удовольствием примет друзей Евгения Ивановича. Тем более что среди них будет князь Михаил Орлов, с которым Наташа была очень дружна в детстве.
— Тот самый Миша? – оживившись, негромко спросила я у Натали.
— Тот самый, - многозначительно кивнула она, - мой князь Миша.
Судя по тому, как поблескивали ее глаза, брат Китти Явлонской уже был позабыт, уступив место первой влюбленности. Мне и самой было чрезвычайно любопытно увидеть воочию этого Мишу.
— И теперь он действительно князь, - громко сказала Людмила Петровна, сидевшая рядом с нами и, по-видимому, слышавшая разговор, - отец мальчика скончался полгода назад… - она вздохнула, но больше притворно. – А ведь когда-то Максим Петрович с Александром Трофимовичем, батюшкой Миши, так надеялись поплясать на свадьбе Миши и Наташеньки.
Натали залилась краской, но Людмила Петровна этого ровно не замечала. Заговорил Вася, желая скрасить неловкость:
— Это было много лет назад, Людмила Петровна. Мой отец, верно, уже и позабыл о том уговоре. Да и Наташа с Михаилом Александровичем выросли и в праве сами решать свою судьбу.
Натали благодарно улыбнулась ему.
Людмила же Петровна только ухмыльнулась, громко отхлебывая чай.
В целом завтрак проходил очень даже в теплой обстановке – почти как в нормальной семье. Подали сегодня овсяную кашу, очень вкусную, которую Натали с аппетитом съела, поблагодарив мачеху.
Овсянку съела даже Людмила Петровна, заметив, впрочем, что соли можно было бы положить и поменьше. А потом она произнесла фразу, которую я пыталась осмыслить еще долго: «Недосол на столе, пересол на спине» - все-таки логику русского человека очень трудно понять.
Испытывая, видимо, неловкость за тетку, Вася поспешил тогда перевести разговор:
— А много еще гостей ожидается, помимо князя Орлова? - обратился он к Ильицкому, - все же отец очень слаб и большую компанию едва ли вытерпит.
— Кроме князя будет только один мой приятель, - отозвался Ильицкий, - и уверяю вас, Василий Максимович, задержатся они ненадолго – пусть вас это не беспокоит.
— И он тоже офицер? – с воодушевлением уточнила Натали.
— Тоже. - Мне показалось, что Евгений Иванович подтвердил это с какой-то неохотой. – Кроме того, он еще и врач – военный врач. Речь об Андрее Миллере, Наташа, он довольно часто навещал этот дом, пока ты училась в Петербурге.
— Какие любопытные у тебя друзья, Женечка, - изумилась невольно она, - никогда бы не подумала…
— А в какой военной академии вы учились, Евгений Иванович? – спросила я.
— В Николаевской, - коротко пояснил он.
— В академии Генштаба?!
Николаевская академия Генерального штаба это самое престижное в России военное учебное заведение. Высшие военные чины, насколько я знала, все сплошь ее выпускники – кто-то из них уже прославился на полях сражений, как полководцы, но большинство так и осталось при Генеральном штабе в Петербурге, где сытно, тепло и не стреляют.
Я хотела, было, выразить свое восхищение, так как знала, что вступительные экзамены в эту академию очень сложные и выдерживают их только лучшие из лучших. Но быстро одумалась: очевидно же, что Ильицкий попал туда благодаря связям и деньгам своего дядюшки, так что ничего удивительного. Вслух я удивилась другому.
— Странно… - оборонила я. – Дело в том, что Смольный на каждый весенний бал принимает курсантов Николаевской академии уже много лет, и перед каждым балом мы, смолянки, готовим для них какой-нибудь la surprise. В этом году мы вышивали огромное панно с именами всех выпускников академии. Помнишь, Натали, ты еще увидела в списке фамилию князя и уговорила меня и наших подруг взяться именно за его год выпуска – семьдесят девятый, кажется? Это была очень кропотливая работа, и фамилий было много. Но… быть может, я просто запамятовала, но имени Евгений Ильицкий там не было.
Вообще-то я не могла забыть: память у меня отличная – что есть, то есть. Я хорошо помню, что среди имен была фамилия Миллер, но Ильицкого не было точно. Что-то здесь не так…
Я вовсе не хотела сказать, что он лжет насчет обучения, и была уверена, что есть какое-то разумное объяснение. И даже сама подсказала ответ:
— Наверное, вы были не однокурсником князя Орлова, а выпустились годом раньше или позже?
За столом же висело несколько тревожное молчание – все смотрели на Ильицкого. И тот, в конце концов, ответил:
— Видимо, моей фамилии не было в том списке потому, Лидия Гавриловна, что я не являюсь выпускником академии. Бросил ее на следующий год после поступления. Я удовлетворил ваше любопытство?
— Вполне, - я поспешно отвела взгляд. – Простите, что затронула эту тему, должно быть, это неприятно вам.
И начала молча есть кашу. Теперь я чувствовала себя ужасно неловко – кажется, на меня с укоризной смотрели все, включая Натали. Ведь я поставила Евгения Ивановича в крайне неприятное положение, показав его человеком необязательным и легкодумным, который может вот так запросто бросить учебу, не посмотрев, что его родственники задействовали множество связей, чтобы пристроить его в такое элитное заведение.
Конечно, у Ильицкого могли быть вполне уважительные причины для такого поступка – например, он участвовал в дуэли за честь прекрасной дамы, за что и был выгнан, или же еще что-то столь же трогательное. Да только эти причины уже не могли повлиять на то, что мое мнение об Ильицком – и так, увы, невысокое – стало еще менее уважительным.
Матушка его все это время возмущенно пыхтела и вдруг заговорила, желая вступиться за любимого сына:
— Так ведь Женечка не просто бросил…
— Мама, передайте молочник, будьте так добры! – перебивая ее на полуслове, попросил Ильицкий.
А ведь ему эта тема действительно неприятна, - заметила я. – Но попытаться хоть что-то объяснить мне он даже не желает: видимо, думает, что слишком много чести для меня.
Я дотянулась до молочника вперед его матери и с любезной улыбкой подала его Ильицкому:
— Возьмите, Евгений Иванович.
— Спасибо, Лидия Гавриловна.
Мы улыбнулись друг другу, и мне даже показалось, что инцидент исчерпан. Однако чуть позже, когда, уже покинув столовую, я поняла, что оставила на спинке стула свою шаль и вернулась за ней, я невольно услышала разговор, который убедил меня в обратном.
— Ну, Наташка и удружила, привезя сюда эту французскую дрянь… - услышала я голос тетушки Натали и невольно застыла, не дойдя до дверей в столовую. А та продолжала взволнованно: – но не волнуйся, сыночек, я сегодня же поговорю с Максимом Петровичем, и ее вышвырнут отсюда к чертовой бабушке, где ей и место!
— Не надо, мама, - мне показалось, что Ильицкий усмехнулся. – Не забивайте себе голову, я уверяю вас, что эта французская дрянь сама очень скоро пожалеет, что приехала сюда.
Надо было, конечно, еще уточнить в словаре, что означает слово «дрянь», но мне показалось в этот момент, что у меня впервые в жизни появился враг.
Глава XIII
Забавно, но прошло и часа после подслушанного мною разговора, когда нас с Натали, прогуливающихся по парку, разыскала горничная и сообщила, что меня желает видеть Максим Петрович.
