командовал войсками в Ливане, а вернувшись домой, неожиданно уволился в запас. Взял и бросил все в возрасте тридцати шести лет и в звании подполковника, по причинам, оставшимся загадкой. В Бостоне судьба свела его с друзьями семьи — из тех, чьи предки некогда вырезали свои имена на досках «Мэйфлауэра», — и они сказали, что для него может найтись место в фирме, о которой в их кругах вообще говорить не принято — до тех пор, пока дела идут нормально.
Двадцать пять лет спустя Дент стал в фирме полноправным партнером. Он обзавелся белым, колониального стиля особняком в Довере и летней резиденцией в Виньярд-Хэвене. У него была красавица-жена, похожий на него как две капли воды сын, две красавицы-дочери и четверо внуков, выглядевших так, словно после школы они позируют для рекламы «Аберкромби». Никто не знал, что заставило его когда-то оставить службу, но это что-то до сих пор занозой сидело в нем. При всем обаянии этого человека в его обществе каждый невольно напрягался, словно чувствуя, что ему и самому с собой неуютно.
— Входи, Патрик, — сказал он после того, как секретарь проводил меня к его двери.
Я вошел, пожал ему руку. За его правым плечом высилось здание Бостонской таможни, а из-под левого локтя протянулась полоса международного аэропорта Логан.
— Присаживайся, присаживайся.
Я так и поступил, а Джереми Дент откинулся в кресле и с минуту созерцал панораму города, открывавшуюся из окон углового офиса.
— Лейтон и Сьюзан Трескотт позвонили мне вчера вечером. Сказали, что ты решил ситуацию с Брэндоном. Провел его, вынудил проколоться.
— Нетрудно было, — кивнул я.
Словно решив отметить это тостом, он поднял стакан и отпил воды.
— Они сказали мне, что подумывают отправить его в Европу.
— Служба надзора над условно осужденными будет в полном восторге.
Он поднял брови, глядя на собственное отражение.
— Я сказал то же самое. А ведь мать у него судья. Сильно удивилась. Господи, вот они, детки. Способов испортить ребенка — миллион, а воспитать правильно — дай бог, если штуки три наберется. Конечно, все от матери зависит. Лично я, как отец, всегда считал, что лучше ни во что не лезть и надеяться, что все как-нибудь само образуется.
Он допил воду, снял ноги с краешка стола.
— Не желаешь соку? Или еще чего-нибудь в этом роде? Кофе мне больше нельзя.
— С удовольствием.
Он подошел к бару под плоским телеэкраном, достал бутылку клюквенного сока, вынул лед. Принес два стакана, звякнул одним о другой, и мы дружно отпили клюквенного сока из тяжелого уотерфордского хрусталя. Затем задница его вернулась в кресло, ноги — на краешек стола, а взор — к городу.
— Ты, наверное, интересуешься, каков твой статус в нашей компании.
Я слегка приподнял брови, надеясь, что это продемонстрирует ему: ну да, я заинтересован, но давить не хочу.
— Ты отлично для нас поработал, и я помню, что обещал подумать о том, чтобы после завершения дела Трескоттов взять тебя в штат.
— Помню такое, да.
Он улыбнулся, снова отпил соку.
— Ты полагаешь, дело завершено?
— С Брэндоном Трескоттом?
Он кивнул.
— Полагаю, да. Насколько в этой ситуации вообще можно надеяться на успешное завершение. Я имею в виду, что моей задачей было вынудить его проколоться и продемонстрировать свое богатство до того, как до него под видом стриптизерши доберется какая-нибудь журналистка из таблоида. Думаю, Трескотты уже начали перепрятывать свои активы.
Он хохотнул:
— Начали вчера, часов в пять вечера.
— Значит, все хорошо. По-моему, я справился.
Он кивнул:
— Так и есть. Ты сэкономил им кучу денег и показал нас в хорошем свете.
Я выждал — сейчас появится «но».
— Но, — сказал он, — Брэндон Трескотт сказал родителям, что ты угрожал ему. И к тому же оскорбил его. На его же собственной кухне.
— Назвал его идиотом, если правильно помню.
Он взял со стола листок бумаги:
— И кретином. И придурком. И шутил на тему того, что он отправляет людей в кому.
— Он ту девчонку в больницу отправил, — сказал я. — Пожизненно.
Дент пожал плечами:
— Нам платят не за то, чтобы мы беспокоились о ней или ее семье. Нам платят за то, чтобы мы не допустили, чтобы
— Я об этом и не говорю.
— Ты только что сказал, я цитирую: «Он ту девчонку в больницу отправил».
— И никакого зла на него я за это не держу. Как вы и сказали — это работа. И я ее выполнил.
— Но ты оскорбил его, Патрик.
Я повторил каждое слово:
— Я. Оскорбил. Его.
— Ага. А его родители — те люди, благодаря которым мы пока еще при деле.
Я поставил стакан на стол.
— Я подтвердил им то, что все и так знали, — что их сын, научно выражаясь, идиот редкого калибра. Я выдал им всю информацию, необходимую для того, чтобы они и дальше могли защищать его от самого себя и чтобы родители парализованной девчонки не наложили лап на его машину за двести тысяч долларов.
На секунду глаза его раскрылись.
— Это столько она стоит? «Астон-мартин»?
Я кивнул.
— Двести тысяч, — присвистнул он. — За британскую машину.
Какое-то время мы сидели в тишине. Сок я оставил там, где он и был, и наконец сказал:
— Значит, никакой постоянной работы, так?
— Так. — Он медленно качнул головой. — Патрик, ты пока что не понимаешь местной культуры. Ты отличный сыщик, но тот факт, что ты постоянно ищешь повода для драки…
— Да о какой драке речь?
— О какой драке? — Он усмехнулся и отсалютовал стаканом. — Ты думаешь, что носишь красивый костюм, а я вижу только классовую ненависть, в которую ты закутан. И клиенты наши тоже ее видят. Как ты думаешь, почему ты до сих пор не познакомился с Большим Д.?
«Большим Д.» в компании звали Моргана Дюхамела, семидесятилетнего главу компании. Он был последним из Дюхамелов — у него было четыре дочери, но все они вышли замуж и носили фамилии своих мужей. Зато он пережил Стэндифордов — последнего из них здесь видели в середине пятидесятых. Офис Моргана Дюхамела, как и офисы нескольких других старших партнеров, находился в первой штаб-квартире «Дюхамел-Стэндифорд» — малозаметном, шоколадного цвета особняке на Экорн-стрит, у подножия холма Бикон-хилл. Потомственная клиентура со своими проблемами ездила туда; их дети и нувориши направлялись в Интернешнл Плейс.
— Я всегда полагал, что Большой Д. не особо интересуется внештатниками.
Дент покачал головой:
— У него энциклопедические познания об этой фирме. Все сотрудники, их супруги и родня. И все
