выяснить, кто из его служащих приворовывает; я нашел ответ на этот вопрос и знал, что он ему не понравится. Можно было бы отменить встречу — при воспоминании о восьми пулях, летящих в мою сторону, у меня все еще слегка тряслись руки, — но мы назначили друг другу свидание в Западном Роксбери, а я сейчас был как раз в той части города, поэтому позвонил Майку и сказал, что скоро буду.
Майк сидел за столиком возле окна. Я вошел в ресторан «Уэст» на Сентер-стрит. Едва завидев меня, он замахал мне руками, хотя в зале было пусто и просмотреть его я никак не мог. Со времени нашего знакомства в Массачусетском университете он ни капли не изменился. Все такой же честный, надежный, глубоко порядочный. Я еще не встречал ни одного человека, которому Майк не понравился бы. В нашей компании бытовало такое мнение: если у тебя трения с Майком, это ничего не говорит о Майке, зато очень много — о тебе.
Невысокого роста, с коротко стриженными черными вьющимися волосами, он обладал таким рукопожатием, от которого кости хрустели по всему телу. В чем я в очередной раз убедился, подойдя к столу. Слишком занятый своими мыслями, я не успел к нему подготовиться. Чуть не рухнув на колени, я затряс запястьем, почти убежденный, что теперь неделю не смогу шевельнуть рукой.
Он ткнул пальцем в кружку пива на столе:
— Для тебя заказал.
— Спасибо, брат.
— Еще что-нибудь будешь? В смысле поесть?
— Нет, ничего не буду.
— Уверен? Что-то ты хреновато выглядишь.
Я отпил пива.
— Пришлось тут столкнуться с русскими.
Он вытаращил глаза и глотнул из запотевшей кружки.
— В транспортном бизнесе они хуже чумы. Не все русские, конечно, а Кирилл Борзаков с братвой. Вот от них точно лучше держаться подальше.
— Поздно.
— Серьезно?
Он поставил кружку на картонную подставку.
— Ты что, перешел дорогу ребятам Борзакова?
— Ага.
— Кирилл — не просто бандит. Это напрочь отмороженный бандит. Слышал, его опять арестовали за вождение в пьяном виде?
— На прошлой неделе.
— Вчера
Майк придвинул ко мне сложенную газету «Геральд».
— Этот арест круче всех предыдущих.
Я открыл газету на шестой странице и нашел заголовок «Борзаков по прозвищу Мясник в ярости». Текст заметки гласил:
